Здесь, на Земле - читать онлайн книгу. Автор: Элис Хоффман cтр.№ 20

Может, так оно и правильнее. Может, такая мерзкая погода и впрямь полезна для формирования характера: очищает, пробирая до костей, и оставляет лишь те грани души, что не боятся никаких трудностей.

Несмотря на холод, Гвен рада хоть немного побыть вне стен этого мрачного старого дома. С тех пор как они тут, мать, похоже, вообще не спешит уезжать, тратя все свое время на сортировку вещей миссис Дейл: что выбросить, что подарить, что оставить. А по ночам, скорее всего, не спит. Кушетка Гвен — в швейной комнатке; и потому ей хорошо слышно, как мать ходит и ходит по мансарде, а потом по кухне, пьет посреди ночи чай. Вчера, например, примерно в часа три-четыре Гвен, открыв глаза, увидела, как та стоит на лестнице и смотрит в окно. Так неотрывно, так пристально, будто там, на дворе или дороге, вот-вот произойдет нечто самое важное в ее жизни.

И эта еще чертова собака. Мать носится с ней, будто епитимью на себя наложила (в наказание, что ли, за то, что в первые, дни напрочь о ней позабыла?). Скармливает ей баночки тунца и вареных куриц, причем невзирая на то, что та уже дважды пыталась ее цапнуть. Глупая тварь сидит обычно под дверью и воет как полоумная, а когда Гвен пытается вывести ее на прогулку — ни в какую, сколько ни дергай поводок и ни ругайся грязными словами. Нет, уговаривать ее надо, черт возьми. Деликатно, вежливо — что Гвен и вынуждена делать в конце концов, если хочет все-таки ее выгулять.

Нынешним вечером она звонила своей подруге Минни — пожаловаться и облегчить душу. Той, как назло, опять не было дома. Ее мать сказала, она пошла спать к Пепите Андерсон. Упомянутой особы нет в природе, это просто условный код для всех девчонок, несуществующая подруга, имя и фамилия от фонаря, сообщаемое предкам, когда хочешь провести ночь не дома. «Привет от старухи Пепиты, — скажет Гвен Минни (если когда-нибудь, черт возьми, сподобится дозвониться ей и застать). — Надеюсь, ты сейчас в полном отрыве. А если и не в полном, то это все равно лучше, чем ничего, потому как я здесь просто подыхаю от скуки».

Будь Гвен дома, потопала бы в торговый центр: там и купишь что-нибудь, и развеешься. А тут, надумаешь хоть немного отдохнуть от присутствия матери — лишь эти оловянные поля вокруг, и постепенно гаснущий рвет, да лес, полный тварей, прямо сейчас, должно быть, глазеющих на тебя из чащи, — еноты, белки, куницы (и хорошо еще, что не кто-то покрупнее).

Идя сейчас этой безлюдной дорогой, она думает: никто на свете ее, Гвен, не знает. Даже представить себе не может, каково это — быть ею. С того самого момента, как они здесь, ей отчаянно хочется назад, в Калифорнию. Но если честно: что ее там ждет? Она типичный неудачник, вот в чем дело. Ненавидит школу, ненавидит всех своих друзей (за исключением Минни — та аутсайдер еще почище), ненавидит двух последних своих парней. С обоими был секс — правда, ей так и не удается себе объяснить, чего ради. Секс был никакой. Она так много слышала об этом… а как дошло до дела — словно выплыла из тела на все время интима. Любовью это не назовешь, уж точно. Да и вообще все вокруг до того никакое, что в последнее время ее стала преследовать странная мысль: а если сверху вдруг грохнется атомная бомба — хоть что-нибудь для нее это изменит? Не лучше ли быть взорванной, к чертям собачьим, чем бездарно провалить и оставшуюся жизнь?

Впервые Гвен задумалась над этим, ожидая мать у похоронного бюро, и с тех пор эта болезненная идея не дает покоя. Что ей делать со своей жизнью, в конце концов? Вот здесь, без всяких развлечений — ни тебе телевизора, ни телефона, ни магазинов, «травки», парня — кто она такая? И почему не может вновь стать прежней, такой, как до приезда сюда, когда вообще едва ли включала свои мозги?

Гвен, кинув сигарету на дорогу, тушит ее пят кой и, прислонившись к деревянному штакетнику, тянется в карман за шарфом. И тут возникает странное ощущение сзади, на шее. Будто ей в затылок дышат. Она сошла с ума или действительно кто-то стоит прямо у нее за спиной? И что теперь делать? Без оглядки рвануть что есть сил назад по дороге, не любопытствуя, что за создание так тепло на нее дышит? Но тут раздаются характерные звуки, и возникает смутная догадка.

Еще даже не обернувшись, не увидав Таро, Гвен будто погрузилась в сон. Этим поздним вечером, с его темным горизонтом и серебряными далями, к ней, незваная, подошла лошадь. Может, поэтому Гвен, не думая, проскальзывает между штакетин на пастбище. Это сон, ее сон, и она отчаянно хочет знать, что будет дальше.

Вверху, на холме, Хэнк схватил за шкирку молодого пса, который начал было тявкать, и хорошенько встряхивает. Парню тоже очень хочется увидеть, что будет дальше, и глупый щенок не должен выдавать его присутствие. Вообще-то Хэнк во всем пытается быть человеком ответственным (что ему, как правило, и удается). Поэтому он знает, например, что должен сейчас сбежать с холма и остановить девушку. Поту сторону ограды — довольно опасно, Таро срывается и откуда меньших раздражителей: внезапный порыв ветра, бабочка, пчела.

Но конь почему-то словно зачарован. Девушка ли так прекрасна на фоне иссиня-черного неба или, может, кто и очарован — так это Хэнк? Вблизи лошадей Гвен видела только на фермерских ярмарках, и теперь ей даже в голову не приходит чего-то бояться. Ей хорошо, спокойно стоять рядом с Таро и говорить с ним, тогда как мало-мальски рассудительный человек тут же дал бы деру. «Ты великолепен», — говорит она старому, опасному коню, и ему, похоже, нравится это слышать. Он подступает ближе, медленно, осторожно, будто не желая пропустить ничего из того, что она еще скажет.

Не странно ли, в самом деле, видеть коня, которого нарекли убийцей, мягко, бережно ступающего вслед Гвен? Они направляются к полусгнившему пню, который Хэнк еще прошлой весной должен был выкорчевать. Некогда то был огромный клен, перед тем как молния расщепила его надвое. Кен Хелм распилил ствол на дрова, и парень одно время подумывал прийти сюда с динамитом — ликвидировать до конца то, что осталось торчать из земли. Теперь он рад, что тогда до этого не дошли руки: пень как раз нужной высоты. Девушка взбирается Таро на спину и, неумело балансируя, чуть не падает с него, случайно ударив ногой о бок. Даже этот слабый шлепок, будь другие обстоятельства, послал бы коня вскачь.

— Спокойно, — говорит она ему. — Ты большой милашка.

Хотя Гвен ни бум-бум в коневодстве, его размеры она охарактеризовала правильно. Таро в холке — шестнадцать ладоней, [12] а если смотреть с его спины на землю — и того выше.

— Ну, будь хорошим мальчиком.

Таро, по-видимому, так потрясен, что стоит как вкопанный. Если с девушкой сейчас что-то случится Хэнку каяться всю жизнь. Сломанная, нога, травмированный позвоночник — то будет его вина. И все же он не трогается с места, лишь отвердели мышцы, пульс забился чаще и рука крепче держит щенка за шкирку, готовая как следует встряхнуть, если тот вдруг залает и вспугнет Таро.

Гвен наклоняется вперед, держась двумя руками за конскую гриву. Ей боязно: вдруг она моргнет и сон развеется. Она проснется, как обычно, в своей постели и поймет, что не выходила из дому, не надевала чьи-то старые ботинки, не гуляла по пустой дороге, не повстречала красавца коня. Если это сон, то Гвен не хочет просыпаться. Она не издает ни звука — так ей хочется всего этого въявь. И Хэнку, незаметному наблюдателю с вершины Лисьего холма, этого хочется для нее так же сильно. В сумерках на пастбище ее жизнь проделала поворот, по своей редкости подобный схождению планет с орбит, отчего они врезаются друг в друга, наполняя ночь феерией столкновения. Здесь, в местности, куда она, будь ее выбор, ни за что бы не пошла, в приближении ночи, такой холодной, что яблоки мерзнут на ветвях, Гвен уже не одинока.