Безжалостное обольщение - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Фэйзер cтр.№ 81

Какой бы усталой она ни была, любовь Доминика всегда освежала и расслабляла ее. Если бы не это неотступное неуютное чувство, она и слова бы не произнесла.

— Успокойся, та chcre, на сей раз тебе не придется трудиться, — сказал он. — Ну-ка, подними ее для меня.

Женевьева задрожала. На сей раз? Что это значит? И что за циничный тон? Боже праведный! Неужели, по его мнению, что-то случилось в доме Чолмондели? Однако придется поступить, как он велит, поскольку она не может придумать убедительного предлога, чтобы отказаться. Женевьева начала поднимать рубашку.

— Хватит, — скомандовал он, когда край рубашки дошел до талии.

Доминик дышал прерывисто, и в этом дыхании она слышала, как клокочет его желание. Собрав все подушки, он положил их перед ней, потом, надавив ладонью на спину, толкнул ее на них мягко, но решительно:

— Удобно?

Ей действительно было удобно. Если бы только не это пугающее чувство собственной уязвимости, которое озадачивало ее. Доминик начал гладить ее ягодицы, и она постепенно стала блаженно расслабляться, приготовившись к ощущению нарастающего возбуждения, которое приходило, когда вслед за руками к ягодицами прикасались его бедра, а она получала удовольствие от своей вынужденной пассивности.

Доминик растворился в созерцании ее нежного тела, в ощущении ее женственности и добровольного желания подчиниться его чувственной силе, дарящей ей наслаждение. Женевьева принадлежала только ему, Женевьева — его пленница, безоговорочно принимающая все, что он делал, ибо Доминик лучше ее знал, что доставит ей наибольшее удовольствие, и она отвечала ему всегда ласковым повиновением. Никто другой не мог дать Женевьеве этого и получить от нее такой бесстрашно доверчивой покорности и признания его превосходства в искусстве удовлетворять ее желания. Она никогда не смогла бы вот так отдаваться Себастиани или великому князю Сергею, Леграну или Чолмондели… Или могла бы? Отдавалась?! Змеи, шипя и брызгая ядом. снова зашевелились у него в голове.

Женевьева мгновенно почувствовала перемену, и в ее восхитительное полузабытье ворвалось предчувствие беды. Но пальцы Доминика властно сжимали ее, и она не могла до конца осознать это предчувствие. На нее словно накатывали жаркие волны прилива, а потом отбегали, оставляя ее на прохладном берегу, на груде подушек, жадно, словно рыба, ловящую ртом воздух.

Доминик скинул туфли, стянул панталоны, сжал ее бедра и с минуту смотрел на бледную кожу спины, слегка покрывшуюся блестящей испариной, на обнажившийся беззащитный затылок, на сияющую копну волос, разметавшихся по подушке. «Боже милосердный, — подумал он мрачно, понимая, что Женевьева значит для него на самом деле. — Mon coeur, сердце мое, моя жизнь». Очень медленно он вошел в нее, ощутив, как шелковистая напрягшаяся плоть сомкнулась вокруг него. Его руки скользнули вверх по спине, подняли рубашку, ногти царапали ей кожу. Женевьева напряглась. Погружаясь в нее снова и снова, Доминик чувствовал, что она ответно двигается ему навстречу, слышал ее тихий, с присвистом шепот поднимающегося желания.

Вихрь, сметающий все па своем пути, уже зародился на горизонте, и они бешено старались удержаться в бухте еще хоть несколько восхитительных мгновений. Но всепоглощающий поток приближался, и Женевьева первой сдалась на милость его волшебной силы, и он в мгновение ока засосал ее в пучину полного забытья. Доминик услышал, как его имя звенящим эхом разнеслось по комнате за миг до того, как тело Женевьевы бессильно обмякло и лицо зарылось в подушки. Она дышала прерывисто и хрипло. Видя, что довел ее до предела и что сделал ее снова только своей, Доминик ощутил, как его самого накрыла беспощадная волна, и рухнул на Женевьеву, прижавшись к ней, казалось, самим сердцем.

— Не желаете ли быть четвертым в вист, Чолмондели? — Великий князь Сергей, семеня, подошел к англичанину, который стоял, прислонившись к затянутой шелком стене в салоне виконтессы де Граси, и тоскливо слушал бесцветную игру на арфе какой-то болезненной девицы в красно-коричневом атласном платье.

Уйдя в себя, Чолмондели не расслышал вопроса.

— Вист, — любезно повторил Сергей, беря из табакерки щепотку табаку и проследил взглядом, на кого смотрел его собеседник: на миниатюрную мадам Делакруа, которая заигрывала с месье Фуше.

— Интересно, Фуше она тоже предложит сыграть в пике? — пробормотал русский.

Чолмондели моментально пришел в себя и уставился на собеседника:

— Зачем?

— Точно не знаю, мой друг, — задумчиво ответил тот, — но не ради удовольствия поиграть в карты. В этом я уверен. Они немного помолчали, затем англичанин проворчал:

— И не ради удовольствия заплатить долг в случае проигрыша, конечно.

— Ах, так вы тоже через это прошли?! — воскликнул — русский. — Дама — мастерица расточать обещания, не так ли?

— И чертовски хорошо играет в карты.

— Значит, и вы проиграли?

— Проиграл. — Чолмондели сердито вспыхнул.

— И вероятно, ожидали, что, несмотря на ваш проигрыш, дама выполнит свое обещание? — предположил Сергей. — Ведь в конце концов она так недвусмысленно намекала.

Чолмондели вспомнил тот поцелуй. Черт возьми! Ведь у него не было никаких сомнений, ничто не заставляло заподозрить, будто на самом деле у мадам Делакруа нет к нему интереса.

— Успокойтесь, друг мой, и утешьтесь тем, что вы пострадали не один, — с сочувственной улыбкой продолжал князь Сергей.

Собеседник в изумлении воззрился на него:

— А у меня создалось впечатление…

— Что я, Легран и Себастиани выиграли? — невесело рассмеялся Сергей. — Уязвленная гордость, мой дорогой Чолмондели, заставляет несколько приукрашивать истину.

Англичанин почувствовал себя намного увереннее и поинтересовался, а зачем она это делает. Великий князь задумался:

— Вероятно, мадам Делакруа из тех, кого игра возбуждает только в том случае, если они не могут заплатить карточный долг. Такие люди встречаются.

— Возможно, — поджав губы, кивнул Чарлз. — Но меня не покидает чувство, что за этим кроется что-то еще.

— Несомненно, мой друг. Мы с Леграном и Себастиани тоже пришли к такому выводу. И нам очень хочется узнать, что такое это «еще». Вам не показалось несколько необычным, что Делакруа, похоже, нисколько не смущает то, как забавляется его жена? А ведь он не производит впечатления человека, который охотно делится с другими тем, что ему принадлежит. Понаблюдайте, как он смотрит на супругу.

Месье Делакруа и впрямь смотрел на свою так называемую жену, не зная, что за ним, в свою очередь, наблюдают. Брови его были сурово сдвинуты. Он не просил ее флиртовать с Фуше, просто попросил найти хитрого престарелого царедворца и вовлечь в беседу, во время которой дать понять, что Делакруа на одной с ним стороне. Но Женевьева явно превысила полномочия, стараясь продемонстрировать Фуше все свои таланты. «Она врожденная куртизанка, — с грустью подумал Доминик, — ничего удивительного, что она так легко ухватилась за идею стать ею, если Доминик увезет ее из Нового Орлеана. И ведь это она сама предложила использовать себя для добывания нужной им информации. Зачем, черт побери, я вообще на это согласился? Потому что мне и в голову не могло прийти, что это заставит меня страдать». У него цепенел мозг, вскипала кровь и улетучивался весь его хваленый рационализм, которым Доминик так гордился, когда он представлял себе, как ее тело извивается под другим мужчиной.