Апокалипсис для шутников - читать онлайн книгу. Автор: Антон Краснов cтр.№ 62

Суть правления Валерия Тардуса в Иудее сводилась к тому, что он, пробыв в главной своей резиденции в Иерусалиме с неделю или около того и поставив на уши и римскую администрацию, и Синедрион, уезжал на свою виллу у Генисаретского озера и пьянствовал тут месяц или два. Так замыкался цикл. Все дела он перекладывал на своих соуправителей, которые сообщались с прокуратором посредством нарочных и посыльных.

– Приляг, гость, верно, ты устал с дороги? – приветливо произнес Валерий, глядя на Пелисье тупыми крошечными глазками. – Эй, раб! Виночерпий! Налей гостю вина. Из этого пергамента следует, что тебя зовут Сервилий и ты один из лучших в деле сыска в городе Александрия Египетская. Узнай же, Сервилий, что привело тебя столь долгой дорогой в мой дом, и помоги разрешить спор, вышедший у нас с моим другом Понтием.

И он указал на мужчину плотного телосложения с синеватыми от бритья щеками и жесткой складкой у рта. У него были короткие, ежиком, темные волосы, широкое, костистое лицо и прямой, истинно римский нос. Услышав свое имя, он ухмыльнулся, показав неровные белые зубы, и запустил пустым кувшином в слугу, стоявшего наготове с новым кувшином вина. Вино, которое налито в него, было драгоценно, пятидесятилетней выдержки, с лучших виноградников Греции (сноб Валерий принципиально не пил италийского вина, считая греческие образцы более утонченными). Однако сам кувшин был еше дороже: серебряный, необычайно тонкой ковки, инкрустированный золотом и изумрудами с той безвкусной варварской роскошью, каковая отличала заевшихся римских патрициев, считавших себя образцом тонкого вкуса.

Публий Валерий Тупоумный между тем говорил:

– Я весьма искушен в деле управления сей провинцией. Однако подумал я, что пора склоняться на покой. Но меня умолили остаться, ибо под моим мудрым руководством Иудея цветет. (Валерий был настолько глуп, что лесть, льющуюся в его адрес из уст прихлебателей, повторял дословно – без купюр и сокращений.) И решил я вверить жребий воле случая. Нет, не богам – что могут эти мелкие завистники, которым наваяли статуи по всей земле?! Решил я испытать судьбу и вступил в состязание с моим молодым другом Понтием, а на кон поставил должность прокуратора Иудеи. Выигрываю я – остаюсь на прежней должности. Выигрывает он – я удаляюсь на покой и еду на Капри, к моему другу императору Тиберию, который, как поговаривают, скучает без меня. А вместо меня пост прокуратора Иудеи займет Понтий Пилат!..

Понтий кивнул, едва не угодив при этом мордой в стоявшее перед ним изысканно сервированное блюдо с красной рыбой. Пелисье вздрогнул, во все глаза разглядывая легендарного прокуратора, который сейчас, возлежа перед ним в пьяном состоянии, еще не был никаким прокуратором и даже не мог подозревать, как он войдет в историю и как будет поминаем (читай: проклинаем) потомками. Пелисье порылся в памяти, которую он заблаговременно загрузил нужными для данной миссии сведениями, и выудил дату: 26 год нашей эры. Да, именно в этот год, по римским источникам, Понтий Пилат стал прокуратором Иудеи. Двадцать шестой год нашей эры, угасание прежней и заря новой цивилизации…

Валерий врезал кулаком по столу, отчего тот едва не перевернулся, и продолжал свое повествование:

– Решили мы с Понтием состязаться со всем, чем наградили боги таких богатых и знатных, как мы, людей. Ик!.. Сначала хотели состязаться в скачках на колесницах, потом в чревоугодии, в плотских утехах, в гладиаторских боях… Вчера вот устроили мы бой: десять гладиаторов Понтия против моих десяти. Ничья! И теперь последнее состязание решит исход спора. Говори, Понтий.

– Решили мы испытать судьбу напрямую, – заговорил Пилат хрипловатым голосом, чуть заплетающимся языком, – при этом захотели воспользоваться местным колоритом. Иудеи – люди строптивые и упорно чтущие свой закон. Слышали мы с Валерием, что они ждут прихода какого-то мессии, который должен помочь их народу… Недавно декурион Деций слышал, что в округе появился какой-то чудодей, исцеляющий мертвых, снимающий самые страшные недуги…

– И пья… янст-во? – пискнул из-под стола какой-то древнеримский алкаш и пополз по направлению к вьющимся лозам, оплетшим решетку летнего сада.

– Да нет, тебя, жирный Бибул, не исцелит даже самый сильный иудейский пророк и чудодей, – смеясь сказал Валерий. – А ты пей, ешь, что по душе, – кивнул он Пелисье. – Вино услаждает желудок, открывает душу и утончает слух. Пей и ешь, а то обидишь меня. Продолжай, благородный Понтий.

– М-между прочим, решили мы с Публием Валерием позабавить себя и посмотреть на этого человека, которого они все называют машиахом, или мессией. Но это оказалось не так-то просто!.. Иудеи ничего не говорят. И тут нас с благородным Публием Валерием осенила одна и та же мысль!.. У него есть декурион Деций, который славится тем, что может найти муравья в складках кожи боевого слона и иголку в капрейских лесах императора. Ничто не укрыто от взора его!..

Декурион Деций, тот самый тип в накидке на левом плече, что привел Пелисье на эту древнеримскую тусовку, принял горделивую позу и напряг массивные мышцы длинных загорелых ног так, как будто на него навалилось что-то тяжеленное.

– А я узнал, что в Иерусалиме гостишь сейчас ты, Сервилий, прославившийся в Александрии Египетской как лучший сыскной чин города. Я послал за тобой, чтобы ты поспорил с Децием в искусстве сыска. Кто из вас первым найдет того, кого иудеи называют мессией, и приведет сюда, чтобы мы сами подивились, – тот и принесет победу кому-то из нас. Победит Деций – благородный Валерий останется прокуратором. Победишь ты, Сервилий, – я осыплю тебя золотом, и на церемонии моего вступления в должность ты будешь возлежать по правую руку от меня.

Только тут Пелисье понял, что от него хотят и ЧТО ему предлагают. Очевидно, человек, который так ловко свалился с лошади, проломил себе башку о статую и немедленно утонул в водах озера, и был тот сыскарь Сервилий, за которого принимают сейчас его, Жан-Люка Пелисье. Валерий между тем хлопнул в ладоши, и в виридариум впорхнула стайка танцовщиц в коротких розовых туниках и в цветочных венках. Грянули кифары и арфы музыкантов, задергались раскрашенные мимы, и полился какой-то дикий восточный танец, который римляне, владыки мира, переняли где-нибудь в Передней Азии или в Скифии. Понтий Пилат притянул к себе Пелисье, и, наклонившись к его уху, проговорил:

– Ну что, согласен?.. Иначе!..

– Что – иначе? – пролепетал Пелисье. В голову ему вступило осознание того, что ему предлагают едва ли не роль Иуды. Иуды? Кто произнес это имя?.. Иуды!

– А иначе – вот что! – прорычал Пилат и вдруг вцепился зубами в ухо Пелисье, а потом выхватил кинжал и сунул в ребра Жан-Люка так, что тот охнул. Кинжал вошел точно между шестым и пятым ребром примерно на сантиметр, и на одежде Пелисье проступила кровь. Пилат, словно собака кость, трепал мочку уха бедного француза, а тот боялся шевельнуться, потому что и помыслить не мог о том, что произойдет с ним в случае отказа через минуту-другую.

Пилат словно прочитал его мысли:

– У Валерия есть пруд, в котором мы очень любим плавать на лодке. Это прекрасный пруд. В нем мы разводим мурен. Это такая чудная морская рыба, которая вчень любит вкусных человечков. Я думаю, Сервилий, ты предпочел бы сам кушать рыбу, великолепно приготовленную поваром благородного Публия Валерия, чем чувствовать, как рыбы поедают тебя. Я прав, а?