Флот судного дня - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тюрин cтр.№ 46

Нередко возникало ощущение удушья, а попутно паническое желание поскорее всплыть, так сказать, покинуть мрак глубины. Но Ка учился справляться с этим, к его услугам и внутренний капитан на ходовом мостике, который давал подсказки – откуда, интересно, тот взялся. Именно паника пожирает кислород и может привести к тому, что Ка отчаянно втянет этот мрак. Но у него есть запас надежности. Миоглобин, создающий в мышцах резерв кислорода, гликопротеины-антифризы и факторы-шапероны, которые поддерживают стабильность белков, вырабатываются в нем самостоятельно.

Доктор Олленбергер сказал, дескать, что считалось раньше «мусорным» ДНК, стало производить все эти необходимые вещества для поддержания устойчивости организма в самой неблагоприятной среде. Это постарались крохотные нанорги, введенные в его организм и играющие роль транскрипционных активаторов.

А еще его испытывали «на прочность» в барокамере и камере, из которой отсасывали кислород, где понижалась температура до минус ста двадцати и повышалась до ста. Он много раз почти умирал, но все же оставался жив. В нем было то, что увеличивало его адаптацию и сопротивляемость.

Потом Ка снова препроводили в контейнер, заполненный водой, – он понял, что впереди опять дорога. Он чувствовал ускорения и замедления, и передвижение закончилось хлестким падением; как выяснилось, его сбросили с самолета. При ударе о поверхность – по счастью это было море, хотя и штормящее – крепко шмякнуло волной, контейнер развалился и он, несколько ошарашенный, оказался под водой. Но внутренний капитан помог ему быстро собраться и сориентироваться. Здесь было еще холоднее, чем обычно, но Ка вскоре привык. За ним неотрывно следовало несколько подводных дронов; от одного из них получал питание, но выживание, во всем остальном, зависело только от него самого.

Спустя несколько суток пребывания в холодной воде Северного Ледовитого океана Ка слышит строго-писклявую команду «обратно» словно бы под сводом черепа. Испытуемый уже догадался, что внутренний капитан – это лишь имплантированный ему нейроинтерфейс, который, проникая в слуховой центр Вернике, преобразует сигналы управляющего сервера в пронзительно-зудящий тенорок. Ка возвращается на борт исследовательского судна, замаскированного под траулер, в свой бак, где может налопаться до отвала желтой маслянистой жижи, похожей на тюлений жир. Но вскоре после приема пищи и небольшого отдыха, совмещенного с медицинским обследованием, его опять «выгонят на улицу».

Скоро Ка должен стать совершенно автономным. Так сказал доктор Олленбергер. Должен стать своим в Ледовитом океане. Вместе с ним своими в Арктике должны стать и его хозяева. А про будущее доктор Олленбергер говорил, что для продолжателей Ка сделаются своими и глубокие подледные океаны на спутниках Юпитера и Сатурна.

В самом деле, в холодной воде Ка чувствовал себя теперь настолько на своем месте, что не очень торопился вернуться туда, где тепло и можно дышать воздухом. Он мог даже «отдохнуть на природе»: поспать прямо в воде, или устроив себе лежачок в самодельной иглу на льдине.

Ка научился пользоваться без напряга экзоскелетом-буксировщиком, воспринимая его плавники и манипуляторы, как свои собственные конечности. Силовой экзоскелет, напоминающий элегантный труп дельфина, позволял рассекать подводный мир на большой скорости, узлов сорок не меньше. У экзоскелета имелся и гидролокатор, и пара манипуляторов, с шестью пальцами на схвате, полезными при подводных работах. Такой вот рукастый «дельфин».

Чтобы делать все безошибочно, проводились тренировки с участием суперкомпьютера, подключенного через нейроинтерфейс к структурам лимбической системы его мозга, ответственным за запоминание и обучение. Один раз, правда, не рассчитала что-то эта суперсчиталка, и Ка, тренируясь, тюкнулся лбом о борт. С приличного разгона. Но голова крепкой оказалась, и обошлось небольшим сотрясением – у него и у судна. Только внутренний капитан сменил тенорок на какой-то хрипловатый бас, который иногда становится нечленораздельным.

В один непрекрасный день (после того, как он оклемался от сотрясения) подопытного Ка зарядили калориями по полной программе, и к тому же сделали несколько инъекций в разные места. Доктор Олленбергер пояснил, что ему вводят питательные полисахариды в фуллереновой упаковке, с разным временем распаковки. Понятно теперь, что начинается большой заплыв.

Надев, так сказать, на себя «дельфина», Ка выплыл из док-камеры судна и отправился на задание. Вместе с плоской магнитной миной. Она находилась в багажнике экзоскелета, то есть, в принципе, у него на животе.

В виртуальных окнах, создаваемых линзопроекторами, высветилась карта данного сектора Арктики в двух проекциях; на ней замерцал проложенный для него зеленой стежкой курс. Присутствовал на карте и он – в виде точки (весьма жирной, надо заметить со всей гордостью), украшенной координатами, показателями линейной и угловой скоростей, векторами перемещения.

Вот и товарищи по несчастью: белуха-самка по имени Бланш и морской заяц, то есть тюлень-лахтак Леопольд. С ними Ка на предыдущих тренировках познакомился, хотя издали. Бланш, дама как дама, по всем показателям напоминает тетю: щебечет, повизгивает, попискивает, как заведенная – даром что под тонну весит. Усы и выпуклые глаза придают Леопольду вид прусского офицера в пенсне. Этот тюлень – мужик, по счастью. Еще одну щебечущую морскую тварь Ка бы не выдержал.

В разговорах белух он без аппаратуры пока что может разобрать лишь немногое: «попутать берега», «держать хвост налево», «кувыркнуться», «ну, что съел», да и то нет уверенности, что это не идиомы. С аппаратурой несколько больше. Нейроинтерфейс, подключенный к выходу гидроакустических антенн, охотно берется за подстрочный перевод языка белух. Но слишком часто выдает многословную пургу, совершенно перпендикулярную к тому, что имеет в виду животное.

Так что Ка учится разбирать разговор белух самостоятельно, пользуясь лишь аппаратным понижением высоты их канареечного голоска.

Язык белух, кстати, весьма богат в части описания слоев воды и поверхности моря, течений, льда. Причем описываются разные цвета там, где для людей одна темнота, глубоко под водой, или там, где для людей одна белизна, как у льда. Есть у них в языке слова для восприятия магнитных и электрических полей. Есть слова для чувств, уверений в дружбе и любви. Вообще белухи – мастера общаться, отчего их стая напоминает светский салон ХVIII века.

Акустика играет для морских наших братьев и сестер совсем другую роль, чем для нас, образуя пространство форм, причем гораздо более обширное, чем пространство зрительное у нас, поскольку включает сведения о начинке объектов, которые «просвечиваются» ультразвуком.

Свисты, щелканья и трескотня зубатых китов, жужжание и пыхтение всякой рыбешки, мычание, скрежет, стоны усатых китов, хлопки и пощелкивание криля, гудение и вздохи самой пучины – это все не ради концерта, а образует для белух и тюленей реальность. Воспринимаемое как округлое, мягкое и покатое – для них хорошее и приятное, а как твердое, особенно угловатое и острое – то плохое.

И разумность у них есть, только другая, чем у нас. Китообразный может за здорово живешь подталкивать дохлую акулу к поверхности воды, считая ее своим раненым товарищем, которому надо надышаться. Это вовсе не неразумность, а, скорее, особенности гидроакустики, вернее ее минусы; и, возможно, наивность.