Маньяк Гуревич - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 41

– Гуревич! – неслось из кухни. – Надеюсь, ты не забыл купить горчицы?!

Катя была оплотом его здравой и подлинной жизни, пятачком гранитной скалы под его не то что неуверенными, но вечно куда-то не туда рвущимися ногами. Порой ему казалось, что женился он совсем на другой девушке, не на той, за которой ухаживал несколько месяцев. До известной степени так оно и было.

Та, другая, была приживалкой у отчима и сестёр. После маминой смерти дня не проходило, чтобы ей не намекали, что такие взрослые, «самостоятельные» девушки покидают родительский кров и сами разбираются со своей жизнью. Её самостоятельность заключалась в стипендии, половину которой она отдавала в семью, «на пропитание» и, говорил отчим, «за электричество и воду», – будто в наши дни можно было жечь лучину, а она, шалава растратная, бесстыдно лампочки включала где ни попадя.

Общежития ей как местной-прописанной не полагалось, ну а стипендии, уж конечно, не хватило бы на съём ни комнаты, ни угла. Мамин брат, дядя Костя, звал Катю к ним «пожить немного», но кто его знает, что он под этим понимал: там недавно двойня родилась, может, он надеялся её к детишкам пристегнуть? И куда бы она делась, скажите на милость, после этого «немного»? По окончании Института культуры ей светило работать библиотекарем, приносить домой «Иностранку» и переплетать в самодельные журналы публикации зарубежных писателей.

Гуревич с его внезапным, как землетрясение, предложением руки и сердца после первой же застенчивой переспанки потряс её замкнутую и осторожную душу. Перетряхнул и снёс начисто все её представления о мужчинах, о любви, об отношениях между людьми. Она пыталась разобраться в причинах его благородства, объяснить себе природу и подоплёку этого его дикого поступка… И не находила объяснений, кроме тех, что видела, просто глядя в его лицо: этот рыжеватый, долговязый, довольно милый, хотя и странноватый парень оказался абсолютно незащищённым человеком. Этот нелепый Дон-Кихот женился бы на любой бабе, которой пришло в голову его об этом попросить, сославшись на своё затруднительное жилищное положение. Вот что сразу же поняла Катя, сирота и трезвая голова, или, как припечатала её будущая свекровь: «крепенькая девчушка». Просто она оказалась первой (не то чтобы Гуревич это ей объявил, но, как любая женщина, она всё поняла по его бесконечным задыхающимся: прости-извини-ради бога!)

Таких, как Гуревич, в обществе нормальных людей всегда держали за чокнутых. Катя, обеими ногами стоявшая на твёрдой почве, тоже считала Гуревича балдой-идеалистом. Но, во-первых, он ей нравился, во-вторых, была она в основе своей человеком неизбалованным и потому благодарным. Она поняла, что послана в этот мир охранять его, дрючить и направлять. Она бы выцарапала глаза любому, кто вознамерится его обидеть. Налетала на него фурией, заподозрив, что он позволил себя обмануть, не доложившись ей, не высказав, что случилось. Не пожаловавшись! Вот если б он тогда же рассказал, то она бы немедленно… и они как миленькие!!! Ничего, она завтра же разберётся!

Была у Кати некая душевная опора, магическая заначка такая, сильный козырь: в её материнской родне водились цыгане, и Катя свято верила, что пусть частично, пусть на седьмом киселе, пусть тех же щей да пожиже влей, но к ней всё же перешла крохотулечка цыганской проницательности и власти. Не то чтобы она кого-то сглазить хотела или вред какой неприятному человеку нанести. Но за своё Катя готова была воевать до растерзания. А её главное своё теперь заключалось в Гуревиче.

Спустя примерно год после свадьбы Катя с изрядным тайным удивлением обнаружила, что всеми жилочками души и тела, оказывается, любит своего мужа, этого благородного мудака Семёна Марковича Гуревича, и оторвёт голову всякому, кто покусится, кто осмелится… да просто кто скажет недоброе слово!

В общем, выяснилось, что Гуревич женился на женщине, очень похожей на его собственную мать.

На подстанции стояли разные бригады: педиатрическая, кардиологическая, гематологи и психиатры. Утром все съезжались на конференцию, затем разъезжались по вызовам.

Психиатрическая бригада не то чтобы особняком держалась, но были там свои заморочки. Свой рабочий, так сказать, момент; коллектив, выполняющий непростые свои задачи. Ездил в психиатрической бригаде врач один, Синяков Николай Бенедиктыч, мужик, между нами говоря, пьющий, но интеллигентный и дело знающий (а кто не пьёт? вы не пьёте?); да и пил он не на дежурствах, и это надо подчеркнуть в свете дальнейших живописных картин.

В бригаде с ним ездили два дюжих фельдшера – ребята невозмутимые, резкие, с богатыми татуировками, с кошмарной биографией: после Афганистана. Буйных больных они валили и вязали молниеносно. Водитель тоже не из гимназисток был: сами понимаете, на какие сложные случаи ребята выезжали. Что ни вызов, то делирий. А в делирии у самого зачуханного больного, у распоследнего задохлика с диабетом и астмой, неизвестно из каких дьявольских резервов организма выхлёстывает непомерная силища. Бывали случаи невероятные: один такой худосочный бомжик едва не задушил рослого молодого врача его же стетоскопом. Другой бледный овощ, без пяти минут клиент городского морга, в попытке побега кулаком разбил двойное корабельное (!) стекло в окне, и, метнув в дежурного врача здоровенный осколок, скальпировал ему полчерепа.

Короче: опытная специальная бригада. Работали вместе сутки и сутки отдыхали.

Наводили они страх на весь город.

Там ещё какие обстоятельства способствовали психиатрическому террору: бывало, на вызовах врачи и фельдшеры забывали в квартирах верхнюю одежду – пальто, куртки-дублёнки. Ты человека реанимируешь или сражаешься с ним, вяжешь его, смиряешь кулаками. Семь потов с тебя сходит! Мороза не чуешь, себя не чуешь, мочевой пузырь на разрыв. Ну и забываешь собственную шкуру. Когда спохватишься и бежишь в покинутую минуту назад квартиру, тебе одёжку твою отдадут… или не отдадут, если тулуп хороший. Скажут: да вы что, милаи, в глаза не видали, можете весь дом обыскать, это вы где-то в другом месте оставили – вон у вас лицо прямо синее от холода.

Люди-то, они какие бывают: разные они бывают, люди.

А тут завхоз неотложки надыбал где-то для персонала подстанции списанные флотские шинели. Огромные тюки привёз, в них утрамбованы десятки шикарных шкур: тёплые, суконные, и цвет немаркий – чёрный. А забудешь где-то – и хрен с ними, их полно было на складе.

И вот как-то вызов психиатрической бригаде: улица, дом, корпус, квартира. Соседи вызвали: одинокая старая женщина вроде как съехала с катушек. Ну, погнали, ребята, живее, разберёмся на месте.

Сама бабуля им и открыла.

На пороге перед ней стояли и дышали огнём, как головы Змея Горыныча, три ухаря в чёрных шинелях с чёрным чемоданом.

Она вскрикнула и попыталась захлопнуть дверь. «Буйная! – крикнул врач. – Давай, ребята!». На дверь навалились, бабку смели, стали с ней в прихожей разбираться. Она женщина пожилая, но крепкая и такая отчаянная: вырвалась, бросилась в кухню, хвать разделочный нож – она как раз гуляш готовила.