Пан Володыевский - читать онлайн книгу. Автор: Генрик Сенкевич cтр.№ 139

— Господи боже мой! Ты, сударь, такое сделал? Большую пушку загвоздил? — послышались вопросы со всех сторон.

— И не только; так гладко дело пошло, что мне опять жаль стало уходить, и пошел я ко второй пушке. Рука маленько побаливает, но гвозди влезли!

— Паны ясновельможные! — вскричал Володыёвский. — Никто из нас здесь ничего подобного не свершил, никто славы такой не снискал! Vivat пан Мушальский!

— Vivat, vivat! — вторили офицеры.

Вслед за офицерами подняли крик солдаты. Услышали турки в шанцах эти крики, испугались — и вовсе духом пали. Лучник же кланялся офицерам, весь сияя радостью, и, показывая им могучую, что твоя лопата, ладонь, на которой виднелись два синих пятна, говорил:

— Ей-богу, правда! Вот вам, судари, доказательство!

— Верим! — кричали вокруг. — Слава богу, что благополучно назад воротился!

— Я через бревна пробрался, — ответил лучник. — Уж так хотелось это их устройство сжечь, да нечем было…

— Слушай, Михал, — вскричал Кетлинг. — Ветошь-то моя готова! Пора теми бревнами заняться. Пускай турки знают, что мы первые их задираем.

— Давай-ка! Начинай! — крикнул Володыёвский.

Сам же побежал к цейхгаузу и отослал в город новую весть:

«Пан Мушальский во время вылазки не убит, он воротился назад, загвоздивши два тяжелых орудия. Был он меж янычарами, они бунт замышляют. Через час мы сожжем заслоны из бревен, а если мне удастся за стены при этом выскочить, то выскочу».

Не успел гонец перебежать мост, как стены задрожали от грохота орудий. Замок на этот раз первым начинал громогласный разговор. В бледном свете утра в воздух летели, подобно пылающим знаменам, охваченные пламенем полотнища и падали у шанцев на бревна. И хотя после ночного дождя дерево сильно отсырело, бревна все же занялись огнем и заполыхали. Вослед тряпью Кетлинг закидал шанцы гранатами. Толпы янычар, выбившиеся из сил, в первые же минуты покинули шанцы. Намаз не вершили. Прибыл сам визирь во главе новых ратей, но сомнение, как видно, закралось и в его душу; наши слышали, как он бормотал:

— Битва милее им, чем отдых! И что за люди в этом замке?

А в войске повсюду слышались тревожные голоса:

— Маленький пес кусаться начинает! Маленький пес кусаться начинает!

Когда же прошла эта счастливая, предвещавшая победу ночь, наступил день 26 августа, которому суждено было стать решающим в истории той войны. В замке ожидали какой-либо серьезной акции с турецкой стороны. И вот на восходе солнца снова слышно стало, как долбят скалу с левой стороны замка, да так громко и усердно, как никогда доселе. Очевидно, турки торопились подвести новую мину, мощнее прежних. Крупные соединения войска караулили поодаль их работы. Зашевелился на шанцах людской муравейник. Судя по скоплению красочных санджаков, которыми словно цветами расцвело поле со стороны Длужка, сам визирь прибыл, дабы возглавить приступ. Янычары накатывали новые орудия на насыпь; во множестве заполонив новый замок, они, кроясь в рвах его и развалинах, изготовились к рукопашной схватке.

Замок, как мы знаем, первым начал орудийный разговор, причем столь успешно, что спервоначалу в шанцах возник переполох. Но бимбаши [71] весьма скоро навели порядок среди янычар, одновременно отозвались все турецкие орудия. Летели ядра, гранаты, картечь; летели на головы защитников щебень, кирпичи, известка; тучи дыма смешались с тучами пыли, жар огня — с солнечным жаром. Не хватало воздуха груди, видимости глазу; гул орудий, разрывы гранат, скрежет ядер о камни, вопли турков, окрики защитников — все это составило некий дикий оркестр, и эхо в скалах вторило ему. Снаряды засыпали замок, засыпали город, все ворота, все башни. Но замок оборонялся яростно, молнией отвечал на молнию, содрогался, светился, дымился, грохотал, извергал огонь, и смерть, и разрушение, словно объят был грозным гневом, словно забылся посреди пламени, словно хотел заглушить турецкие громы и либо в землю провалиться, либо победить.

И в этом замке, средь летящих ядер, огня, клубов пыли и дыма, маленький рыцарь кидался от пушки к пушке, от стены к стене, от угла до угла, сам разрушительному пламени подобный. Казалось, он двоился, троился; был повсюду, ободрял, наставлял; где падал канонир, он заменял его и, влив бодрость в сердца, вновь куда-то мчался. Его порыв передался солдатам. Они поверили, что это последний приступ, а затем придут спокойствие и слава, вера в победу переполняла грудь их, ожесточение и гордость — сердца; безумство боя овладело умами. Крики и ругань так и рвались из глоток. Иные, обуреваемые яростью, порывались выскочить за стены, чтобы там схватиться с янычарами.

А те дважды под прикрытием дыма плотной массой подступали к пролому и дважды, устелив телами землю, откатывались в панике. В полдень на подмогу им двинуты были ополченцы и ямаки, но эта плохо обученная толпа, хотя и побуждаемая сзади копьями, знай себе выла во весь голос, не желая идти на замок. Прибыл каймакам — не помогло. Нависла угроза всеобщей, почти безумной паники, так что людей в конце концов отозвали, и только орудия трудились без устали, меча свои громы и молнии.

Так протекали часы. Солнце спустилось уже с зенита и теперь взирало на битву — багровое, задымленное, как бы подернутое мглою.

Около трех часов пополудни грохот орудий достиг такой мощи, что за стенами нельзя было услышать ни слова, даже если кричали в самое ухо. Воздух в замке стал горячий, как в печи. Вода, которой поливали раскаленные пушки, шипела, превращаясь в пар, он смешивался с дымом, заслоняя свет, но орудия гремели непрестанно.

В три часа с минутами были разбиты две тяжелые турецкие кулеврины. Чуть позднее стоявшая подле них мортира разорвалась от прямого попадания ядра. Канониры гибли как мухи. С каждой минутой становилось все очевиднее, что этот неистовый дьявольский замок берет верх в битве, что он перекричит турецкие громы, что за ним последнее слово…

Турецкий огонь стал ослабевать.

— Скоро конец! — крикнул что есть мочи Володыёвский в ухо Кетлингу, чтобы тот его услышал среди грохота.

— Похоже, что так! — ответил Кетлинг. — До завтра или на дольше?

— Быть может, и на дольше. Виктория нынче за нами.

— И благодаря нам!

— Об новой мине надобно поразмыслить.

Турецкий огонь ослаб еще более.

— Продолжать орудийный обстрел! — крикнул Володыёвский.

И помчался к канонирам.

— Огня, ребята! — крикнул он. — Пока последняя турецкая пушка не заглохнет! Во славу господню и пресвятой богородицы! Во славу Речи Посполитой! Огонь!

Солдаты, видя, что и этот приступ близится к концу, отозвались громким радостным криком и с еще большим рвением стали бить по турецким шанцам.

— Вот вам вечерняя ваша молитва, сукины сыны! — кричало множество голосов.