Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хайнлайн cтр.№ 37

Так что я не слишком беспокоилась, просто мне не хотелось каяться и получать отпущение.

В своем договоре о супружеских изменах мы обязались по возможности действовать сообща, всегда помогать друг другу добиться своего и покрывать друг друга. Заключили мы этот договор, когда доктор Рамси подтвердил, что я опять беременна (Брайаном-младшим), и я испытывала прилив сентиментальности. Толкнуло же нас на это секретное предложение одной знакомой и симпатичной нам пары обменяться партнерами.

Тогда я торжественно сказала Брайни, что всегда буду ему верна. Я хранила ему верность четыре года и теперь, убедившись, что могу, буду хранить ее всегда, пока смерть не разлучит нас.

– Слушай, глупышка, ты у меня девочка славная, но недалекая. Ты начала заниматься этим делом в четырнадцать лет…

– Нет, в пятнадцать!

– Ну, почти в четырнадцать. И говорила мне, что твоих прелестей вкусила почти что дюжина мужиков и мальчишек, да еще спрашивала, считать говардовских кандидатов или нет? А потом пересмотрела счет, сказав, что запамятовала парочку мелких инцидентов. Еще ты говорила, что почти сразу же научилась получать наслаждение, но заверила меня, что я лучше всех. Ты взаправду думаешь, Вертлявые Бедра, что ты и твои веселые понятия о любви изменились из-за того, что тот тупица-проповедник произнес над тобой волшебные слова? Шила в мешке не утаишь, леопард не может перестать быть пятнистым, и твой час неизбежно настанет. И когда это случится, я хочу, чтобы ты получила удовольствие, но не попала в беду… ради себя, ради меня и особенно ради наших детей. Я не жду от тебя, что ты будешь, как говорится, навеки мне верна, аминь. Но хочу надеяться, что ты не забеременеешь, не подцепишь дурную болезнь, не вызовешь скандала, не опозоришь себя и меня, не поставишь на карту благополучие наших детей. То есть, проще говоря, будешь вести себя разумно и вовремя опускать шторы.

– Да, сэр, – пробормотала я.

– И если, любовь моя, ты сказала правду насчет того, что от Хэла Эндрюса у тебя дыхание спирает, но ты бежишь искушения из-за меня, такая стойкость не прибавляет сияния твоему венцу. Мы оба знаем Хэла: он джентльмен и чистит ногти. И вежлив со своей женой. Если у тебя нет серьезных намерений, прекрати с ним флиртовать. Но если ты вправду хочешь его, то бери! На меня не смотри – я буду занят. Джейн – такая лакомая штучка, какие мне давно не попадались. Я жажду провести через ее угол биссектрису с тех самых пор, как мы познакомились.

– Брайни! Это правда? Ты никогда не подавал виду. Почему ты мне не сказал?

– Чтобы ты по-бабьи приревновала и начала проявлять собственнические замашки? Милая, мне пришлось дожидаться, когда ты сознаешься вслух, без уговоров и понуканий с моей стороны, что испытываешь глубокий интерес к другому мужчине… предполагая, что я могу испытывать то же самое к его жене. И я испытываю. Так что звони Джейн и прими приглашение на ужин. А там посмотрим, что из этого получится.

– А вдруг Джейн понравится тебе больше меня?

– Невозможно. Я люблю вас, миледи.

– Я про то, на чем сидят. Про то, как она занимается любовью.

– Это возможно, но маловероятно. Если это и случится, я не перестану любить тебя и то, на чем ты сидишь: эта штука из ряда вон. А Джейн попробовать все-таки хочется: уж очень она вкусно пахнет. – Он облизнулся и ухмыльнулся.

Так он и поступил, и она тоже – мы сделали это все четверо и много лет оставались хорошими друзьями, хотя они через два года переехали в Сент-Джо, где Хэл получил более выгодное предложение от школьного комитета. И нашим уютным семейным оргиям пришел конец.

Со временем мы с Брайаном разработали подробные правила относительно секса – как избежать риска и в то же время «грешить» свободно, не очертя голову, а с толком, чтобы иметь право посмотреть в глаза миссис Гранди и сказать ей, что здесь не подают.

Всеобщая вера в изначальную греховность секса не коснулась Брайана. Он глубоко презирал расхожие мнения.

– Если тысяча человек во что-то верит, а я один верю в обратное, то тысяча против одного, что не правы они. Морин, я содержу семью только благодаря тому, что у меня на все свое мнение.

Когда я рассказала Брайни, как меня заперли в шкаф, он рывком сел в постели:

– Вот ублюдок! Мо, да я ему руки переломаю!

– Тогда и мне переломай – я ведь шла туда с определенным намерением, которое и выполнила. Все остальное вытекает из этого голого, непростительного факта. Я подверглась неоправданному риску и виновата не меньше его.

– Так-то оно так, но дело не в этом. Милая, я не за то его упрекаю, что он тебя трахнул; любой мужик, если он не кастрат, трахнул бы тебя, будь у него только шанс. Так что единственный выход – не давать им этого шанса, если сама не хочешь. Если я зол на него, так это за то, что он запихал мою девочку в темный шкаф, запер ее там и напугал. Я убью его медленно, черт бы его побрал. Я его оскоплю. Я с него скальп сниму. Я ему уши отрежу.

– Брайни…

– Я ему кол вгоню… Что, дорогая?

– Я была плохой девочкой, знаю, но мне это сошло с рук. Не забеременела, поскольку и так беременна. Ничего не подцепила… кажется. И никто, по-моему, ничего не заметил, так что скандала не будет. Мне очень хотелось бы посмотреть, как ты будешь с ним все это проделывать, – я его презираю. Но если ты хотя бы щелкнешь его по носу, это происшествие перестанет быть тайной… и может повредить нашим детям. Верно?

Брайни смирился с житейской необходимостью. Я хотела, чтобы мы перестали ходить в эту церковь, и он согласился.

– Но не сейчас, любимая. Я пробуду дома еще недель шесть. Пойдем в церковь вместе…

Мы приходили рано и усаживались впереди, прямо перед кафедрой. Брайни впивался взором в лицо доктора Зека и не сводил с него глаз всю проповедь, воскресенье за воскресеньем.

У доктора Зека случился нервный срыв, и ему пришлось взять отпуск.

Мы с Брайни выработали свои правила секса, любви и брака далеко не сразу. Мы пытались сделать две вещи одновременно: создать новую систему правильного поведения в браке, которой любое цивилизованное общество должно было обучить нас еще в детстве, и – одновременно – выработать практичный набор правил поведения в обществе, которые защищали бы нас от арбитров морали Библейского пояса. Мы не миссионеры, чтобы обращать миссис Гранди в свою веру; нам нужна была только маска, чтобы миссис Гранди не заподозрила, что у нас совершенно иной образ мышления. В обществе, где считается смертным грехом чем-то отличаться от соседей, единственный выход – не давать им этого заметить.

С годами мы узнали, что многие говардовские семьи сталкивались с несоответствием программы Фонда Говарда нормам морали среднезападного Библейского пояса – а большинство членов Фонда были как раз выходцы со Среднего Запада. Из-за этих противоречий говардовцы или порывали с официальной религией, или делали вид, что следуют ей, как мы с Брайаном, пока не уехали из Канзас-Сити в тридцатые годы и не перестали притворяться.