Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - читать онлайн книгу. Автор: Эдвин Бивен cтр.№ 69

Конечно, возможно, что Посидоний рисует карикатуру на своих соотечественников. Тот факт, что он сам был из Апамеи, свидетельствует о том, что его народ мог еще производить людей, способных занять высочайшее место в литературном и научном мире. Однако следы интеллектуальной активности сирийских греков, следует признать, скудноваты. Единственное, по чему мы можем их оценить,– это замечательные деятели, которым приписывается сирийское происхождение. И это не очень точный метод. Ибо литературный мир был космополитичен, и деятельность человека могла проходить совсем не там, где он был рожден. Следует, однако, сказать, что какая-то степень культуры должна была присутствовать в раннем окружении людей, оставивших свою родину, чтобы искать учености или литературной славы: что-то должно было поощрить их начать такой поиск.

Итак, глядя на список замечательных имен во всех отраслях культуры, мы узнаем, что Антиохия, величайший из городов в эпоху Селевкидов, дала лишь стоического философа Аполлофана и автора книги о снах – Феба. Цицерон называют Антиохию «городом, некогда много посещаемым и изобиловавшим людьми высочайшей учености, занимавшимися свободными искусствами» ^[695]. Селевкия в Пиэрии дала Аполлофана, который был личным врачом АнтиохаIII и внес ценный вклад в древнюю медицину. Единственный сирийский город, с названием которого связан некий литературный блеск,– тот, что перешел под власть Селевкидов лишь во время АнтиохаIII,– Гадара. При этом мы не считаем финикийские города, к которым сейчас и перейдем.

Естественно, встает вопрос об этом сирийском эллинизме: вкакой степени повлияло на новоприбывших местное население, приняли ли они их традиции и образ мыслей? Данных об этом очень мало. Проблема языка, которая является очень существенной, может быть решена лишь предположительно. Образованные классы в городах, конечно, говорили по-гречески. Но было ли обычным для них владеть местным языком, без чего обмен идеями был бы очень скуден? То, что они перенимали ходовые словечки и фразы (как англоиндиец – слова и фразы хиндустани) ^[696], само собой разумеется, но многого это не доказывает. Гораздо значимее то, что прозвища некоторых позднейших Селевкидов – Балас, Сирипид, Забина – арамейские. Антиохийское население, среди которого они зародились, конечно, было двуязычным.

Единственное заметное заимствование местной традиции, на которое мы можем указать,– это культы. Древние считали, что мудро почитать богов той земли, куда они пришли, даже если они явились как завоеватели. Большинство новых городов – если не все они – находились там, где до них стояли местные города или деревни; вкаждом был свой местный Ваал или Астарта. Эти культы, несомненно, в большинстве случаев сохранялись, а греки, конечно, давали местным божествам имена своих собственных богов.

В Антиохии имелся храм Артемиды Персидской – одного из образов великой Матери-богини, которую почитали семиты и народы Малой Азии ^[697].

В Селевкии в Пиэрии, судя по всему, был храм, божество которого было представлено в виде конического камня, а что это был древний местный бог, показывает имя Зевса Касия, которое часто связывалось с этим символом. Зевс Касий был богом соседней горы ^[698], которого с незапамятных времен почитали жители финикийского побережья. Иногда эпитет на монетах – не Касий, а Керавний, и это говорит о том, что молния, священная эмблема города, может быть связана со старым культом и что греческая история об основании города была изобретена позже, чтобы объяснить его.

В Лаодикее-на-море монеты показывают вооруженную богиню, которую нумизматы считают Артемидой Брауронией: ее изображение было увезено из Аттики персами в 480г. до н.э., было обнаружено Селевком в Сузах и подарено новой колонии ^[699]. Это не исключает возможности, что местный городок – Рамита ^[700] или Мазабда ^[701], который предшествовал Лаодикее,– почитал богиню такого типа и что именно поэтому Селевк выбрал Лаодикею, дабы подарить ей почитаемого идола; или же вся история с этим изображением могла быть придумана позднее лаодикийцами, чтобы придать восточному культу почтенное аттическое происхождение.

Замечательный пример древнего культа, продолжавшего процветать при власти греков, мы видим в Бамбике-Гиерополе. Божеством его была Атаргатис, то есть Астарта, супруга Хатеха. Храм и ритуал подробно описаны Лукианом в особой работе «О сирийской богине». Согласно истории, которую рассказали ему жрецы, само здание было построено Стратоникой, царицей-супругой СелевкаI и АнтиохаI. История, которую о ней рассказывают, конечно, сказочна, и вполне возможно, что древнюю легенду случайно связали с ее именем, потому что оно похоже на имя Астарты. Выдающейся чертой культа Атаргатис была святость рыбы. Рядом с храмом был пруд со священной рыбой; унекоторых рыб плавники были украшены золотом. В определенные священные дни изображения богов относили к пруду ^[702]. Жрецы, конечно, были местными – сирийцами; была и большая группа посвященных храму евнухов.

Богиню того же типа, что и Артемида Эфесская (безусловно, это разновидность богини-матери), можно увидеть на монетах поздних Селевкидов; ее, несомненно, почитали там, где чеканили эту монету ^[703]. На других монетах той же эпохи мы видим бородатое божество в конической шапке, которое держит в руке колос зерна ^[704]. Долихенский Ваал в Киррестике не только продолжал почитаться греками, но его культ, как культ Зевса Долихенского, распространился за рубеж, став одним из элементов в «сборной солянке» восточных суеверий и культов – Сераписа, Исиды, Митры,– которые были так модны в Римской империи в поздние времена язычества. То же самое случилось и с другим сирийским богом, Ваалом Маркодом, «господином танца». В деревне Баэтокаэке был чудотворный алтарь местного бога (Зевса Баэтокаэкия), который получил от царя Антиоха в дар землю и привилегию убежища, как подробно говорится в его письме (его изготовленная в римские времена копия была найдена на этом месте) ^[705].