Смерть на кончике хвоста - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 74

— Найдется, но…

— Наливайте полный.

В глазах Воронова затеплился осуждающий огонек, но водку он все-таки налил.

— Вы алкоголичка? — участливо спросил он, когда Наталья молодецки залила спиртное себе в глотку.

По телу сразу же разлилось тепло, а реальность «восьмерки» у подъезда перестала пугать Наталью. Наоборот, она почувствовала неожиданный прилив сил. И рассмеялась.

— Алкоголичка? Возможно, что алкоголичка. А также воровка, похитительница собак и завравшаяся убийца.

— Что-то вы неважно выглядите. Идемте в комнату. Успокоитесь и все мне расскажете.

— Да. Мне нужно рассказать… Мне обязательно нужно кому-то рассказать.

Двухсотграммовый стакан водки, так по-гусарски выпитый, все-таки дал о себе знать: знаменитая вороновская ширма покачивалась — вместе с Лао Цзы, буйволом и Китаем, который он покидал. Покачивались и «Ундервуд», и крестовина окна, и вороновские скорбно поджатые губы.

— Мне обязательно нужно…

— Выкладывайте, Дарья.

— С этого и начнем. С имени. Меня зовут не Дарья. — До чего же дешево звучит, черт возьми! Теперь она похожа на кокетливую потаскушку, скрывающуюся за литературным псевдонимом «Манон Леско».

— Ну и?..

— По порядку. Широкова Наталья Ивановна. Это я. Я действительно нашла собаку. Я действительно приехала сюда, на Васильевский. Потому что этот адрес был написан на собачьем ошейнике. Действительно, этот… ДЕЙСТВИТЕЛЬНО! И я осталась в этой растреклятой квартире, потому что она мне понравилась. Потому что она была под завязку заполнена дорогими вещами и дорогой техникой, потому что у меня… той самой, которая Широкова Наталья Ивановна… у меня жалкая комнатенка в коммуналке на Петроградке. И соседи, которых я ненавижу. И которые ненавидят меня…. Все это время я врала себе… Я жду настоящую хозяйку, я слежу за ее собакой, как же!.. А я просто хотела отдохнуть, поваляться в чужой кровати, поваляться в чужой ванне. Элементарное желание, пусть низменное, но элементарное… А потом я нашла паспорта и просроченные билеты. Но даже это меня не насторожило… Я слушала все звонки в автоответчике, я залезла в чужую электронную почту — это казалось таким невинным, это казалось игрой. Я даже ездила на встречу с бывшим парнем хозяйки. И это тоже была игра… Своего рода. Ничего страшного, ничего угрожающего… Но сегодня… Сегодня я нашла рубаху с пятнами крови…

— Кровь тоже ненастоящая? Кетчуп или вишневый сок? — совсем не к месту спросил Воронов.

Наталья осеклась. Черт его дери, этого писателишку, он не верит ни одному ее слову, он — человек с мозгами и воображением. Тогда что уж говорить о страже закона, который протирает сейчас штаны в «восьмерке».

— Не думаю, — сказала она. — История, которую я вам рассказала несколько дней назад, — это все правда. Вы понимаете?

— С трудом. — Воронов сел в кресло напротив нее. — Значит, роман, который я сейчас пытаюсь написать…

— Это моя собственная история! Теперь вам понятно?

— А труп в багажнике?

— Труп в багажнике — самый настоящий. У меня газеты наверху… И по телевизору об этом говорили.

— Я не смотрю телевизор.

— Да. Я помню… Я потому и рассказала.

— И вы хотите, чтобы я поверил в этот сентиментальный бред? В эту конфетную историю, которая при столкновении с реадьной жизнью просто на куски развалится?

— Хочу, — отчаянно выдохнула она. — Очень хочу.

— Но такое количество случайностей… Так просто не бывает.

— Это в книге не бывает. — Ах, если бы здесь была Нинон с ее полузабытым театроведческим образованием и критическим складом ума!.. Наталья собралась с силами и закончила:

— Потому что в книге все нужно оправдывать. А в жизни… не перед кем оправдываться. Литературных критиков у нее нет.

— А жаль. Ну и куда вы шли на ночь глядя?

— Сдаваться. Человек, который сидит в «Жигулях», он пасет эту квартиру, понимаете? Он уже звонил в дверь, сказал, что из милиции.

— А вы поверили?

— Я до сих пор не могу поверить. Ни во что.

— Ну ладно, — Воронов встал и прошелся по комнате. — Подвожу итог. Значит, по вашим словам, вся эта псевдодетективная история, которую вы мне навязали, произошла на самом деле.

— Происходит, — поправила Наталья. — Она не закончилась. Она закончится тем, что меня упекут. Никто не будет слушать детский лепет о собаке. Если человек не использует ни одного повода, чтобы уйти, значит, у него есть масса поводов, чтобы остаться. Этого мне не простят. Вы знаете, чем я занималась последние несколько часов? Стирала свои собственные отпечатки по всей квартире.

— Зачем?

— Чтобы меня не нашли, черт возьми!!!

— А вы что, имели приводы?

— При чем здесь это?

— Если не имели — тогда все это мартышкин труд. Ваших пальчиков нет в картотеке. Это и ребенку понятно. На вашем месте я бы не стал так драматизировать ситуацию.

— Драматизировать?! — Наталья нервно рассмеялась. — Убит человек, а в моем доме лежит его паспорт, билет на самолет и рубаха… Вся в крови…

— В вашем доме? — Воронов поймал ее на слове и хихикнул.

— Не в моем, не в моем… Черт… Давайте поднимемся, и вы сами все увидите…

— Отличная идея.

Воронов двинулся к выходу. И у самой двери обернулся:

— Ну?!

В его голосе вдруг появились такая сила и такая спокойная властность, что Наталья вздрогнула. Еще неизвестно, кого нужно опасаться больше — ублюдка из «восьмерки» или этого одержимого писателя. А если он стал писателем, как все они становятся — отставные капитаны, майоры и полковники? Если у него в любом милицейском отделении брат и сват, а в спальне сидят автоматчики? Но выстрелов в спину не последовало, и Наталья двинулась в коридор.

Уже надев сапоги (и зачем только снимала?), она жалобно попросила у Воронова:

— Выгляните, пожалуйста, на лестницу. Мало ли что…

Воронов хмыкнул, но все же подчинился. Через несколько мгновений пришли утешительные новости.

— Все в порядке. Никого. Можем идти.

Трусливыми перебежками они добрались до шестого этажа, и Наталья вставила ключ в замок. За дверью было слышно тихое поскуливание. Тума все еще не теряла надежды размять лапы на улице. Наталья вздохнула: и не надейся, душа моя.

Когда ключ в замке повернулся, Воронов неожиданно заартачился.

— Я же совсем забыл… У вас собака.

— Ну и что. Она кроткая, как овца, сама всех боится.