Театр Шаббата - читать онлайн книгу. Автор: Филип Рот cтр.№ 92

Ешь свой завтрак и выметайся. Забавно. Все кончено.

— Как ты мог взять трусики Дебби? — спросил Норман.

— А как я мог их не взять?

— То есть ты не можешь сопротивляться этому.

— Как странно ты формулируешь. При чем тут сопротивление? Здесь мы имеем дело с термодинамикой. Сексуальное возбуждение — это теплота, это вид энергии, это на молекулярном уровне. Мне шестьдесят четыре, а ей девятнадцать. То, что я сделал, более чем естественно.

Норман был одет, как подобает утонченному светскому человеку, каковым он и являлся: двубортный костюм в тонкую белую полоску, темно-бордовый шелковый галстук и такого же цвета платочек в кармане пиджака, бледно-голубая рубашка с монограммой «НК» на нагрудном кармане. Достоинство чувствовалось не только в его одежде, но и в его весьма значительном лице, в худом, длинном, умном лице с нежными карими глазами и лбом, переходящим в лысину, которая, кстати, очень ему идет. То, что волос у него меньше, чем даже у Шаббата, делает его в тысячу раз более привлекательным. Вы имеете возможность увидеть воочию этот красивый череп, в котором заключен такой интеллект, такая способность к самоанализу, такая терпимость, такая тонкость, такая рассудительность. Это лоб настоящего мужчины, красиво вылепленный и почти вызывающе упрямый: тонкость не значит слабость. Да, его фигуру окружала аура преданности самым высоким идеалам лучшей части человечества, и Шаббат вполне мог допустить, что в офисе, куда скоро отправится Норман в своем лимузине, он трудится ради гораздо более благородных целей, чем это делают обыкновенные театральные продюсеры. Духовность, пусть и не религиозного свойства, — вот что все они источают — продюсеры, агенты, юристы, обслуживающие крупные финансовые сделки. Эту духовность еврейским кардиналам коммерции создают их портные. А ведь и правда, как похожи они на мошенников, окружающих папу. И не подумаешь, что торговец музыкальными автоматами, который все это оплатил, был чуть ли не гангстер, где-то на грани. Вам и не надо так думать. Он же сделал себя сам, этот славный парень. Сделано в Америке. Главное, что такая жизнь ему как раз впору. Славный парень, богатый, и даже глубокий человек, и телефон у него в офисе разрывается. Чего еще требовать Америке от своих евреев?

— А гладить ногой ногу Мишель под столом вчера за обедом — это тоже естественно? — спросил Норман.

— Я вовсе не собирался гладить ногу Мишель под столом. Я хотел погладить твою ногу. Разве это была не твоя нога?

Ему это не кажется забавным, но и неприязни особой он не проявляет. Это потому, что он знает, о чем мы с ней договорились, или как раз потому, что не знает? Непонятно. Возможно и то, и другое. Кажется, в этой кухне запахло Софоклом.

— Зачем ты сказал Мишель, что убил Никки?

— Мне следовало скрыть это от нее? Или я должен стыдиться этого? По-моему, это у тебя пунктик — стыдливость.

— Скажи мне только одно. Скажи мне правду: ты что, действительно веришь, что убил Никки? Ты правда в это веришь?

— Не вижу причин в это не верить.

— А я вижу. Я был там. Я видел тебя, когда она исчезла. Я видел, через что ты прошел.

— Ну да, я же и не говорю, что это было легко. Даже если ты ходил в море, это не значит, что ты готов ко всему. Какого она стала цвета! Я не был готов к этому. Она же стала зеленая, как Линк. Конечно, удушение дает некое примитивное удовлетворение, но если бы мне пришлось убивать сейчас, я предпочел бы какой-нибудь более быстрый способ. Да и руки у меня уже не те. А каким способом ты планируешь убить Мишель?

Лицо Нормана дрогнуло. Он посмотрел на Шаббата так, как будто тот уплывает или улетает, дрейфует прочь из его жизни. Последовало напряженное молчание. Но в конце концов Норман не предпринял ничего — просто засунул трусики Дебби себе в карман. Впрочем, в словах, которые он произнес вслед за этим, был намек на угрозу.

— Я люблю свою жену и своих детей больше всего на свете.

— Нисколько не сомневаюсь. Но каким способом ты намерен убить ее? Когда узнаешь, что она изменяет тебе с твоим лучшим другом?

— Не надо. Пожалуйста. Всем известно, что ты у нас сверхчеловек и не желаешь жить по общим меркам, что ты никогда не боялся перегнуть палку, но не всё следует говорить даже такому успешному человеку, как я. Не надо. В этом нет необходимости. Моя жена нашла трусики нашей дочери у тебя в кармане. Что, как ты думаешь, она должна была сделать? Как, по-твоему, она должна была реагировать? Не стоит опускаться еще ниже, чем ты есть, стараясь очернить мою жену.

— Я никуда не опускался. И не чернил твою жену, Норман. По-моему, ставки слишком высоки, чтобы отдавать дань условностям. Я просто хотел узнать, как ты хочешь убить ее, когда у тебя возникает желание ее убить. Ладно, давай сменим тему. Как ты думаешь, а каким способом она хочет тебя убить? Или ты думаешь, она тешит себя надеждой, что об этом позаботятся «Американские авиалинии», когда ты в следующий раз полетишь в Лос-Анджелес? Это слишком приземленно для Мишель. Самолет упадет, и я стану свободна? Ну нет, так решают свои проблемы секретарши, которые ездят в метро.

Мишель активна, деятельна, она дочь своего отца. Если я что-то понимаю в пародонтологах, она не раз мечтала задушить тебя. Во сне. И она вполне способна это сделать. У нее есть хватка. Вот так однажды поступил и я. Помнишь мои руки? Мои прежние руки?! Матрос весь день драит, драит, драит палубу. На судне всегда полно работы. Дрель, молоток, долото. А потом — куклы. Какая сила была в этих руках! Никки так и не узнала, что убило ее. Она долго еще смотрела на меня своими умоляющими глазами, но, думаю, любой судебный эксперт установил бы, что ее мозг умер за шестьдесят секунд.

Норман откинулся на стуле, обхватил себя рукой, локтем другой руки оперся на нее и уронил лоб на ладонь. Вот так вчера Мишель коснулась своим лбом моего. Не могу поверить, что это трусики виноваты. Не могу поверить, что эту великолепную стареющую женщину обескуражила такая ерунда. Всего этого вообще нет! Это сказка! Вот он, настоящий-то порок, вот она, благовоспитанная чушь!

— Что, черт возьми, с тобой стало? — сказал Норман. — Это ужасно.

— Что ужасно? — спросил Шаббат. — Что я обмотал трусики девушки вокруг своего члена, чтобы пережить ночь после всего, через что я прошел? Это так ужасает тебя? Отдохни от этой мысли, Норм. Трусики в кармане на похоронах? Это же знак надежды!

— Микки, куда ты пойдешь, уйдя отсюда? Ты собираешься домой?

— Тебе всегда было трудно представить себе, как я живу, верно, Норман? Как он справляется без покровителей? Как они все справляются без защиты? Детка, да нет никакой защиты. Это все туфта, Норман. Посмотри на Линка. Посмотри на Шаббата. Посмотри на Морти. Посмотри на Никки. Посмотри, как бы это ни было утомительно и страшно — смотреть. Что мы такое — для того, от чего нет защиты. Когда я плавал, я во всех портах любил ходить в католические храмы. Знаешь почему? Это очень эротичное зрелище — коленопреклоненные молящиеся девушки. Они просят прощения за все свои грехи. Мне нравилось смотреть, как они умоляют о защите. Это очень возбуждало меня. Ищут защиты от других. Ищут зашиты от себя самих. От всего. Но защиты нет! Даже для тебя. Даже ты уязвим, и с этим ничего не поделаешь. Уязвим! Даже ты, черт возьми, — голый, в этом своем костюме! Все это тщетно — и костюм, и монограмма — ничего не поможет. Мы понятия не имеем, как всё обернется. Господи, да ты не в состоянии защитить даже трусики своей…