Мисс Исландия - читать онлайн книгу. Автор: Аудур Ава Олафсдоттир cтр.№ 19

—Маме было сорок восемь лет, когда она умерла,— говорю я поэту.

Только музыка подчиняет смерть, сказал тогда папа и закрылся, чтобы сделать запись о погоде.

—А ты знала, Гекла,— спрашивает папа, закрывая дневник,— что Йонас Халльгримссон придумал исландские слова «космос» и «плоскогорная долина»?

Поэт обнимает меня.

—Раз появилась подруга, нужны занавески.

Утренний эфир 8:00.

Полуденный эфир 12:00. «На свободной вахте», передача для моряков.

Послеполуденный эфир 15:00.

Объявления 18:50.

Прогноз погоды 19:20.

Новости 19:30.

20:00: «Стенька Разин», симфоническая поэма Александра Глазунова, соч. 13, исполняет Государственный академический симфонический оркестр из Москвы.

22:00: новости и прогноз погоды

Поэту нужно идти в библиотеку после обеда, и он может поспать. Тем не менее он проснулся, лежит и наблюдает, как я одеваюсь в темноте. Перед тем как я ухожу, он застегивает мне пуговицы на пальто, словно я маленький ребенок.

Мужчина заботится обо мне.

К середине утра наконец бледно розовым полотном забрезжил рассвет.

После работы иду к Йону Джону и Одину, у которых храню печатную машинку, и пишу. Поэт тем временем встречается с собратьями по перу в «Мокко» или каком-либо другом кафе или баре, где обычно собираются поэты. Иногда он ходит на собрания Союза социалистической молодежи. Когда он возвращается домой, я тотчас откладываю книгу, и мы идем прямиком в кровать.

Перед тем как заснуть, смотрю на цвет неба.

—Моя девушка хочет знать, какая будет погода?— спрашивает поэт.

Прошу папу прислать одеяло, которое мне подарили на конфирмацию. Я добавил в него полкило утиного пуха, пишет он в письме, вложенном в посылку.

—Каждая ночь с тобой такая большая,— говорит поэт.

Бессмертие

Воскресенье, мне нужно идти писать.

Поэт лежит на кровати, прикрывшись газетой социалистической партии.

—В стране установился дикий, необузданный капитализм, когда спекулянты грабят народ и мерило всего — прибыль.

Он встает и возбужденно размахивает руками, словно оратор на трибуне.

—Не прошло и девятнадцати лет, как Исландия обрела независимость, и на смену датским королям и торговцам-монополистам пришли оптовые торговцы. Они воздвигают себе торговые дворцы на прибыль от датских праздничных тортов.

Говорю поэту, что иду в гости к Йону Джону.

—Но ты была у него вчера и позавчера.

—Я шью нам занавески.

Он удивлен.

—У него есть швейная машинка?

—Да.

Он смотрит перед собой.

—Мне немного странно, что моя девушка дружит с мужчиной. Что каждый день после работы она ходит к нему в гости. И на выходных.

Он стоит у окна. В стекло бьет сильный град.

—Если бы я не знал, что девочки его совсем не интересуют, меня бы волновало, почему ты так часто с ним зависаешь.

Он делает круг по комнате.

—Вот узнал, что вчера вы с ним ходили на художественную выставку.

—Да, ходили на выставку. А кто тебе рассказал?

—Торарин Драгфьорд. Он один из нас, поэтов «Мокко». Читал по радио рассказ.

—Да, мы с ним здоровались. Он, кстати, говорил о тебе.

—Правда?

—Сказал, что у тебя большие способности, что будешь знаменит.

—Так и сказал?

—Да.

Поэт улыбается.

—То же самое я на днях говорила ему. Что у него большие способности, что будет знаменит.

Поэт явно растроган и уже забыл о моем друге-моряке.

Он садится за стол, набивает трубку, закуривает, затем встает, подходит к окну и вглядывается в метель. Развернувшись, идет к кровати.

—А не поспать ли нам, пока ты не ушла? Потом радиоистория после ужина.

—Разве ты не собираешься на встречу с поэтами?

—Сегодня вечером нет. Думал поухаживать за своей девушкой.

Поэт обнимает меня.

—Мне пришло в голову, что мы бы могли в выходные сходить на танцы. Потанцевать. Как влюбленные парочки.

Выпустив меня из своих объятий, он идет искать пластинку Прокофьева.

Занавески номер один

Пока мой моряк шьет для нас с поэтом занавески, я сижу на кровати и печатаю на машинке, стоящей на ночном столике. Все происходит синхронно. Когда я заканчиваю главу, друг протягивает мне сложенные занавески. Он сам вызвался купить ткань. Выбрал оранжевую с фиолетовыми ромбами и ажурным кружевом снизу. Он ставит швейную машинку в шкаф и освобождает для меня письменный стол.

Я улыбаюсь ему и вставляю в каретку новый лист.

Он стоит у меня за спиной и следит, как я пишу.

—А я есть в этой истории?

—Ты одновременно в ней и не в ней.

—Я не принадлежу ни к одной группе, Гекла. Насчет меня забыли распорядиться.

Он садится на диван, я встаю и сажусь рядом.

—Удели мне главу в романе, чтобы моя жизнь получила смысл. Напиши о мальчике, который любит мальчиков.

—Напишу.

—И не терпит насилия.

Я киваю.

—Какое разноцветье,— говорит поэт, когда я вешаю занавески.— Как фиолетовая гора на закате.

Он выключает свет.

—Мне нет дела до твоих визитов к этому гею,— добавляет он.

—Ты знаешь, Гекла, что печатную машинку изобретали пятьдесят два раза?— спросил мой моряк, глядя, как я пишу.

Занавески номер два

Подруга развесила на веревке пеленки на морозе, и они смерзлись. Я собираю их вместе с прищепками и вношу в дом.

Она благодарит меня и говорит, что совсем забыла про белье.

—Помнишь, я рассказывала о соседке, которая не спит по ночам и, стоя у кухонного окна, смотрит в мою сторону?

—Помню.

—Прошло три месяца, а занавески в окнах у нее так и не появились. Я столкнулась с ней вчера в рыбном магазине, она стояла за мной и ждала, пока продавец, пристально глядя на меня, заворачивал мне рыбу. И тогда я подумала: женщины из других домов, которые, как и я, одни сидят с детьми, захотели бы по очереди варить пикшу и расходиться по домам с готовым ужином к приходу мужей. Наверное, я приглашу соседку на кофе и рождественский пирог. Не считая тебя, она будет первой, кого я приглашу в гости после того, как мы сюда переехали. Когда появится живот, продавец перестанет на меня смотреть. Они не смотрят на женщин в пальто для беременных.