Поводырь - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Щепетнов cтр.№ 43

— Ты?! — глаза мужчины расширяются, он пытается сесть, и без сил падает назад, на кровать — Как ты тут оказался?! Что ты тут вообще делаешь?!ъ

Потом отец обвел взглядом комнату, увидел Максима, Кендала, и неверяще помотал головой:

— Что случилось?! Откуда вы все здесь взялись?! Кто ты?! (это он Максиму).

Я вздохнул — дежавю, да и только. Недавно что-то подобное было с Анитой, и вот… Все заново. Ну что же…повторим, куда же деваться?

— Отец! — сказал я строго, и даже жестко, что явно было для него непривычно — Слушай меня, и не перебивай. Я тебе сейчас все расскажу.

Мужчина замер, уставившись на меня, а я начал свой долгий рассказ…

Впрочем, не такой уж и долгий. Столько событий, столько произошло за эти месяцы, и все уместилось в часовой «отчет». Вот так и вся жизнь — вроде и долго живешь, а рассказать всю жизнь можно всего за полчаса. А у некоторых она вообще умещается в одно предложение: «Родился, жил и помер». Но это точно не мой вариант.

И опять я что называется в шоке. Как должен был поступить нормальный человек, услышав о гибели своих сыновей? Например — схватиться за сердце и упасть мертвым. Или наоборот — впасть в ярость, и начать все крушить, а потом отправиться убивать императора и всю его камарилью. Нет, это все книжно и киношно. Нормальный человек порыдает, а потом начнет заливать горе спиртным. Уйдет в запой и не выйдет из него никогда.

Циник я, наверное. Или слишком многое повидал. Все перечисленное — точно видел. Да и к папаше никакого пиетета — слишком много он нахеровертил, я разгребать уже замучался. Такое дикое желание треснуть его по башке, и сказать: «Ну что же ты наворотил, старый козел?! Вот жри теперь, да не обляпайся!».

Вообще-то старым его назвать можно только с большущей натяжкой — ему похоже еще и пятидесяти нет. Крепкий, сухощавый, мускулистый. Могучих плеч не имеет, тяжелая мускулатура это не для аристократов (так и на Земле было), но развит физически он великолепно. Эдакий спортсмен-легкоатлет, сухой и широкоплечий. Из памяти Альгиса помню — по умению владеть мечом его превосходил только Кендал, а Кендал это мастер из мастеров.

В общем, папаша выслушал мое горестное повествование, минут пять сидел молча, закрыв глаза, неподвижный, как статуя, потом с трудом, шатаясь поднялся (но сам, без моей помощи!) и медленно, волоча ноги прошел к тяжелому столу, который иногда был обеденным столом, а иногда местом совещания самого ближнего круга. То бишь Главы и его Наследников. Сел он на свое место, в торце стола, на стул, спинка которого возвышалась над головой сантиметров на двадцать. Трон, право слово, а не стул. Потом поднял взгляд на меня, поднялся со своего стула и пересел на другой — справа от «трона», указав рукой мне на стул напротив. А затем хриплым голосом приказал:

— Покиньте нас все! Кроме Альгиса. Присядь, сын.

Кендал и Максим взглянули на меня, прежде чем покинуть комнату, и отец это заметил — тонкая, горькая улыбка появилась на его губах. Да, теперь он тут…никто. Совсем никто! Его просто нет. Он умер. А мертвые назад не возвращаются, и не могут никому приказывать, не могут ничем владеть. Даже своим гробом.

Я кивнул, и мои помощники вышли из комнаты, тихо притворив тяжелую дверь темного дерева, окованную стальными полосами. Эта дверь могла бы выдержать штурм толпы секирников в течении нескольких часов. Не удивлюсь, если дерево и металл ко всему прочему укреплены еще и магией земли. С помощью этой магии можно дерево сделать твердым, как сталь. Кстати — таким образом, насколько я помню, укреплены замковые боканы, тренировочные деревянные мечи.

Усевшись напротив отца, я положил руки на столешницу и приготовился выслушать то, что он мне скажет. А что он мне может сказать? «Отдай мой Клан? Как ты посмел?». Да все, что угодно может сказать. И похоже, что от моей родни можно ожидать…всякого. Я не поставлю и копейки против рубля за прогноз.

— Ты мне не сын — мрачно выдал папаша, и у меня вдруг засосало под ложечкой. У нас это называлось: «Здравствуй, жопа, новый год!» Думал, что папаша излечился от своего тупоумия, ан нет — вон чего выдает. Ну, теперь ждем продолжения…как там поступают с «несыновьями», занявшими трон?

— Я хотел бы, чтобы ты был моим сыном, но ты мне не сын, Альгис — продолжил папенька, пока что не выказывая желания меня сжечь, взорвать и вообще всяко распылить — Все, что ты сделал — правильно. И никто не мог бы сделать лучше тебя. Моя вина, что я обезумел, сам не знаю почему, и погнал моих мальчиков на смерть. Нет мне за то прощения. Гореть мне в Аду. Что со мной сталось — я не знаю. Вспоминаю то, что я делал в последние годы, и не нахожу себе объяснения поступкам. И то, как я обращался с тобой…ты должен меня ненавидеть, и я это пойму.

Ну надо же! Все-таки прозрел! Что-то уж больно быстро. Или я такой хороший лекарь? Браво, Великий Альгис! Что же он там несет про то, что я не его сын?

— И кто же мой отец, если не ты? — не выдержал, спросил с сарказмом. Слышал я эту версию по кузена и все такое.

— Император — папаша сказал это просто, так просто, что…я почему-то сразу поверил, поверил, и вдруг…понял все, что со мной происходило. И предсказание гадалки, и покушения, и все, что с нами случилось. Убирали ведь не братьев, убирали меня. Только зачем так сложно?

— Меня не было, я тогда гонял степняков на границе — тяжело сказал тот, кого я считал отцом Альгиса — И не знал, что нас посетил Император со свитой. Он раньше любил вот так нагрянуть в какой-нибудь Клан — вроде как с гостевым визитом. Все бегают, суетятся, прислуживают. А ему нравится — когда суматоха, и когда челядь перепугана. Братья твои были со мной. Мать оставалась в замке. Он пришел к ней ночью, изнасиловал ее. Она понесла. Мне ничего не сказала, говорила, что ты родился раньше времени. И только когда умирала в родильной горячке — созналась. Рассказала.

«Отец» вздохнул, помотал головой:

— Лучше бы она этого не говорила. Я тебя возненавидел. Убить не мог, ты ведь ни причем, но и видеть тебя перед глазами — каждый день, каждый день! — было выше моих сил. Меня спрашивали, почему я так тебя не люблю, пришлось придумать, что мать изменила мне с кузеном. Не мог я сказать, что ее изнасиловал император. Нас тут же бы обвинили в заговоре против трона и всякое такое. И все подтверждается — у тебя проявились способности мага-стихийника, а мы, Конто, все огневики. Император — стихийник.

— А что, нельзя было меня отослать? Учиться, например! Или дать мне денег, чтобы я жил где-нибудь подальше от тебя, занимался любимым делом, и не мелькал перед глазами! Зачем нужно было держать меня здесь? — неприязненно-холодно спросил я, уже в общем-то зная ответ. И он последовал.

— Я хотел предъявить тебя Императору, и попросить себя место в Совете — не поднимая глаз от столешницы, сказал «папаша» — Да, слышится это мерзко, но я действовал ради Клана. Возвышение Клана — это моя цель, моя жизнь. Ради этого мы жили и живем. Человек — ничто, Клан — все. Цинично, гадко, я все понимаю. Но это мой грех, и я действовал ради вас. Я послал письмо Императору, и в нем рассказал, что воспитываю его бастарда, и что хочу компенсации и за нанесенную мне обиду, за умершую твоими родами жену, и за то, что я никому не сказал ни слова и воспитываю его сына. Император ответил на удивление тепло, и пообещал мне поддержку и место в Совете. Пообещал приблизить меня к трону, сделать своим Советником.