Маньяк Гуревич - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 64

Вздохнула и повторила с какой-то усмешливой покорностью:

– Человеку разное нужно.

Гуревич показал ей несколько дыхательных упражнений из хатха-йоги, заставил повторить и велел делать их каждое утро. Лично закапал отривин в носовые проходы, вскипятил чайник и заварил ей чай в большой белой чашке. Лимона вот только не оказалось, да и мёда тоже. Не догадался привезти.

Она сидела на краю раскладушки и пила горячий сладкий чай мелкими глотками.

– Ты хороший доктор, – сказала. – Душевный. Совсем как у нас в Марокко. Мы там богато жили, не то что здесь…

Слышал он эти саги о безбедной жизни в напрасно покинутой родной стране: в Марокко, в Румынии. В Польше или в Иране… Давно дал себе слово не лезть в этот клуб задушевных воспоминаний. Хотя и подавлял желание спросить: ну и какого же чёрта тебя сорвало с резьбы и принесло в эти гаражи? Удержался: как обычно, услышал Катин голос, – мол, а тебя-то, Гуревич, какого чёрта с резьбы сорвало?

– Остался бы ты ещё, – попросила первая на Святой земле его пациентка, – так с тобой хорошо!

– Да нет, прости, поеду, – сказал Гуревич. – Без меня дети плохо спят.

Денег за визит Гуревич с неё не взял, хотя она возмущалась и пыталась сунуть свёрнутую купюру в двадцать шекелей в карман его брюк. Хватала за брюки и говорила:

– Ну что ты дёргаешься, доктор, не откушу я твой петушок! Ты что, – бухтела, – думаешь, я не в состоянии уплатить за твою работу? Я вполне обеспеченный человек.

– Я тоже, – сказал он. – Убери свои деньги.

Назад ехал всё той же бесконечной тёмной улицей, названной в честь крупного политического деятеля, известного, в частности, своим знаменитым высказыванием о собственной стране и собственном народе: вот когда, мол, у нас появятся свои гангстеры и свои проститутки, мы станем нормальной страной и нормальным народом, как все остальные народы и страны.

Ехал и думал о том, что при всех отличиях двух профессий его нынешняя работа в чём-то схожа с деятельностью его сегодняшней пациентки: врачей русской скорой помощи тоже встречали всяко – случалось, хамили, случалось, недоплачивали, случалось, что и в морду совали. Такие маньяки попадались!

Человек – он ведь по-разному себя ведёт.

Человеку разное нужно…

Несколько лет он там прокантовался, на русской скорой. Интересно, что многие израильтяне клевали на это объявление – уж очень небольшие деньги платили за вызов, а врачи приезжали хорошие, внимательные, да прямо к тебе домой, и очередь в поликлинике высиживать не нужно. Эти врачи пока ещё коряво изъяснялись на местном наречии, но слушали и простукивали пациента добросовестно, смотрели ему в лицо, изучали конкретный высунутый язык, подробно выспрашивали о самочувствии. Больных это подкупало: здесь уж и забыли, как это бывает. Слухи о визитах русских врачей на дому распространялись с неслыханной скоростью. Клиентура росла, скорая помощь процветала.

Однажды – перед выборами это было, теми судьбоносными, когда к власти пришли леваки, и «процесс пошёл», и назывался он Осло, и покатились по стране взрывы, горести и ложь, и разные беды; и никакая русская скорая помощь никого не могла спасти; когда… Впрочем, не будем вдаваться в политику, у жителя каждой страны всегда есть что предъявить своему правительству; жители остальных стран в это время вежливо скучают.

Короче, перед теми выборами пришёл диспетчеру скорой вызов. Звонила как раз местная тётка – то ли так она верила в русских врачей, то ли сэкономить решила. В общем, распластало её, боли в спине ужасные, подняться не может, так что соседка, уходя, оставила входную дверь открытой. Пусть доктор прямо так и входит без стука.

Гуревич приехал, поднялся на лифте в просторную гостиную. Сначала подумал – пустую, потом увидел хозяйку: тощенькая, в мятом халате, она лежала лицом в подушку, жёлтые пятки светили фонариками. Господи, да не задушили же её?!

– Входи, входи… – простонала старуха. – Видишь, как меня пригвоздило. Развернуться не могу, шевельнуться не могу, боль дикая по всей спине.

– Лежите-лежите, – заботливо проговорил Гуревич и чемоданчик свой раскрыл на столе. – Сейчас первым делом вколю обезболивающее.

Бедная старуха – её и не видно было, один затылок с прибитым колтуном седых волос, – тяжело дышала, постанывала и давилась в подушку…

Чтобы отвлечь её и как-то понять историю приступа, Гуревич, пока готовил инъекцию, с ней заговорил: нет ли аллергии какой, хронических заболеваний, и что ещё, кроме болей в спине, её беспокоит.

– Нет, так я здоровая, – отвечала старуха в подушку. – Если что меня беспокоит, так только вы, русские.

Озадаченный доктор Гуревич замер над своим чемоданчиком.

– В каком же это смысле мы вас беспокоим? – спросил он мягко.

– Ну как же: вас чуть не миллион подвалил. Большая политическая сила, если в нужное русло направить. Но вы же, дурачьё, все политически неграмотные. Вы все – правые, так ведь? И расисты! Вот ты – за кого голосовать будешь? За гнусный и лживый Ликуд?

– Боюсь, что так, – сказал Гуревич и рассмеялся, набирая лекарство из ампулы.

– А почему?! – вскрикнула больная и оторвала голову от подушки. – Почему не за нас, не за МЕРЕЦ? Ты предвыборную программу нашу читал?

– Пока не читал, – отворачиваясь со шприцем к окну, легко ответил доктор. – Но приблизительно представляю.

У него просто времени не было вступать с ней в политические дебаты и рассказывать, как весь его класс принимали в пионеры на крейсере «Аврора». Просто не было времени: в разных концах города его ждали ещё двое больных. А то он бы рассказал ей всё о справедливом распределении благ и обязанностей, что вколотило в него социалистическое отечество. Рассказал бы, что в эту идеологическую мышеловку может попасться только очень глупая мышь. А среди приехавших достаточно мудрых поседелых крыс, которые за три версты обходят лозунги на этих вот давно потопленных аврорах.

Он обернулся к ней – с улыбкой и со шприцом в руке.

Старуха сидела на диване, являя лик Медузы горгоны, с близорукими глазами Фанни Каплан, хотя Гуревич понятия не имел, как та выглядела, впрочем, как и Медуза горгона. Стоя со шприцем в руке, он уставился на больную.

– Отвечай, что ты знаешь о нашей партии? – требовательно воскликнула она.

Гуревич, который в своей комсомольской жизни сумел уклониться почти от всех политинформаций, от всех комсомольских собраний и проработок, с изумлением уставился на пациентку, к которой час добирался сквозь пробки и которую минуту назад созерцал во всём её увечном бессилии.

Старуха между тем поднялась на ноги, проковыляла, кряхтя, к круглому столику, где двумя шаткими стопками была навалена какая-то макулатура, и принялась сосредоточенно что-то искать, перетасовывать, отбрасывать на диван ненужное.