Кровная добыча - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Глебова cтр.№ 31

– Все дело в том, Митя, – ответил он племяннику, – что генерал и не хочет ни о чем подобном знать. С одной стороны, фронт ведь рядом, сам знаешь: бои под Гайвороном, километров сорок отсюда. И это – постоянная его тревога. При том, что совершенно необъяснимое ощущение Харькова как глубокого тыла разъедает умы и души офицерства. Да ты и сам видишь, что делается… Хорошо, дорогой, что мы с тобой люди трезвые и выдержанные.

– Знал бы ты, как трудно отказываться от приглашений на «дружеские пирушки». Не всегда получается.

– У меня тоже, – кивнул Викентий Павлович. – Особенно когда зовут на банкет к высокому начальству.

– А что, дядя, – Митя бросил взгляд на дверь кабинета, словно собирался сказать что-то крамольное, – правда ли, что Владимир Зенонович сильно подвержен спиртному? Я не раз слышал, говорят об этом.

Викентий Павлович долго молча смотрел на племянника.

– Владимир Зенонович по-настоящему хороший человек, – сказал наконец. – Личную храбрость еще в Японскую войну проявил. В Немецкую командовал полком, бригадой, дивизией, орденами награжден, золотым оружием!.. Не постеснялся в Добровольческую армию рядовым пойти, правда, ненадолго – генерал Деникин его всегда отмечал за преданность монархии, смелость и скромность, за то, что интригами не занимался. А вот поддался алкогольному недугу, и видишь сам, что происходит. Увы, деградирует генерал Май-Маевский, боюсь, не сможет остановиться. Я сейчас, если не могу отказаться, иду на банкет без Людмилы Илларионовны. Последний раз вместе с ней был на банкете в «Метрополе», где отмечали присвоение звания генерал-лейтенанта Шкуро, да и то исключительно из-за того, что тогда пела Надежда Плевицкая. Великолепное исполнение романсов, ее еще государь очень любил… Да, невоздержанность в питье начальника провоцирует и подчиненных. И потом – эти восторженные дамы, хлопающие водку рюмками, хохочущие, лезущие обниматься… Увы, Митя, это не слухи, все так и есть.

И, стараясь свернуть неприятный разговор, иронично закончил:

– Моя служба все больше по грабителям да налетчикам работает. Здесь нам препятствий нет, да и веселей это. Хотя, признаюсь, не так и много у нас работы. Побаиваются бандиты шустрить: они с ножами да ломиками, а кругом в домах на постое офицеры, все при оружии. И по улицам наши доблестные защитники все ночи гуляют, а иногда и постреливают с веселого настроения.

– А об этом помнишь? – советнике Хлыста, Скуле, ничего не слыхать? – спросил Дмитрий. – Не объявлялся?

– Нет… Хотя сейчас самое время для такого затейника. Может, как раз среди тех, кто почти легально скупает антиквариат, золото, драгоценности? А, может, давно убрался из города. Или вообще из жизни, как мы предполагали. Кто знает…

– Я, дядя, на фронт просился, – сказал после паузы Дмитрий. – У полковника Штейфона. Его штаб не в Харькове, в Золочеве расположен, а там уже и бои рядом идут, белозерцы держат фронт. Он приезжал на днях в главный штаб, вот я и поговорил с ним.

– И что Борис Александрович? – осторожно спросил Викентий Павлович, чувствуя, как замерло, а потом быстро заколотилось сердце. Он понимал, что Митю не удержишь, и готов был поддержать его, но все же, все же…

– Полковник сказал: «Вы, господин Кандауров, не строевой офицер. Конечно, им можно быстро стать, но оставайтесь лучше на своем месте. Армии нужны не только боевые офицеры, но и честные, толковые офицеры-юристы. Армия ведь тоже государство». Вот тебе почти дословно его слова.

Петрусенко незаметно для племянника перевел дыхание, спросил:

– Значит, запомнил тебя полковник Штейфон?

– Да, он ведь представлял нас с Виктором генералу, тогда, в первые дни.

Викентий Павлович проводил Дмитрия до двери. Надев фуражку, тот вновь козырнул, белозубо улыбаясь. В отличие от своих родственников Митя был высок, кареглаз, темноволос, на матово-смуглом лице легко вспыхивал румянец. Он был очень похож на своего рано погибшего отца – Владимира Кандаурова… Петрусенко смотрел, как племянник шел по длинному коридору – стройный, подтянутый, в хорошо подогнанной форме. «Отличный офицер получился из мальчика, – подумал с нежностью. – Не боевой… Прав Штейфон, этому быстро можно научиться. А уж Митя, если за что-то берется, всегда результат лучшего качества. И все-таки у него другой талант. И адвокатом умелым был, и сейчас как о юристе только хвалебные отзывы. И как специалист разыскного дела сумел несколько раз прекрасно себя проявить, уж я-то знаю… Спасибо генералу Май-Маевскому, что направил Дмитрия в Управление юстиции. Верно, это как раз Штейфон представлял его и других подпольщиков. Надо же, «подпольщик»! Я, конечно, догадывался…»

В последних числах июня, через две недели после вступления Добровольческой армии в Харьков, генерал Май-Маевский знакомился с теми, кто, невзирая на режим красного террора, всеми силами помогал освободителям. Митя сам впервые увидел этих людей – десятка два мужчин и женщин самого разного возраста, от юношей до старух, хотя, конечно, большинство – молодые мужчины. Были не все подпольщики: боевые группы представляли командиры, как, например, Виктор Уржумов или два командира стрелкового полка. Полковника Штейфона Дмитрий, конечно, знал как одного из руководителей белой армии и освободительных войск. Только сейчас с восхищением он открыл для себя, что именно Борис Александрович Штейфон налаживал в городе подпольную работу и руководил ею уже из штаба армии! Как радостно было сознавать, что этот геройский офицер – земляк-харьковчанин и что дядя Викентий Павлович лично с ним знаком.

Полковник Штейфон представил сначала корниловца Александра Долгополова – разведчика, засланного со специальным заданием курировать подпольную сеть. Через него шли в город распоряжения и задания, от него в штабе получали сведения.

– Это руководитель нашей с тобой группы, – шепнул Мите Виктор Уржумов, стоящий рядом. – Я постоянно с ним держал связь.

Высокий, с тонкими чертами лица и пылающими от волнения скулами, разведчик очень понравился Мите. «Молодой, немного старше меня, – думал он. – Смельчак. Какие все чудесные люди!»

Полковник называл всех поименно, добавляя несколько слов характеристики, генерал Май-Маевский каждому жал руку, благодарил. Так Митя узнал, что интеллигентная старушка, бывшая актриса городского драматического театра, талантливо изображала крестьянку из пригородного села и работала уборщицей в столовой для красных бойцов. Эти самые бойцы относились к ней по-доброму, называли «мамаша», давали гостинцы «для внучков». Улучив момент, она подсыпала в большую кастрюлю отравы, отправив на тот свет больше десятка красноармейцев. Она их не жалела: все, чем она жила, что любила, весь ее мир был растоптан этими людьми. Никто не заподозрил жалкую полуграмотную бабку, в ЧК до смерти запытали повара и официантку, их, честно служивших большевикам, ей тоже не было жаль… Мальчик-подросток и девушка оказались братом и сестрой, детьми арестованного за саботаж работника телеграфа. Они сумели узнать, что над отцом чекисты сильно издевались, а потом убили. В позднее время они вдвоем ходили по городу, часто под видом слепой и поводыря. Когда на пустынной улице встречали патруль или просто военных – расстреливали в упор. Их не интересовало, подходят к ним, чтобы помочь или чтобы обидеть, сразу начинали стрелять…