Без жалости - читать онлайн книгу. Автор: Том Клэнси cтр.№ 93

* * *

— У тебя еще не прошла боль, мой друг? — спросил Гришанов.

— По-моему, у меня сломаны ребра.

Закариас опустился на стул, явно испытывая острую боль и тяжело дыша. Это начинало беспокоить русского. Такая травма могла привести к воспалению легких, а воспаление легких могло убить человека в таком ослабленном физическом состоянии. Охранники проявили излишнее рвение, избивая американского офицера, и хотя, это было сделано по просьбе Гришанова, он рассчитывал всего лишь на то, что они причинят боль американцу, не больше. Мертвый военнопленный не сможет сообщить русскому полковнику то, что он стремился узнать.

— Я говорил с майором Вином. Эти маленькие дикари заявляют, что у них нет лишних лекарств. — Гришанов пожал плечами. — Это может вполне оказаться правдой. Тебе действительно очень больно?

— Да, каждый раз, когда я делаю вдох, — ответил Закариас, и было ясно, что он говорит правду. Его лицо казалось даже бледней обычного.

— Извини, Робин, но у меня только одно средство от боли, — смущенно произнес Гришанов, протягивая фляжку.

Американец покачал головой, и даже это, по-видимому, причиняло ему боль.

— Нет, я не могу.

Гришанов заговорил с разочарованием человека, пытающегося убедить друга:

— Тогда ты поступаешь глупо, Робин. Боль никому не приносит пользы — ни тебе, ни мне, ни твоему Богу. Пожалуйста, разреши помочь тебе хоть немного. Ну, пожалуйста, а?

Я не должен, сказал себе Закариас. Поступить так — значит, нарушить заповедь. Его тело является храмом, который нужно поддерживать в чистоте, не допуская в него такие вещи. Но храм уже рухнул. Больше всего Закариас боялся внутреннего кровотечения, Сможет ли его тело исцелить себя? Должно, и при обстоятельствах, даже только приближающихся к нормальным, оно без труда осуществило было это, но сейчас он понимал, что его физическое состояние ужасно, травма спины так и не прошла, и вот теперь сломанные ребра... Боль стала его постоянным спутником, она помешает сопротивляться при допросе, и потому ему придется отдать чему-то предпочтение — религии или долгу противостоять вопросам. Теперь все вокруг казалось не таким ясным. Может быть, ослабив боль, он ускорит свое выздоровление и облегчит выполнение своего долга. Итак, как же ему поступить? Этот простой вопрос казался сейчас более запутанным, и его взгляд устремился на металлическую фляжку. Внутри нее скрывалось облегчение. Не такое уж большое, но все-таки облегчение, а ему требовалось облегчение, чтобы держать себя в руках. Гришанов отвинтил крышку.

— Ты катаешься на лыжах, Робин? Закариаса удивил этот вопрос.

— Да, научился еще мальчишкой.

— По равнине?

Американец покачал головой.

— Нет, я катаюсь на горных лыжах.

— Хороший снег на горах Уасач? Я имею в виду для лыж. Робин улыбнулся вспоминая.

— Очень хороший, Коля. Там у нас сухой снег. Пушистый, почти как очень мелкий песок.

— А-а, это самый лучший снег. На, выпей. — Он передал фляжку американцу.

Сделаю один глоток, подумал Закариас. Чтобы хоть чуть снять боль. Он отпил из фляжки. Пусть она немного стихнет, тогда я смогу контролировать свои действия.

Гришанов наблюдал за тем, как американец пил, увидел, как заслезились его глаза, надеясь, что тот не начнет кашлять — у него тогда может усилиться кровотечение. Это была хорошая водка, полученная им из посольского магазина в Ханое, единственный продукт, в котором его страна никогда не испытывала недостатка и которого всегда было достаточно в посольстве. Лучший сорт «бумажной» водки, действительно приправленной старой бумагой, любимой водки Гришанова — американец вряд ли заметит это, да и сам он, по правде говоря, переставал замечать после третьего или четвертого стакана.

— Ты — хороший лыжник, Робин?

Закариас почувствовал, как тепло охватывает все тело и расслабляет его. Боль уменьшилась, он даже почувствовал некоторый прилив сил, и если этому русскому хочется поговорить о катании на лыжах — ну что ж, это не причинит особого вреда, верно?

— Я катался на самых крутых склонах, доступных только профессионалам, — с удовольствием произнес Робин. — Начал еще ребенком. Помнится, мне было лет пять, когда отец впервые поставил меня на лыжи.

— Твой отец тоже был летчиком?

— Нет, адвокатом, — покачал головой американец.

— А вот мой отец — профессор истории в Московском государственном университете. У нас есть дача, и зимой, когда я был маленьким, катался на лыжах в лесу. Мне так нравилась тишина. Все, что слышно, это — как это вы говорите, шорох? Да, шорох лыж по снегу. И ничего больше. Подобно одеялу на всей земле, ни малейшего шума, одна тишина.

— Если встанешь рано, горы тоже бывают такими. Нужно выбрать хороший день, после того как кончится снегопад и почти нет ветра.

Гришанов улыбнулся.

— Вроде полетов, верно? Летишь в одноместном самолете, солнечный день, в небе отдельные белые облачка. — Он наклонился вперед с хитрым выражением на лице. — Скажи мне, тебе приходило в голову на несколько минут выключить радио, для того чтобы остаться в одиночестве?

— Вам это разрешают? — спросил Закариас. Гришанов усмехнулся и покачал головой:

— Нет, но я все равно так поступаю.

— Молодец, — отозвался Робин, улыбаясь собственным воспоминаниям. Он вспомнил про один послеполуденный полет, когда он летел с базы ВВС в Маунтин-Хоум, это было февральским днем шестьдесят четвертого.

— Так, наверно, чувствует себя Бог, правда? Летишь один. Можешь не замечать рева двигателя. Для меня все посторонние шумы исчезают через несколько минут. И у тебя так же?

— Да, если твой шлем хорошо подогнан.

— Это и есть настоящая причина, по которой я люблю летать, — солгал Гришанов. — Вся остальная чепуха, канцелярская работа, лекции, ремонтно-профилактические занятия — это цена, которую я плачу за полеты. Как это увлекательно, лететь одному в синеве, подобно мальчишке, катающемуся на лыжах в лесу, — только еще лучше. В ясный солнечный день сверху открывается такая дивная панорама. — Он снова вручил фляжку Закариасу. — Как ты думаешь, эти маленькие дикари способны понять такое?

— Вряд ли. — На мгновение американец заколебался. Ну что ж, он уже выпил пару глотков. Еще немного водки не причинит вреда, верно? Закариас поднес фляжку к губам.

— Я делаю вот так, Робин: держу ручку управления самыми кончиками пальцев. — Гришанов продемонстрировал это на винтовой крышке фляжки. — Закрываю на мгновенье глаза, и, когда снова открываю их, мир вокруг уже изменился. Я больше не составная часть мира. Я что-то совсем другое — вроде ангела, например, — шутливо заметил он. — И тогда я овладеваю небом, подобно тому как овладеваю женщиной, хотя это не совсем похоже. По-моему, лучше всего чувствуешь себя в одиночестве.