Все дороги ведут в Рим - читать онлайн книгу. Автор: Роман Буревой cтр.№ 96

Тьма арки кончилась. Пурпурное полотнище падало на триумфатора с неба, и с драгоценной ткани осыпались золотые звезды. Вот и все.

«Теперь уже все», – хотел сказать Элий вслух.

Но губы почему-то онемели. И он ощутил нестерпимую боль в груди.

Средь радостных воплей и рычания труб вдруг раздался звучащий совершенно отдельно голос. Очень тихий голос. Но его не заглушили крики и шум. И голос этот заставил Постума содрогнуться с головы до ног. Император, стоявший на триумфальной колеснице, оглянулся.

Из-под арки выскочил белый конь триумфатора, покрытый пурпурной, расшитой золотом и драгоценными камнями попоной. Один конь – без седока. Элий остался в фиолетовой тьме под аркой.

Хорошо быть богом. Ибо ты можешь с Земли мгновенно попасть на небеса и вновь спуститься. Но можешь все это только для себя. А для людей – ничего.

Логос ворвался в комнату Парок. Мгновение назад он был в больнице, рядом с Элием, видел его белое неподвижное лицо и вокруг – медиков в зеленом, что суетились над умирающим. Прозрачные трубки, капельницы с физраствором и бессилие людей. И вот он здесь, и Антропос показывает ему золотую нить. Перерезанную нить.

Смерть?!

Но Элий ещё жив!

Старуха Парка усмехнулась:

– Такое бывает. Нить слишком долго была в натяжении. И после того как она лопнула, иллюзия жизни связывает две её части. Пока иллюзия существует, твой друг находится между жизнью и смертью. Но скоро призрак жизни исчезнет. И тогда – все, окончательная смерть.

– Погоди!

Логос вырвал из рук Парки нить и попытался её соединить. Ведь он бог! Он всемогущ! Парки захихикали. Антропос – громче всех. У Логоса ничего не получалось. Нить соединялась на минуту-другую и распадалась вновь.

– Но ведь Эскулап сумел! – закричал в отчаянии Логос. – Не будучи ещё богом – сумел.

– В том случае нить не была перерезана.

– А другие случаи…

– То были выдумки. Людей или богов, – Антропос вздохнула. – Не мучай своего друга. Представь, что с ним творится там, внизу, когда ты соединяешь нить и вновь её разрываешь.

– Я не разрываю!

Антропос вынула обрывки нити из рук молодого бога.

– Нельзя изымать нить из полотна, – сказала строго. – Судьба Элия – часть общей судьбы.

И она вплела золотую нить в бесконечное шерстяное полотно. Полотно серого цвета, на котором то здесь, то там посверкивали серебряные нити. И несколько нитей сияли золотом.

– Что я могу? – спросил Логос богиню.

– Можешь проводить его душу, – отвечала Парка. – Но поторопись. Иллюзия жизни скоро исчезнет.

Мало кто спал в ту ночь. Очередная «скорая», что подъехала к Эсквилинской больнице, казалась колесницей Ужаса. Всем и повсюду мерещилась Смерть с острым серпом в руке. Ночное небо, глянувшее сквозь призрачно-синие облака, было её зловещим чёрным глазом.

Вдруг пронёсся слух, что император убит, потом – что тяжело ранен. Собравшиеся вокруг «Эсквилинки» репортёры начали было строчить донесения. А люди все шли и шли к Эсквилину. Шли, держа свечи в руках, как будто этот свет мог удержать жизнь человека в мёртвом теле. Постум сам вышел к римлянам и сказал: «Я жив». И тут же вернулся в больницу. Охрану у входа несли две контубернии преторианцев. Потом добавили ещё две. Около полуночи Постума вновь стали просить выйти. Но он отказался. Сидел в малом атрии больницы и ждал. Ещё надеялся на чудо, ещё молился, ещё сулил жертвы. Но знал, что ничто уже не поможет. Знал ещё тогда, когда увидел белого коня, выскочившего из-под арки без Элия. Квинт сидел рядом, прямо на полу, и, прижавшись лбом к стене, плакал.

– Ерунда, – приговаривал Квинт. – Я знаю. Он просто упал. Он даже от ран не умирает. А тут, подумаешь, – сердечный приступ.

А старина Гет, огромный Гет, бессмертный Гет, бессовестный обжора, забрался в каморку, где хранились ведра и баки, все, что можно, опрокинул, разлил, перебил и, свернув кольцами огромное тело, наплакался всласть, заливая платиновыми слезами пол, мощённый дешёвой керамической плиткой.

Явился Кассий Лентул. Он что-то говорил. Что – Постум не мог вникнуть в смысл его слов. Кажется, про операцию, про то, что сердце дважды останавливалось.

Постум поднялся. Шёл, не понимая, куда его ведут. Палата была маленькой, тесной, заставленной приборами. Постум не узнал отца – лицо Элия под прозрачной маской казалось чужим – запавшие глаза, заострившийся нос. И кожа, несмотря на загар, какая-то восковая.

– Сердце уже дважды останавливалось, – повторил Кассий Лентул.

– Что это значит? – спросил Постум, хотя и сам догадывался, что это значит. Но сил не было поведать себе эту правду.

– Скорее всего, оно остановится вновь. – Голос Кассия долетал будто издалека.

– Но он столько раз не умирал даже от смертельных ран!

– Это было прежде.

– А теперь?

– Видимо, желание исполнилось.

Желание. Триумф. О боги! Самое невероятное, невозможное. Уж меньше всех на свете Элий желал триумфа. Так было задумано Юнием Вером. Логос хотел даровать другу бессмертие. А даровал – триумф. Вдруг сошлось. Нити совпали. И жизнь кончилась… обрыв! Обрыв! Неужто?! Неужто Постум сам его убил? Отцеубийца! Казнить его, казнить! Волчьей шкурой замотать голову, надеть на ноги деревянные башмаки – и в мешок с собакой, змеёй и обезьяной, и в Тибр, в Тибр!

Второй медик, стоявший у изголовья Элия, добавил:

– Он теряет кровь быстрее, чем мы вливаем. Все швы кровоточат.

– Так сделайте новую операцию! – закричал Постум.

– Не поможет. – Но это сказал не медик, а Логос. Как он появился в больнице – никто не знал. Как вошёл в палату – никто не видел. По виду – совсем как человек. Но все знали, не человек – бог. Пока среди людей. Но вскоре уйдёт, уйдёт вместе с Элием. Никто не сказал об этом вслух. Но поняли это так отчётливо, будто Логос каждому сообщил о предстоящем по секрету. – Я хочу поговорить с Элием.

– Он без сознания, – попытался возразить Кассий Лентул. Медик привык перечить богу.

– Это мне не помешает, – Логос улыбнулся. То есть губы его были плотно сжаты, а глаза печальны, но все поняли, что Логос улыбнулся.

Постум глянул на бога с мольбой. Губы шевельнулись. Но Логос, предваряя его просьбу, отрицательно покачал головой.

Когда все вышли, Логос присел рядом с кроватью на стул, взял умирающего друга за руку. Ладонь казалась безжизненной. И все же Логос скорее угадал, чем почувствовал слабое пожатие.