Вспомнить будущее - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 13

– Я никогда в жизни не занимался никаким сыском.

– Все когда-то приходится делать в первый раз.

А девушка оказалась упорной. В том, похоже, была ее истинная суть – в умении добиваться того, что ей хочется, а не в том, чтобы предаваться унынию и лить слезы.

– Мне и без того хватает работы.

– Вы упорно отказываетесь. О’кей, попытаюсь вас переубедить. Вы слышали, какой взятки от меня требуют? Поэтому я предлагаю вам: прямо сейчас – аванс семьдесят тысяч долларов, не возвращаемый ни при каких условиях. Я бы заплатила и больше, но у меня именно столько есть на личных счетах, которые я смогу прямо сейчас безболезненно закрыть. И я заплачу вам столько в любом случае, при любом результате. А потом, когда вы найдете убийцу, докажете, что убил именно он, и предъявите его следственным органам (а я наконец спокойно вступлю в наследство) – я заплачу вам тот самый пресловутый миллион баксов. Ну, за вычетом аванса – девятьсот тридцать тысяч. Квартиру во Флориде продам – и заплачу.

– А если результаты моего расследования вас не удовлетворят?

– В смысле?

– Ну, например, я установлю, что убийца – ваш Павлик. Или, к примеру, вы сама – только были в трансе и не помните, что творили.

– Я не могла, это чушь, – отмахнулась женщина. – А если Павлик – почему бы нет? Он мне, этот Павел Картузов, давно уже совсем никто. – Правда, голос ее дрогнул.

Все-таки сумма в один миллион американских долларов обладает каким-то магическим воздействием на ум нашего современника. Но я все равно нашел в себе силы отклонить столь лестное и щедрое предложение Алины Григорьевны.

Однако вечером того же дня случилось еще одно событие, которое, по странному стечению обстоятельств, заставило меня задуматься над перспективами частного сыска.

Степан Нетребин находился на грани жизни и смерти. Ему удивительным образом удалось выжить первые три лагерных зимы. Сыграли свою роль молодость, природная физическая крепость и воля к жизни. Но зимой сорок четвертого запасы, отпущенные матушкой-природой, истощились. Степа начал доходить. Если бы Нетребина, как и многих его товарищей, осмотрел в ту пору врач, он бы с ходу поставил диагноз: дистрофия, авитаминоз, цинга. Еще бы! При росте сто семьдесят шесть сантиметров вес Степана Нетребина составлял сорок семь килограммов. И уже впоследствии, сколь бы благополучной и сытой ни оказывалась его жизнь, он всегда отличался болезненной худобой: масса тела его не превышала пятидесяти двух кило.

А тогда, зимою сорок четвертого, наступил предел. И в тот момент, когда ему казалось: все, не могу больше, сейчас упаду и больше не встану – к делянке, где работали «заключенные каналармейцы», то есть «зэка», по зимнику подъехала ни много ни мало «эмка». Оттуда вылез офицер в тулупе с матюгальником в руках. Гаркнул, обращаясь к доходягам: «Лицам с высшим образованием – подойти ко мне!»

Степа подошел – точнее будет сказать, прибрел. Или приполз.

А уже через неделю ему стали давать на завтрак десять граммов масла и шесть кусков сахару. Спать он стал хоть и в общей казарме, рассчитанной на восемьдесят персон, зато не в бараке, а в теплом помещении да на простынях. А работал не на земляных или бетонных работах, а с книгами, бумагами да сидя за столом – что в течение еще нескольких лет казалось ему почти чудом.

В древнем городе Владиславле, в бывшем мужском монастыре, в условиях строжайшей секретности создавалась в тот момент под руководством полковника госбезопасности Орлова химическая шарашка. Или, как ее называли официально, особое техническое бюро (ОТБ) при НИИ № 33.

Если бы Берия не умел разговаривать с вождем, он бы и близко не достиг высот, на которые забрался. А там прохладно было, на тех высотах. Одиноко, и кровь иногда леденела. Вот и сейчас – он привычно замер, словно наполовину примерзнув к полу.

– Слушай, Лаврентий, у тебя много ученых по спецлабораториям работают, да?

Берия не понимал и даже не догадывался, куда в очередной раз клонит великий вождь и учитель. Он привык идти по острию – так привыкают ходить под куполом без страховки, бросаться в затяжные прыжки, испытывать на себе смертельные препараты. Опаска, тревога, страх – эти чувства, которыми жила вся страна, сгущались и концентрировались, чем выше ты продвигался по лестнице власти, тем ближе оказывался к вождю. Адреналин стал постоянным блюдом в ежедневном меню высших сановников. Он тонизировал и придавал жизни особый, пряный вкус.

И бытие казалось гораздо более сладким, когда страх проходил, ужас отступал. Когда можно было какое-то время не бояться. Спокойно пить вино и мучить баб.

Лаврентий точно знал, как отвечать на каждую из интонаций вождя. Сейчас, своим обостренным чутьем он догадался: нельзя допустить ни малейшего панибратства. Лучшая реакция: туповатая исполнительность.

– Так точно, товарищ Сталин, ученых много!

– А успеваешь ли ты, Лаврентий, их контролировать?

Тихонечко подбирается тигр, в своих мягких сапожках, ходит неслышно по кабинету, трубочку мусолит. Даже участие в его словах слышится: ах, бедный Лаврентий, вах-вах, как ты много работаешь, за сколько ответственных участков тебе приходится отвечать! Справляешься? А может, нет? Тогда только скажи, мы тебя живо отдыхать отправим.

Не иначе, кто-то из подопечных отличился. Может, в атомном проекте авария – а я и не знаю? Может, кто у Келдыша взбрыкнул? Американские агенты Саров расшифровали? Гадать бесполезно, надо вести свою игру, и если вдруг он, Берия, в чем-то прокололся – каяться, в ногах валяться, умолять.

– Так точно, товарищ Сталин, все под контролем!

– У тебя ведь и химики работают – а, Лаврентий? И медики, да?

«Значит, не в атомном проекте дело. Ф-фух, отлегло немного. Хозяин многое простить может – лишь бы бомбы делалась, и атомная, и термоядерная, достойный ответ советского народа американскому империализму». Можно слегка расслабиться и ответить уже не столь по-солдафонски, а все-таки хоть отчасти, да вольно, напоминая хозяину, что он, Берия, все ж таки собеседник не рядовой – он ближайший соратник, тоже вождь, хотя и меньше калибром (пока).

– Все верно, товарищ Сталин, у меня в хозяйстве и медики имеются, и химики, и физики.

– А ты будешь знать, Лаврентий, если твои химики что-нибудь нахимичат? Если, допустим, новый яд изобретут?

«Опять ловушка. Рано расслабился. И ответить толком нельзя ни да ни нет. Сказать: да, буду знать?! А вдруг они изобрели, а я не знаю? Сказать: никак нет – опять виноват, не уследил».

– Молчишь, Лаврентий? А если они не яд, а, напротив, лекарство изобретут? Против старости, например? Будешь знать?

– Так точно, товарищ Сталин, знать буду.