Острые предметы - читать онлайн книгу. Автор: Гиллиан Флинн cтр.№ 42

На меня нахлынула волна ярости.

– Я никогда не говорила, что не люблю тебя, что за вздор ты несешь! Какой-то бред сивой кобылы! Ты сама никогда меня не любила, даже когда я была ребенком. От тебя всегда исходил только холод, так что не сваливай вину на меня.

Я принялась с силой тереть ладонь о край ступени. Мать, глядя на это, криво улыбнулась, и я перестала.

– Ты никогда не была ласковой. Только и знала, что упрямиться и своевольничать. Помню, как-то вас фотографировали в школе, когда тебе было лет шесть или семь и я хотела накрутить тебе волосы на бигуди. А ты мне назло обрезала себе волосы ножницами для ткани.

Я такого не припоминала. Зато помнила, что это рассказывали про Энн.

– Мама, мне так не кажется.

– Упрямица. Как и те девчонки. Я ведь пыталась с ними сблизиться – с теми, которых убили.

– Сблизиться? То есть?

– Они были похожи на тебя, тоже носились повсюду как оголтелые. Как дикие зверьки. Маленькие, хорошенькие зверьки. Я думала, что если познакомлюсь с ними ближе, то буду лучше понимать тебя. Если бы я смогла к ним привязаться, то, может быть, полюбила бы и тебя. Но я не смогла.

– Да, конечно не смогла.

Дедушкины часы пробили одиннадцать. Интересно, сколько раз мама слышала этот бой, пока здесь росла.

– Когда я была беременна тобой – ведь совсем еще юной была, намного моложе, чем ты сейчас, – я надеялась, что ты меня спасешь. Думала, ты будешь меня любить. И тогда мама наконец меня полюбит. Зря надеялась.

Мамин голос взмыл ввысь, непокорно, как легкий платок, сорвавшийся с плеч на ветру.

– Я же была совсем еще крошкой.

– Ты уже с самого начала меня не слушалась, отказывалась есть. Словно наказывала меня за то, что я тебя родила. Из-за тебя я чувствовала себя дурой. Несмышленой, как дитя.

– Так ты и была еще почти ребенком.

– И вот теперь ты вернулась домой, а я только и думаю: «Почему Мэриан, а не она?»

Моя ярость переросла в глухое отчаяние. Я нащупала на полу железную скобу, скрепляющую доски. Вонзила ее под ноготь. Эту женщину я бы оплакивать не стала.

– Мама, я и сама не рада, что меня прислали сюда, если тебе от этого легче.

– Как же ты отвратительна.

– Вся в тебя.

Вдруг она вскочила и схватила меня за плечи. Потом дотянулась до моей спины и пальцем очертила на ней круг – в том месте, где не было шрамов.

– Вот единственное место, которое ты оставила чистым, – прошептала она.

От нее пахло мускусом; ее дыхание было сладким и теплым, как пар над весенним родником.

– Да.

– Однажды я вырежу здесь свое имя. – Она встряхнула меня за плечи, отпустила и ушла, оставив на лестнице наедине с графином недопитого теплого «Амаретто».

* * *

Я допила «Амаретто», заснула и увидела страшный, мерзкий сон. Мать вспорола мне живот, раздвинула в стороны плоть и стала выкладывать на кровать органы. Она их брала по одному, вышивала на каждом свои инициалы и бросала обратно в меня вперемежку с множеством забытых вещей: ярко-оранжевым резиновым шариком, который мне попался в автомате с жевательной резинкой, когда мне было десять лет; фиолетовыми шерстяными чулками, которые я носила в двенадцать лет; дешевым кольцом из желтого металла, подаренным одним мальчиком на первом курсе. Видя все эти предметы, я чувствовала облегчение: теперь они не потеряются.

* * *

Я проснулась за полдень, в растерянности и страхе. Чтобы немного успокоиться, отхлебнула из фляги водки, но меня тут же замутило, и я побежала в ванную, где, помимо водки, из меня вышел вчерашний «Амаретто».

Раздевшись догола, я легла в ванну, чувствуя на спине приятную прохладу фарфора. Не вставая, включила воду и стала ждать, пока она не накроет меня всю, залившись в уши, пока наконец не раздастся последний булькающий звук, как от ушедшего под воду судна. Хватит ли мне когда-нибудь воли дождаться, пока вода накроет мне лицо, и утонуть с открытыми глазами? Ведь достаточно просто удержаться под водой, не подниматься на несколько сантиметров – и все.

Вода захлестнула мне глаза, залилась в нос, потом накрыла меня целиком. Я представила, как выгляжу сверху: исполосованное тело и неподвижное лицо, проглядывающее сквозь пленку воды. Тело не успокаивалось, крича: «Корсаж», «грязный», «зануда», «вдова». Желудок и горло конвульсивно сжимались, отчаянно пытаясь втянуть воздух. «Палец», «шлюха», «пустой». Потерпеть бы еще чуть-чуть. Так и умереть – это же просто. «Бутон», «цветок», «красивый».

Я рывком поднялась над водой и глотнула воздуха. Тяжело задышала, подняв голову к потолку.

«Спокойно, спокойно, – говорила я себе, – спокойно, моя милая, все будет хорошо».

Погладила себя по щеке, утешая ласковыми словами, как маленькую, – как же это жалко, – но наконец мое дыхание пришло в норму.

Потом вспышка паники. Я дотянулась до спины и нащупала кружок, где не было вырезано ни одного слова. Он оставался таким же гладким, как всегда.

* * *

Над городом низко висели черные тучи, из-под которых выглядывало солнце, окрасив все вокруг в противный желтый цвет, так что казалось, мы под лампой, точно букашки. Я еще не оправилась после стычки с мамой, и слабый свет солнца был под стать моему состоянию. Но сегодня надо ехать к Мередит Уилер, чтобы взять у нее интервью о семье Кин. Не будучи уверенной, что от него будет толк, и надеясь записать хотя бы какую-то цитату. Это было необходимо, ведь я не общалась ни с кем из семьи Кин с тех пор, как вышла моя последняя статья. По правде говоря, теперь, когда Джон жил за домом Мередит, я могла проникнуть к нему только через нее. Она наверняка этому рада.

Сначала я отправилась пешком на Главную улицу, где со вчерашнего дня стояла моя машина, – я оставила ее там, когда поехала кататься с Ричардом.

Я бессильно опустилась в водительское кресло. До назначенного времени оставалось полчаса с лишним. Зная, что Мередит будет долго прихорашиваться перед интервью, я предположила, что она попросит меня подождать ее в патио за домом и тогда есть надежда встретить Джона. Но оказалось, что дома ее нет. За домом играла музыка, и, пройдя туда, я увидела четырех юных блондинок в ярких бикини, которые по очереди затягивались косяком, стоя с одной стороны бассейна, и Джона. Он сидел в тени с другой стороны и смотрел на них. Малышка Эмма, светловолосая и загорелая, выглядела восхитительно; от ее вчерашнего похмелья не осталось и следа. Она была яркой и аппетитной, как конфетка.

При виде ее гладкого тела я почувствовала, как мое нутро принялось завистливо ворчать. Испытывая острую по хмельную панику, я не находила сил встретиться с ними в открытую, поэтому стала подсматривать из-за угла. Меня мог заметить кто угодно, но никому до меня не было дела. Вскоре подружек Эммы разморило от мари хуаны и жары, и они распластались на одеялах, уткнувшись лицом вниз.