11/22/63 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 127

Ли работу не получил, зато Грегори нанял Марину — учить русскому его сына Пола. Освальды отчаянно нуждались в деньгах. Но эта ситуация вызывала у Ли и раздражение. Марина дважды в неделю давала урок богатенькому парню, тогда как он каждый день собирал двери.

В то утро, когда я наблюдал, как Марина курит на крыльце, Пол Грегори, симпатичный молодой человек, подкатил к их дому на новеньком «бьюике». Постучал, и Марина, сильно накрашенная — напомнив мне Бобби Джил, — открыла дверь. Помня то ли о ревности Ли, то ли о правилах приличия, выученных дома, урок она давала ему на крыльце. Полтора часа. Джун лежала между ними на одеяле, а когда плакала, эти двое по очереди брали ее на руки и укачивали. Картина радовала глаз, хотя я сомневаюсь, что мистер Освальд пришел бы к такому же выводу.

Примерно в полдень приехал отец Пола, поставил свой автомобиль в затылок «бьюику». Компанию ему составляли двое мужчин и две женщины. Они привезли продукты. Старший Грегори обнял сына, потом поцеловал Марину в щеку (ту, что не опухла). Говорили они на русском. Младший Грегори стушевался, Марина засияла, как неоновая вывеска. Она пригласила всех в дом. Скоро они сидели за столом в гостиной, пили ледяной чай и болтали. Руки Марины летали, как переполошенные птицы. Джун передавали от одного к другому, из рук на колени и обратно.

Я не отрывал от них глаз как зачарованный. Эта девушка-женщина стала любимицей русской эмигрантской колонии. А разве могло быть иначе? Молодая, чужая в чужой стране, красивая. Более того, эта красотка вышла замуж за чудовище — неприветливого молодого американца, который бил ее (что плохо) и истово верил в систему, которую эти представители высшей части среднего класса не менее истово отвергали (еще хуже).

Однако Ли принимал привезенные ими продукты, лишь иногда устраивая скандалы, а когда они привозили что-то из мебели — новую кровать, ярко-розовую колыбельку для девочки, — принимал и это. Он надеялся, что русские вытащат его из дыры, в которой он обретался. Но не любил их и к моменту переезда с семьей в Даллас наверняка знал, что чувство это взаимное. «И с чего им меня любить?» — скорее всего думал он. В идеологии он не шел на компромисс. Они же трусы, покинувшие Мать-Россию, когда та стояла на коленях в сорок третьем году, лизавшие сапоги немцам, а после окончания войны сбежавшие в Соединенные Штаты и быстро принявшие американский образ жизни… который Освальд считал завуалированным фашизмом, бряцающим оружием, подавляющим большинство меньшинством, эксплуатирующим рабочих.

Что-то я узнал из записей Эла. Но главное почерпнул, глядя на сцену на другой стороне улицы и слушая важные разговоры через «жучок».

Вечером двадцать пятого августа, в субботу, Марина надела красивое синее платье и нарядила Джун в вельветовый комбинезон с вышитыми на груди цветами. Ли, как обычно угрюмый, вышел из спальни в своем единственном костюме. Смешном, из шерстяной материи — сшить такой могли только в России. Вечер выдался жарким, и я не сомневался, что Ли будет обливаться потом до того, как он закончится. Они осторожно спустились по лестнице (продавленную ступеньку так никто и не починил) и направились к автобусной остановке. Я сел в «санлайнер» и поехал к углу Мерседес-стрит и Уинскотт-роуд. Увидел троицу у столба с белой полосой. Марина и Ли о чем-то спорили. Это уже не удивляло. Подъехал автобус. Освальды поднялись в салон. Я двинулся следом, как за Фрэнком Даннингом в Дерри.

История повторяется — всего лишь иной способ сказать, что прошлое стремится к гармонии с собой.

Из автобуса они вышли в жилом районе в северной части Далласа. Я припарковался и наблюдал, как они шагают к небольшому, но симпатичному тюдоровскому особняку из плитняка и бруса. В конце подъездной дорожки в сгущающихся сумерках мягко светились каретные фонари. На этой лужайке росичка не росла. Все здесь кричало: Америка дает результат! Марина с ребенком на руках шла чуть впереди, Ли отставал и выглядел потерянным в своем двубортном костюме, полы пиджака которого болтались почти до колен.

Марина вытолкнула Ли вперед, указала на звонок. Он позвонил. Питер Грегори и его сын Пол появились на пороге, а когда Джун протянула ручонки к Полу, молодой человек рассмеялся и взял ее на руки. Рот Ли дернулся, уголки опустились.

Из двери вышел еще один мужчина. Я его узнал, он приезжал со старшим Грегори в день первого урока Пола и с тех пор побывал в доме Освальда три или четыре раза, привозил продукты, или игрушки для Джун, или и то и другое. Я практически не сомневался, что это Джордж Баух (еще один Джордж, прошлое во всем стремится к гармонии), и хотя до шестидесяти ему оставалось не так много, у меня создалось впечатление, что он влюбился в Марину.

Согласно записям повара блюд быстрого приготовления, который втянул меня в эту историю, именно Баух убедил Питера Грегори устроить вечеринку, где все могли наконец-то познакомиться. Джордж де Мореншильдт на ней не присутствовал, но скоро о ней узнает. Баух расскажет де Мореншильдту об Освальдах и особенностях их семейной жизни. Он также расскажет, как Ли Освальд устроил на вечеринке скандал, восхваляя социализм и русский коллективный труд. Этот молодой человек показался мне безумцем, скажет Баух. Де Мореншильдт, с давних лет специалист по безумцам, решит самолично встретиться с этой странной парой.

Почему Освальд устроил скандал на вечеринке Питера Грегори, оскорбляя желавших ему добра эмигрантов, которые могли бы вывести его в люди? Точно не знаю, но могу выдвинуть достаточно правдоподобную версию. Марина в голубом платье, очаровавшая всех (особенно мужчин). Джун в подаренном комбинезоне с вышитыми на груди цветами, словно сошедшая с картинки в «Вулвортсе». И Ли, потеющий в отвратительном костюме. Быстрый разговор на русском он понимает лучше Пола Грегори, но все равно не поспевает за ним. Его жутко злила необходимость кланяться всем этим людям, пользоваться их гостеприимством. Я надеюсь, что злила. Я надеюсь, что он не находил себе места.

Задерживаться там я не стал. Меня интересовал исключительно де Мореншильдт, следующее звено в цепи. Скоро он появится на сцене. А пока все трое Освальдов покинули дом 2703 и не могли вернуться раньше десяти вечера. Может, задержались бы и подольше, потому что в воскресенье Освальд не работал.

Я поехал обратно, чтобы подключить «жучок» в их гостиной.

Мерседес-стрит праздновала субботний вечер на всю катушку, но поле за домом Освальдов оставалось тихим и пустынным. Я думал, что мой ключ откроет дверь черного хода точно так же, как и парадную, однако эту гипотезу проверить не удалось, потому что дверь оказалась не заперта. В период моего проживания в Форт-Уорте я ни разу не воспользовался ключом, купленным у Айви Темплтон. Жизнь полна иронии.

В доме меня встретила идеальная чистота. Высокий стульчик стоял между стульями родителей у маленького стола на кухне, за которым они завтракали, обедали и ужинали. На стульчике — ни крошки, ни пятнышка. То же самое я мог сказать и об ободранной столешнице, и о раковине с заржавевшим кольцом сливного отверстия. Я поспорил с собой, что Марина оставила Розеттиных девочек в свитерах, и пошел в спальню Джун, чтобы проверить. Захватил фонарик размером с авторучку и провел лучом по стенам. Да, девочки остались на прежнем месте, только в темноте они выглядели скорее жутковатыми, чем веселыми. Джун, вероятно, смотрела на них, когда лежала в кроватке и сосала палец. Я задался вопросом, запомнит ли она их, на каком-то уровне подсознания. Этих нарисованных мелком девочек-призраков.