Эшафот забвения - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 39

– Тогда последний вопрос. Что вы сделали с телом?

Я уже задавала его Братны…

– Не стоило докучать великому режиссеру такими пустяками… Да и вам не стоит забивать этим голову. Я буду рад видеть вас в своем ресторанчике.

Наш разговор ничего не изменил, он даже не прояснил позиции сторон: мягкое давление на меня продолжается, я по-прежнему являюсь призрачной пленницей Кравчука. Я даже знаю, что произойдет через несколько минут: Кравчук церемонно поцелует мне руку, не забыв продемонстрировать отменные резцы добермана, пара официантов с физиономиями Джеймса Бонда при исполнении проводит меня до машины и сдаст с рук на руки Митяю…

– Значит, я все еще не могу быть свободной?

– Это временная мера. Не обижайтесь. Думаю, вы скоро распробуете этого милого молодого человека из вашего эскорта и он вам понравится, – позволил себе скабрезность Кравчук. – Надеюсь, это немного подсластит пилюлю…

Уж не в кровать ли женщине сомнительной красоты и сомнительного возраста вы собираетесь подложить блестящего культуриста, Андрей Юрьевич? Хитрован Кравчук, казалось, прочитал мои циничные необязательные мыслишки:

– Повторяю, он в полном вашем распоряжении.

– Я учту это. В общем, я неприхотлива, самая большая статья моих расходов – это сигареты. Белый “Житан”. А они сейчас стоят довольно дорого…

– Я увеличу вам ставку. В знак особого расположения. Сколько вы сейчас получаете как ассистент?

– Самое удивительное – ненамного больше, чем в прокате. Вы с вашим гениальным режиссером, снимая гениальное кино, проводите не самую удачную финансовую политику.

Это было чистой правдой: из Братны, который не жалел огромных денег на кинопроцесс, невозможно было выбить мало-мальски приличной зарплаты. Он не платил и десятой доли того, что обещал. Самым удивительным было то, что люди не разбегались, они все становились либо фанатиками его кинематографа, либо заложниками его фантастического обаяния, либо тем и другим вместе…

– Все может быть. Но политику в съемочной группе определяю не я – это вопрос свободного выбора каждого.

Я хмыкнула – ничего себе свободный выбор, особенно в моем теперешнем положении.

– Допустим. Но вы должны знать… Я живу…

– Я в курсе. Вы живете со слепым художником. Сергей Каныгин, не так ли?

– Риторический вопрос. Я действительно живу у него. Но он не только слеп, он беспомощен. У него сломан позвоночник, и он прикован к креслу.

– Боюсь, он уже не так беспомощен, как вам кажется, Ева, – двусмысленно промурлыкал Кравчук.

– Вы вперлись и к нему? – с ненавистью сказала я.

– Зачем же так грубо? Просто навестили страдальца. Прикупили парочку картин за очень хорошие деньги. Ему понадобятся деньги… Он был неплохим художником, очень жаль, что с ним произошло это ужасное несчастье… Кстати, мои ребята застали там очаровательную молодую кошечку. Вы только один день не ночевали дома, и вот, пожалуйста… Похоже, ваш слепыш вам изменяет.

Я с трудом удержалась, чтобы не двинуть кулаком в лощеную физиономию Кравчука.

– Мне нужно хотя бы сообщить ему… Мне нужно заехать домой…

– Я понимаю. Вы заедете к нему, если хотите, прямо сейчас. Скажете, что уезжаете на выбор натуры. На некоторое время. Скажем, недели на две.

– Думаете, что решите проблему за две недели?

– Все может быть… – неопределенно сказал Кравчук.

– Я не могу его оставить.

– Можете. Идемте, Ева.

– Вот еще что, Андрей Юрьевич… Я возьму несколько оригами… На память об этом обеде. Вы не возражаете?

– Берите все. – Кравчук был великодушен. К столу подошел метрдотель, и Кравчук что-то шепнул ему на ухо: тот коротко кивнул и мгновенно исчез. Я проводила его ироническим взглядом:

– Скажите, Андрей Юрьевич, у вас весь обслуживающий персонал похож на резидентов советской разведки в “третьих странах” или есть счастливые исключения?

– Весь, – улыбнулся Кравчук, – это ведь все отставники, профессионалы высокого класса, которых государство выкинуло на помойку, как запаршивевших котят. Очень неосмотрительно с его стороны…

– Пожалуй.

…В гардеробе ресторана нас уже ждал Митяй. Он по-прежнему гонял в руке эспандер. Пока гардеробщик помогал мне справиться со стареньким пальто, купленным два месяца назад на распродаже в Измайлове (на большее при скромной зарплате работницы видеопроката рассчитывать было сложно), Кравчук о чем-то шептался с Митяем. На лице молодого человека застыла взрывоопасная смесь удивления, брезгливости и покорности судьбе. Бедный мальчик, тебя уговаривают ни в чем не отказывать потасканной тетке, свалившейся на твою голову, не иначе. Не очень захватывающая перспектива, что и говорить. Поймав на себе потемневший взгляд Митяя, я широко ему улыбнулась. Похоже, нас ждут веселые расплюевские дни.

– До завтра, Ева, – Кравчук был сама любезность, – будем надеяться, что съемки не прервутся из-за отсутствия главной исполнительницы.

– Передавайте привет Анджею, – еще более любезно сказала я.

– Вам понравился “Попугай Флобер”?

– Я в восторге. И кухня отменная.

– Жду вас в любой вечер, если, конечно, вам негде будет его провести. Я отдам распоряжение своим людям. – Любезность Кравчука перешла в приторное обожание, а лицо Митяя исказила такая гримаса, как будто его долбанули электроразрядником для скота.

– Непременно буду. Спасибо за приглашение. Кравчук действительно поцеловал мне руку на прощание – в этом я не ошиблась. Как не ошиблась и в своих предположениях относительно Митяя. Пока мы шли к машине, его молчание стало еще более враждебным, чем обычно, и – еще более рассеянным. Он искоса бросал на меня полные глухой неприязни взгляды – очевидно, прикидывал, с какой стороны взобраться на мою незавидную тушку, чтобы не стошнило раньше времени. Почему так принято считать, что женщины, у которых нет никаких шансов понравиться мужчинам, в душе – яростные нимфоманки?.. О, я знала об этом все, я могла бы даже прочесть курс лекций на эту тему в каком-нибудь затрапезном Кембридже. Никто другой, кроме меня, не мог судить так объективно, так отстраненно – за свою жизнь я успела побыть и вызывающей уныние забитой дурнушкой, и вызывающей восторг чувственной красоткой. Теперь же я была чем-то среднеарифметическим, я пребывала в состоянии полной независимости – и от откровенной красоты, и от откровенной некрасивости. По-другому это называлось наплевательством и объяснялось просто: я так долго готовилась к смерти, что жизнь во всех ее проявлениях больше меня не волновала. Меня не волновали мужчины, разве что только те, кого я успела предать – вольно или невольно. Но это не лежало в сфере секса, это относилось совсем к другой области небес…