Око мира - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Джордан cтр.№ 141

— Так какое все эти слова имеют отношение к тому, глаз это Артура Ястребиного Крыла или нет?

— Самое прямое, девочка. И вот воцарился мир, не считая происходящего за Океаном; народ радостно приветствовал его, куда бы он ни пришел, — видишь ли, люди и в самом деле любили его; при всем том человеком Король был суровым, но никогда не проявлял свою жестокость с простым народом, — ну вот он и решил, что самое время построить для себя столицу. Новый город, не связанный в памяти людской ни с какими старыми деяниями, или распрями, или соперничеством. Здесь он и стал возводить ее, в самом центре страны, ограниченной зорями, Пустыней и Запустением. Здесь, куда ни одна Айз Седай никогда не придет по доброй воле и где, окажись она тут, не сможет воспользоваться Силой. Столица, из рук которой однажды все страны получили бы мир и правосудие. Когда было провозглашено о строительстве столицы, простой люд пожертвовал достаточно денег, чтобы воздвигнуть Королю памятник. Большинство людей взирало на него как на стоящего лишь ступенькой ниже Создателя. Чуть ниже. За пять лет памятник высекли и установили. Статуя самого Ястребиного Крыла в сотню раз выше человека. Ее поставили вот здесь, и вокруг нее должен был встать город.

— Тут же нет и не было никакого города, — насмешливо заметила Эгвейн. — Если б он был, от него что-нибудь да осталось бы. Хоть что-то.

— И в самом деле не было. Артур Ястребиное Крыло умер в тот самый день, когда статуя была завершена, а его сыновья и остальные родичи сражались за то, кто из них воссядет на трон Ястребиного Крыла. Одиноко возвышалась статуя посреди этих холмов. Сыновья, племянники, кузены Короля умерли, и последние из рода Ястребиного Крыла сгинули с лика земли, — не считая, может, тех, кто отправился через Океан Арит. Были те, кто, если б мог, стер бы даже саму память о нем. Книги сжигались только из-за того, что в них упоминалось его имя. Под конец от него не осталось ничего, кроме сказаний, причем по большей части — неверных. Вот к чему пришла его слава.

Разумеется, сражения не прекратились из-за того, что Ястребиное Крыло и его родичи умерли. Ведь еще оставался трон, за который стоило сражаться и который нужно завоевать, и всякий лорд и леди, кто мог набрать солдат, стремились заполучить его. Таким было начало Войны Ста Лет. На самом деле длилась она сто двадцать три года, и правду о большей части событий той поры унесло вместе с дымом пылающих городов. Многие захватили часть страны, но никто не захватил всю ее целиком, и в какой-то из этих годов статуя была повержена. Может быть, они не вынесли сравнения себя с ним.

— Сначала вы говорили так, будто презираете его, — сказала Эгвейн, — а теперь — так, будто восхищаетесь им.

Илайас повернулся и в упор посмотрел на девушку немигающим взглядом.

— Приготовьте себе еще немного чаю, если хотите. До темноты я должен загасить костер.

Теперь Перрин ясно различал глаз даже в меркнущем свете дня. Он был больше человеческой головы и от теней, упавших на него, казался похожим на глаз ворона — жестокий, черный, безжалостный. Перрину почему-то совсем расхотелось ночевать в этом месте.

Эгвейн сидела у костра, рассматривая обломок статуи, а Перрин спустился к озерцу, чтобы побыть одному. День угасал, и с востока уже налетал ночной ветер, рябью пробегая по воде. Юноша вынул топор из петли на поясе и задумчиво вертел его в руках. Рукоять из ясеневого дерева, длиной с руку, гладкая и прохладная на ощупь. Он ненавидел его. При мысли о том, как он гордился топором дома, в Эмондовом Лугу, Перрина охватил жгучий стыд. Он им так гордился — до того, как узнал, что готов был совершить им.

— Ты так сильно ее ненавидишь? — раздался позади юноши голос Илайаса.

Вздрогнув, Перрин вскочил и уже поднял было топор, но разглядел говорившего.

— Вы можете?.. Вы можете тоже читать мои мысли? Как волки?

Илайас склонил голову набок и насмешливо оглядел юношу.

— Парень, даже слепому под силу прочесть их по твоему лицу. Ладно, выкладывай. Ты ненавидишь девушку? Презираешь ее? Так ведь? Ты был готов убить ее из-за того, что не терпишь ее, из-за того, что она вечно делает из тебя козла отпущения, взваливает на тебя все по-своему, разными женскими способами.

— Эгвейн никогда в жизни ни на кого ничего не взваливала, — возразил Перрин. — Что должна, она всегда делает, а не перекладывает на других. Я не презираю ее, я люблю ее. — Он взглянул на Илайаса, имевшего наглость рассмеяться. — Нет, совсем не это. Я не хочу сказать, что она мне как сестра, но она и Ранд... Кровь и пепел! Если бы вороны настигли нас... Если б... Я не знаю.

— Да нет, знаешь. Если б у нее был выбор, как ей умирать, что она, по-твоему, выбрала бы? Один хороший удар твоего топора или то, как погибали звери, которых мы сегодня видели? Я знаю, что выбрал бы я.

— У меня нет никакого права выбирать за нее. Вы не расскажете ей, да? О... — Руки Перрина сжали рукоять топора; мускулы напряглись, отчетливо вырисовываясь под кожей, сильные мускулы для его возраста, результат долгих часов работы молотом у наковальни мастера Лухана. На миг юноше показалось, что толстая деревянная рукоять топора треснет. — Я ненавижу эту проклятую вещь, — прорычал он. — Я не знаю, что мне с ним делать, хожу с ним с важным видом, словно какой-то дурак. Я бы в дело не смог пустить его, знаете ли. Когда все было для виду, что-то из «может быть», я мог им хвастаться, играть, будто я... — Он вздохнул, голос его стал едва слышен. — Теперь по-другому. Я и в руки его брать больше не хочу!

— Еще возьмешь, не раз.

Перрин поднял топор, собираясь зашвырнуть его в пруд, но Илайас схватил юношу за запястье.

— Тебе еще придется брать его в руки, парень, и чем дольше ты будешь его ненавидеть, тем мудрее воспользуешься им, — мудрее, чем большинство людей. Погоди. Придет время, когда ты больше не сможешь ненавидеть его, вот тогда бросай его как можно дальше и беги прочь.

Перрин взвешивал топор в руках, борясь с искушением утопить его в пруду. Легко ему говорить «погоди». А что, если я подожду и потом НЕ СМОГУ его выбросить?

Юноша открыл было рот, чтобы спросить у Илайаса, но сказать ничего не успел. Послание от волков такое срочное, что глаза у него остекленели. На миг он забыл, что хотел сказать, забыл, что вообще хотел что-то говорить, забыл даже о том, что умеет говорить, что умеет дышать. Лицо Илайаса тоже вытянулось, а глаза, казалось, смотрели внутрь и куда-то далеко. Затем все исчезло так же быстро, как и пришло. Видение длилось лишь один удар сердца, но и этого хватило.

Перрин встряхнулся и глубоким вдохом наполнил легкие. Илайас не медлил ни секунды; едва завеса спала у него с глаз, он без колебаний устремился к костру. Перрин безмолвно побежал за ним следом.

— Туши костер! — хрипло выкрикнул Илайас Эгвейн. Он нетерпеливо махал рукой и, казалось, пытался кричать шепотом. — Гаси же его!

Девушка поднялась на ноги, недоуменно вытаращившись на Илайаса, потом шагнула к огню, но медленно, явно не понимая, что происходит.