Тысяча и один призрак - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 20

Шторы были опущены, занавеси закрыты. Зажгли свечи.

– Пусть завтрак и обед для нас будут всегда готовы. Джон, – сказал доктор, – мы не хотим есть в определенные часы. Подадите, когда я вас позову.

– Слышите, Джон? – сказал больной.

– Да, сударь.

– Затем дайте нам карты, шашки, домино и уходите.

Джон принес все требуемое и ушел.

Доктор принялся, как мог, развлекать больного, болтал, играл с ним, а когда проголодался – позвонил.

Джон, который знал, зачем звонили, принес завтрак.

После завтрака начали партию, которая прервана была новым звонком доктора.

Джон принес обед.

Они ели, пили, выпили кофе и опять стали играть. Так, вдвоем провели они день, который тянулся необычайно долго. Доктор приблизительно определил время и решил, что роковой час уже миновал.

– Итак, – сказал он вставая, – победа!

– Как – победа? – спросил больной.

– Теперь, по крайней мере, восемь или девять часов, а скелет не явился.

– Посмотрите на ваши часы, доктор, они единственные в доме. Если час миновал, тогда и я, пожалуй, закричу: победа!

Доктор посмотрел на часы и промолчал.

– Вы ошиблись, не правда ли, доктор? – сказал больной. – Ровно шесть часов.

– Да, и что же?

– И что же? Вот входит скелет. – И больной с глубоким вздохом откинулся назад.

Доктор посмотрел во все стороны.

– Но где вы его видите? – спросил он.

– На его обычном месте, в проходе, между занавесями.

Доктор встал, подошел к кровати и занял то место, которое должен был занимать скелет.

– А теперь вы все еще его видите?

– Я не вижу нижней части туловища, вы закрываете его вашим телом, но я вижу череп.

– Где?

– Над вашим правым плечом. У вас как бы две головы – живая и мертвая.

Несмотря на все свое неверие, доктор вздрогнул. Он обернулся, но ничего не увидел.

– Мой друг, – сказал он с грустью больному, – если вам надо сделать распоряжение по части завещания, сделайте его.

И он вышел.

Девять дней спустя Джон, войдя в комнату своего хозяина, нашел его мертвым.

Прошло ровно три месяца со времени казни разбойника.

– Ну и что же это все доказывает, доктор? – спросил Ледрю.

– Это доказывает, что органы, передающие мозгу впечатления, которые они воспринимают, вследствие определенных причин расстраиваются и являются, таким образом, как бы плохим зеркалом для мозга. И тогда мы видим предметы и слышим звуки, которых не существует. Вот и все.

– Однако, – сказал кавалер Ленуар с робостью доверчивого ученого, – случается же, что некоторые предметы оставляют след, что некоторые предсказания сбываются. Как вы объясните, доктор, тот факт, что удары, нанесенные привидением, оставляли синяки на том, кто им подвергался? Как вы объясните, что привидение могло на десять, двадцать, тридцать лет вперед предсказать будущее? То, что не существует, может ли наносить ущерб тому, что существует, или предсказывать то, что должно случиться?

– А, – сказал доктор, – вы имеете в виду видение шведского короля.

– Нет, я хочу сказать о том привидении, которое я сам видел.

– Вы?

– Да, я.

– Где же?

– В Сен-Дени.

– Когда это было?

– В тысяча семьсот девяносто четвертом году, во время профанации гробниц.

– Да-да, послушайте-ка, доктор.

– Что? Что вы видели? Расскажите!

– Извольте. В тысяча семьсот девяносто третьем году я назначен был директором музея французских памятников и в качестве такового присутствовал при раскопках могил в аббатстве Сен-Дени, переименованном просвещенными патриотами в Франсиаду. По прошествии сорока лет я могу рассказать вам странные вещи, которыми ознаменовалась эта профанация.

Ненависть, которую удалось внушить народу к королю Людовику XVI и которая не утихла и после казни 21 января, теперь перенесена была на королей его династии: хотели преследовать монархию до самых ее истоков, монархов вплоть до их могил, решили рассеять по ветру прах шестидесяти королей.

Может быть, хотели убедиться, сохранились ли великие сокровища, зарытые в некоторых из этих гробниц, столь неприкосновенных, как говорили.

Народ устремился в Сен-Дени.

Шестого и восьмого августа он уничтожил пятьдесят одну гробницу – историю двенадцати веков.

Тогда правительство решило воспользоваться этим, обыскать все гробницы и завладеть наследием монархии, которой нанесен был удар в лице ее последнего представителя, Людовика XVI.

Затем намеревались уничтожить даже имена, память, кости королей. Речь шла о том, чтобы вычеркнуть из истории четырнадцать веков монархии.

Несчастные безумцы не понимают, что иногда люди могут изменить будущее, но никогда не могут изменить прошедшего. На кладбище приготовлена была обширная общая могила по образцу могил для бедных. В эту яму, выложенную известью, должны были бросить, как на живодерне, кости тех, кто сделал из Франции первую в мире нацию, кости монархов от Дагобера до Людовика XV.

Таким способом дано было удовлетворение народу; особенное же удовольствие доставлено было законодателям, адвокатам, завистливым журналистам, хищным птицам революции, глаза которых не выносят никакого блеска, как глаза ночных птиц не выносят света. Гордость тех, кто не может ничего создать, сводится к разрушению.

Меня назначили инспектором раскопок. Таким образом, я получил возможность спасти много драгоценных вещей, и я принял назначение.

В субботу 12 октября, когда на процессе разбиралось дело королевы, я открыл склеп Бурбонов со стороны подземных часовен и извлек гроб Генриха IV, убитого 14 мая 1610 года в возрасте пятидесяти семи лет.

Что касается статуи его на Новом мосту, шедевра Жана де Болонь и его ученика, то ее перечеканили в грубые су.

Тело Генриха прекрасно сохранилось; прекрасно сохранились и черты лица; он был таким, каким рисовали его любовь народа и кисть Рубенса. Когда его вынули первым из могилы в хорошо сохранившемся саване, волнение царило необычайное и под сводами церкви чуть не раздался популярный когда-то во Франции возглас: «Да здравствует Генрих IV!»

Когда я увидел эти знаки почтения, можно сказать, даже любви, я велел прислонить тело к одной из колонн клироса, чтобы каждый мог подойти и посмотреть на него.

Он был одет, как и при жизни, в черный бархатный камзол с фрезами и белыми манжетами, в бархатные штаны, такие же, как камзол, шелковые чулки того же цвета и бархатные башмаки.