Почта святого Валентина - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Нисенбаум cтр.№ 47

Напоследок из шляпы высунулись четыре крохотные, как допотопные автомобильные рожки, медные фанфары, которые пробибикали смесь Мендельсона с «макареной», а потом юркнули обратно в щедрую шляпную тьму, и под дружные хлопки стол, не снимая шляпы, сердито ушагал в закулисье.

— А теперь, мои одаренные, переходим к легким закускам! — крикнул Георгий, перегнулся в долговязом поклоне и, взмахнув шелковым плащом, упорхнул. Стол же, мелкими шагами прокравшись за угол, остановился, и из-под персидского ковра вылез, отдуваясь, невысокий мужчина с пустым мешком, китайским термосом в форме гуся, газовым баллоном и стопкой слипшихся желтых стикеров (на верхнем черным фломастером было выведено число «14»). Мужчина отряхнул колени и, аккуратно сложив странный набор в мешок, с мягким усилием оторвал шляпу от стола. При этом можно было видеть, что и в шляпе, и в ковре, и в самой крышке стола зияет одинаковая по размеру круглая дыра. Сложив продырявленную шляпу и ковер обратно в мешок, маленький человек потянулся, шмыгнул в коридор и пропал.

Во время представления Вартан Мартиросович улыбался и даже хохотал вместе с другими, но под платком легкого веселья глыбой леденело непроходящее недоумение: зачем он здесь? Сегодня он дважды видел детей, вроде бы игравших роль Ануш. Но где была она сама? Почему в такой день они порознь? Зачем ему наблюдать за Георгием? Может, для этого достаточно было матери самого Георгия? «Ануш, Ануш, рыбонька моя ясноглазая», — причитал кто-то в душе Вартана Мартиросовича.

Пока шел концерт, шустрые незримые силы накрывали за спинами зрителей столы. Ничего основательного — детский сад, баловство. Столы, кстати, у детей были низкие, детские, а у взрослых голова едва возвышалась над поверхностью, точно у малышей, впервые усаженных вместе со старшими. Переодевающийся Хронов, увидев эту композицию из-за двери, тотчас смекнул, что к чему. Такой прием часто применяли в ТЮЗе, где он когда-то начинал актерствовать. Когда взрослым артистам нужно было играть малышей, меняли размеры декораций и реквизита, чтобы большие казались маленькими. Еда тоже была откалибрована: у детей маленькие, плотно слепленные гроздья кишмиша, у взрослых — набычившийся кардинал, у детей — мандарины и пальчиковая хурма, у взрослых — помело и чрезмерные груши. Забывая о своем угощении, дети заглядывались на гигантские, небывалые конфеты и могучие кексы старших. Теперь на детсадовском пиру всем бросилось наконец в глаза, что за взрослыми ухаживали сплошь великанши! Не одна, не две — все десять женщин, сновавших между столами и угощавших оробело переглядывавшихся гостей крупногабаритными лакомствами, были богатыршами из иных веков, из-под другого солнца.

— Где они набрали таких? — шепнул, оглядываясь, Ролан Гагикович из Миасса.

— Говорят, бывшие волейболистки. От самого Карполя, — так же тихо ответил Павел Звонарев и тоже на всякий случай поглядел, не слышит ли воспитательница.

Грянуло фальшивое пианино, и одна из великанш возгласила под музыку:

— Дорогие мальчишки и девчонки! Наш праздник подходит к концу, а ваш — в самом начале. В шкафчиках каждого из вас ждет подарок. Не толпясь проходим к выходу, аккуратно — слышал меня, Звонарев? — одеваемся, собираем вещи. В вестибюле вас встречают родители, бабушки и дедушки. С праздником, ребята!

Похоже, никого, кроме Вартана Мартиросовича, нелепая игра не смущала: гости обсуждали внезапную малорослость, картинки на шкафчиках, концерт, подарки. Но через несколько минут, когда в раздевалке оставалось всего три человека, включая доктора, произошло самое странное событие за сегодняшнее утро (хотя, казалось бы, недостатка в чудесах и странностях не наблюдалось). Высокий лейтенант в форме времен Второй мировой с планшеткой через плечо шагнул из коридора к растерявшемуся Вартану Мартиросовичу. У лейтенанта были озорные глаза, широкие брови и бравая улыбка в гвардейских усах.

— Ну здравствуй, Вартаник, здравствуй. Заждался?

Доктор совершенно растерялся и пробормотал нечто невразумительное.

— Прости, задержался чуть-чуть. Сам знаешь — служба. Ты на своем посту, я на своем. Собрался? Давай попрощаемся с товарищами и пойдем! — Тут военный приветливо, но твердо поглядел на последнего гостя в дверях.

Сердце доктора пустилось вскачь. Это лицо он видел много лет не реже двух раз в день у себя в кабинете, чаще мельком, порой — вглядываясь и пытаясь рассмотреть малейшие детали. Разумеется, сейчас рядом стоял не его отец. Отца почти сорок лет не было в живых; когда он погиб, Вартан учился в школе. В усы улыбался очередной актер. Более того, отец был невысокого роста, а этот на голову выше взрослого Вартана Мартиросовича. Но все эти возражения пытался собрать рассудок, а память сохранила отца точь-в-точь таким — высоким, подтянутым, сильным. А голос! А запах отцовского табака и одеколона, которым тот протирал щеки после бритья! Такой силы нахлынувшего узнавания Вартан Мартиросович не ожидал, как и вообще не ожидал ничего, что происходило сегодня. Доктор собрался возмутиться, накричать на этого молодого шута, который решил поиграть его чувствами, но неожиданно для себя вдруг обхватил этого двадцатипятилетнего мальчишку, который годился ему в сыновья, сжал в объятиях, прячась в них, не умея совладать с собой. «Мальчик — отец мужчины», — вспомнилась невесть где услышанная цитата. «Какие негодяи! Какие мерзавцы!» — Он попробовал вернуться к строгому осуждению, но даже эти слова прозвучали в голове на удивление тепло.

— Пойдем-ка, сынок, — сказал Вартан Мартиросович дрогнувшим голосом. — Как тебя зовут-то?

— Лейтенант военной медицинской службы Мартирос Никогосян, — гордо отчеканил парень.

— Ладно, пока не говори. Потом скажешь. А у меня сегодня дочка замуж выходит. Слыхал?

Доктору было жаль, что этот пацан, живое эхо отца, посторонний человек, нанятый актер. Сколько всего, оказывается, хотелось расспросить, скольким поделиться!

— Может, давай я тебе расскажу про него. Отец служил в Балашихе, в медсанчасти, домой наезжал на выходные. И каждый раз, помню, привозил мне гостинец. Всегда одно и то же.

Ничуть не смутившись, лейтенант произнес все тем же покровительственным тоном:

— Все, все донесла разведка. Известно, кто в этом доме самый большой сладкоежка! У меня для тебя подарок.

Они стояли между шкафчиками вдвоем — ладный худенький офицер и коренастый, с седыми вихрами и черными насупленными бровями доктор. Расстегнув ремешок потертой планшетки, лейтенант осторожно вынул небольшой сверток в серой бумаге, местами темнеющей полупрозрачными пятнами. Машинально взяв сверток в могучие руки, Вартан Мартиросович услышал забытый запах — тот самый запах подсолнечной халвы, которая всегда крошилась при первом укусе и нежно липла к зубам и деснам, щекоча маслянистой пахучей сладостью.

— Ну пойдем, дорогой. С супругой тебя познакомлю, она-то отца помнит. — Доктор силился вернуться в реальность и стряхнуть чары времени, когда он был маленьким, отец большим, а рыхлая копеечная халва — самым вкусным лакомством на свете.

Закончив номер, на пике рукоплесканий Хронов вышел в коридор, стягивая на ходу свой звездный плащ. В коридоре, по-прежнему перегороженном лучами солнца, стоял, глядя в окно с терпеливо-озабоченным видом, Денис Кондаков, человек шести лет. Человек держал руки в карманах куртки. Взглянув на Хронова и щурясь от солнца, он сказал с упреком, смысл которого был совсем непонятен: