Жестокое милосердие - читать онлайн книгу. Автор: Робин Ла Фиверс cтр.№ 76

— Вы так храбро держались, что он хорошенько подумает, прежде чем снова предпринять нечто подобное. С вами или с кем-то еще.

У Анны вырывается рыдающий вздох:

— Мадам Динан сказала, что ей нужно поймать пажа и отправить письмо. Я удивилась, но в последнее время она была довольно рассеянна, да и мы с ней не особенно ладили. Могла ли я думать, могла ли я подозревать, что она… что она так…

У нее перехватывает горло.

— Идемте, — говорю я. — Идемте скорее в ваши покои. Подняться сможете?

А сама уже прикидываю, как быть, если у нее не хватит сил встать. Нести ее я не смогу, оставить здесь и побежать за помощью — тоже.

— Смогу, — с железной решимостью отвечает она.

Я встаю первая и подаю ей руку, потом медленно веду в ее покои. Нам попадаются какие-то придворные, и всякий раз Анна прикладывает усилия, чтобы выпрямиться и горделиво нести голову; она держится с таким царственным достоинством, что любопытные взгляды почти не касаются нас.

Добравшись наконец до солярия, я с облегчением убеждаюсь, что мадам Динан туда не вернулась. Фрейлины, сидящие в комнате, почтительно встают.

— Оставьте нас, — отсылает их Анна.

Ни я, ни приближенные дамы еще не слышали, чтобы она так резко распоряжалась. Они удивленно и даже испуганно переглядываются, но ослушаться не дерзают.

— Постойте, — окликает она, и те замирают, точно собачки, натянувшие поводки. — Приготовьте мне горячую ванну!

Фрейлины вновь переглядываются, и у одной хватает смелости спросить:

— Не стоило ли бы нам остаться и помочь вашей светлости?

Анна вопросительно оглядывается на меня. Я чуть заметно качаю головой, и она отвечает:

— Нет, мне будет прислуживать госпожа Рьенн. Ступайте.

И они спешат за дверь, точно стайка голубок, которых спугнули с насеста. Мы остаемся наедине, дверь прочно закрыта, и герцогиня принимается беспощадно сдирать с себя нарядное платье. Сперва я пугаюсь, уж не приключилось ли с ней запоздалой истерики, но потом слышу, как она шепчет:

— Не хочу больше чувствовать на себе его липкие пальцы!..

Ее голос прерывается, и я спешу ей на помощь.

Она рвет воротник, тянет рукава, даже не дожидаясь, пока я расшнурую корсаж. Трещит ткань, на пол сыпется мелкий жемчуг.

— Ваша светлость, — бормочу я, — этак от платья совсем ничего не останется.

— Этого я и хочу, — шепчет она в ответ. Платье падает к ногам, и герцогиня пинком отшвыривает его. — Ни за что больше не надену! Никогда в жизни!

Она дрожит, оставшись в одной рубашке, и кажется еще более юной и беззащитной, чем недужная Изабо.

В дверь стучат. Я сдергиваю с себя плащ и кутаю в него герцогиню, после чего впускаю фрейлин с принадлежностями для ванны. Они наполняют медный чан горячей водой, разводят в очаге огонь, выкладывают чистые льняные полотенца и неуверенно переминаются, не зная, как быть дальше.

— Ступайте, — устало произносит Анна.

Когда они скрываются за дверью, я отворачиваюсь, чтобы дать ей возможность без посторонних глаз ступить в ванну. Будучи высокородной и высокопоставленной особой, она всегда была окружена слугами. Кто-то тер ей спину, подавал полотенце, расчесывал волосы. Никого не оказалось рядом лишь в мгновение величайшей нужды!

Я снова чувствую закипающий гнев:

— Вымыть вам голову, моя герцогиня?

Уголок ее рта ползет вверх — девочка мужественно силится улыбнуться.

— Вас, убийц, и этому обучали?

Я улыбаюсь в ответ:

— Нет, просто мы с сестрами по оружию временами помогали друг дружке.

Ее темно-карие глаза не покидают моих:

— Сегодня, по-моему, мы с тобой тоже стали сестрами по оружию. Почту за честь, если ты сделаешь для меня то же, что делала для подруг.

Я низко кланяюсь ей, преисполняясь смирения:

— Конечно, ваша светлость.

Взяв кувшин, наполняю его из ванны теплой водой и смачиваю ее длинные каштановые пряди. Я еще не видела герцогиню с распущенными волосами; какие они шелковистые и густые! Я молча намыливаю их и ополаскиваю. Она пользуется мылом, пахнущим розами.

— Когда я вымоюсь и оденусь, надо будет послать за Гавриэлом, — окрепшим голосом произносит она.

— Вы желаете в первую очередь поговорить именно с ним? — спрашиваю я, польщенная доверием, которое она оказывает Дювалю.

Она оглядывается на меня.

— Именно с ним, — очень серьезно повторяет герцогиня.

Я выливаю на ее волосы очередной кувшин чистой воды.

— Когда я родилась, — продолжает она, — мой отец отозвал Гавриэла в сторонку и заявил, что с этого дня вверяет меня его чести, назначая его хранителем моей безопасности и моего счастья.

— Сколько же лет ему было тогда?

— Думаю, двенадцать или тринадцать.

То есть примерно столько же, сколько сейчас ей самой.

— Какая великая ответственность, а ведь он был так юн, — вырывается у меня.

— Да, но он только рад был, — отвечает герцогиня. — У него появилась цель в жизни. Теперь он знает, чего ради преуспевает в занятиях, выигрывает у наставников в шахматы и долгими часами размахивает мечом во дворе. — В ее голосе просыпается нежность. — А уж во мне он просто души не чает! Как-то он рассказал мне, как впервые взял меня на руки — и погиб! Я ничего от него не требовала, ни воинских побед, ни великого ума, я лишь просила, чтобы он любил меня и защищал. Вот он тогда этому себя и посвятил.

— Я смотрю, от него даже в детстве очень многого требовали.

— Разве ты не встречалась с его матерью, Исмэй?

Я невольно смеюсь:

— О да, ваша светлость.

— Значит, тебе известно, что с момента его рождения она принялась интриговать, и все на его счет. Гавриэл это терпел, но только пока я не появилась на свет. Стоило отцу поручить меня его заботам, как он открестился от всех ее далеко идущих планов. Даже тогда он был человеком чести и редкостного благородства. Полагаю, она жутко ненавидит меня за это!

— Несомненно, — бормочу я, завороженная возможностью ненароком заглянуть в детство Дюваля.

— И если даже у меня были какие-то сомнения на его счет… То есть у меня-то их не было, но вот у других — были. Так вот, они начисто исчезли, когда мне было пять лет. Тебе известно, что я была просватана за английского кронпринца?

— Да, ваша светлость. В монастыре мы изучали все, что касается деяний вашей семьи, ибо наш первейший долг — блюсти ваше благополучие и самое жизнь.

Она оглядывается, на ее щеках возникают милые ямочки: