На солнечной стороне улицы - читать онлайн книгу. Автор: Дина Рубина cтр.№ 69

— Дядя Миша умер… — растерянно проговорила она… — вот, записка от Клары… Она там ждет, бедная… Я побегу и… Леня… что в таких случаях делают?

— Хоронят, — просто ответил он. Поставил банку на пол в прихожей. — Одевайтесь, я жду вас внизу. Пяти минут хватит?

И эти пять минут, им заданные, словно кто нажал на кнопку секундомера, выстроили весь день по невидимому ранжиру.

Когда она спустилась и он открыл дверцу такси, неизвестно — как и где им перехваченного, и главное, нанятого на весь день, а это совсем было натуральным чудом! — у него в голове уже был составлен план действий.

Так что дальше на ней оказалась только Клара Нухимовна, промакивающая глаза и слезливый нос трепещущим платочком и повествующая о том, каким нежным мальчиком был Мишенька… — а гроб, машину, место на кладбище, оркестрик из трех знакомых студентов консерватории и прочую загробную бухгалтерию… как бы махом единым осуществил все тот же долговязый ангел-хранитель, — невозмутимый, с несколько даже рассеянным выражением близоруких глаз…

И все, как говорила потом умиленная Клара Нухимовна, «прошло без сучка, без задоринки», если не считать нелепой попытки дяди Миши убежать от провожающих на том долгом светофоре, на углу Осакинской и Пушкинской. (Кларин переулок был в который раз перерыт, и «рафик» к дому подъехать не мог, ждал всю процессию на Пушкинской.)

Да, вот это была картинка! Вера отрешенно смотрела на ускользающий гроб, Клара горестно вслед вопила, ребята не слышали и, озабоченные лишь тем, чтоб поспевать в ногу, устремлялись все дальше…

Это волнообразное движение безмятежно плывущего гроба она вспоминала лет через двадцать пять: так вели ее аркады Падуи, передавая из дуги в дугу, перекатывая под собой волнообразным светом неба… И решение композиции картины «Убегающий узник», — на которой утлая лодочка плоского гроба на разъезжающихся ногах, в стоптанных штиблетах шестерых пьяниц, устремляется куда-то за раму картины и вдаль… — навеяли как раз эти аркады, а не что-нибудь конкретное из прошлого, но дело не в этом…

За столом на поминках в доме Клары Нухимовны сидело несколько человек: пятеро сотрудников института хлопководства (две супружеские пары, дружившие с дядей Мишей еще на химфаке, и штатный фотограф Дима, жизнь и талант которого, как говорил отчим, «сожрала плодожорка»), Вера с Леней, и совсем уже старенький спившийся Владимир Кириллович…

Он поднял стакан за помин души замеча… и расплакался, повторяя, что такой души человека, каким был Мишка, сынок его названный, больше нет и не будет… Клара Нухимовна всхрапнула носом, затрясла головой с седенькой свалявшейся завивкой…

А Вера не плакала… Она вообще больше не чувствовала, что дядя Миша умер. Дядя Миша больше не умер, как и Стасик. И если б надо было что-то объяснить на эту тему, то она вряд ли смогла бы произнести нечто путное… Вот только ее рука и глаза знали, как дядя Миша будет дальше жить… А смерть… смерть, со всеми своими тягостными неудобствами, уже прошла, и была настолько неинтересна ей, что еще много месяцев спустя после похорон она приходила к дяде Мише, лишь у калитки вспоминая, что ни во флигеле, ни на гамаке его больше нет…

Владимир Кириллович, успокоившись и отерев подбородок от слез, спросил Веру — правда ли, что та серьезно занимается живописью, и даже — кто-то рассказывал ему — выставлялась на весеннем вернисаже в Доме художников с интересной работой, приглашал встретиться, поговорить… Вера представила их встречу в котельной, чекушку на длинном столе-верстаке… Уже тогда в ней проявилась эта жестокая особенность — ускользать от неживого…

Сказала, что придет обязательно…

Когда все разошлись и остались только Вера с Леней, Клара Нухимовна ушла к себе в спальню и сразу же вернулась, сжимая что-то в пухлом кулачке.

— Вот, — сказала она… — От Миши осталась одна вещица, Верочка. Я думаю, он хотел, чтоб она принадлежала вам, но как-то забыл… Вы ведь помните его состояние в последние годы…

И разжала ладонь, на которой лежал тускло-серый миниатюрный кулон-часики, обсыпанный по кайме циферблата мелкими стекляшками, на такой же серой, наверное металлической, цепочке…

— Не знаю уж, чего это стоит, думаю, для него это было просто памятью, маминой вещью… Правда, они не ходят… К сожалению, я ничего в этом не понимаю, знаю только, что Миша в детстве очень это берег, только за последние годы совсем забыл… Вот, лежит у меня в хохломской шкатулке уже много лет…

Вера взяла кулон в руки… Должно быть, старая вещь… вряд ли ценная, но есть в ней какое-то непритязательное изящество…

— Да я ведь тоже ничего в этом не смыслю… — она пожала плечами. — И вряд ли дорогое украшение могло у него сохраниться. В военное-то время? Когда он, беспризорный, жил под мостом, на Саларе? Или потом, когда он вышел из лагеря и год болтался без работы?… Он бы пропил обязательно…

— …Вот, представьте себе, в детстве, когда была опасность, Мишенька носил его за щекой, он мне рассказывал… И факт, что никто у ребенка не сумел отнять… Вернее, не догадался. А когда он сюда, ко мне, пришел впервые, то сразу и отдал. Пусть, говорит, тетя Клара, это будет у вас…

Леня взял в руки часики, повертел, снял очки и близко поднес к глазам…

— Здесь вроде есть какое-то клеймо. Надо показать специалисту… Я знаю одного человека, когда-то он занимался часовым промыслом… Договорюсь…

И опустил кулон в карман пиджака.

Когда, уже поздно вечером, после поминок, Леня проводил ее до дома и они вошли в подъезд, Вера вдруг вспомнила, что утром-то он зашел к ней по пути на работу!

— Боже, — сказала она, — а ведь вы сегодня потеряли рабочий день! У вас будут неприятности, Леня! В конце концов вас выгонят из-за меня.

— Не выгонят, — успокоил он, — я отзвонил… К тому же я им там нужен до зарезу. Без меня они никуда…

И пока поднимались на четвертый этаж, и уже в квартире, пока она варила кофе, он рассказывал что-то о создании искусственного интеллекта какого-то там поколения… что-то о великих электронных горизонтах будущего, о том, что когда-нибудь любой человек сможет связаться с другим человеком в любой точке земного шара… Нет-нет, Верочка, не обычным телефонным образом… — Увлекся… Наверное, ему показалось, что она слушает (она никогда не вслушивалась ни во что из того, что не касалось сути ее жизни), а может, просто хотел ее развлечь… отвлечь… — в то время еще не догадываясь, что ее постоянно и интенсивно действующее воображение всегда безотказно и развлекает, и отвлекает ее, и ограждает от любых извержений мира.

…Она сняла джезву с огня, разлила по чашкам кофе…

— Как странно… — проговорила она, медленно доставая из пачки сигарету… — Не могу отвязаться от мысли, что если б тогда, на Сквере, я не подобрала его… он до сих пор был бы жив…

— Или не был… — вставил Леня, пододвигая ей блюдце…