Егор - читать онлайн книгу. Автор: Мариэтта Чудакова cтр.№ 34

«Это был человек патологически порядочный, – вспоминал Пятигорский. – Так его за это и выкинули из ЦК. У него еще была манера прерывать докладчика и говорить: “А ты случаем не врешь сейчас?”».

По этим перечисленным мною причинам некоторых из них какое-то время не выгоняли с работы с «волчьим билетом», а переводили с одного места на другое. В 70-е годы эти шлейфы уже резко отсекались. Но Лен Карпинский был, например, уволен еще в 1967 году – выступил против цензуры. Юрий Карякин в 1968 году исключен из партии за выступление на вечере памяти Андрея Платонова в ЦДЛ и публичное упоминание Солженицына и Бродского – и удержался в ее рядах лишь по личному решению того же Пельше.

Новая ситуация возникла после Праги.

Под влиянием убеждений умные люди в партию в эти годы уже не вступали.

А поколение шестидесятников как раз в это время из партии начали исключать. Фронтовик Булат Окуджава исключен из партии в 1972-м, Лен Карпинский – в 1975-м.

Люди с убеждениями там давно уже были не нужны.

Но подробней об этом – позже.

…Не слух и не зрение – с самого детства

Нам вера, как знанье, досталась в наследство,

– Высокая вера в иные начала…

О, как неохотно она умирала!

………………………………………….

Летели тачанки, и кони храпели,

И гордые песни казнимые пели,

Хоть было обидно стоять, умирая,

У самого входа в преддверие рая.

Еще бы немного напора такого —

И снято проклятие с рода людского!

Последняя буря, последняя свалка —

И в ней ни врага и ни друга не жалко!

Наум Коржавин. По ком звонит колокол, 1959

Итак, с неменьшей, пожалуй, силой, чем по Тимуру Гайдару, это расплющивание высоких социалистических идеалов под тяжелыми гусеницами советских танков на мостовых Праги – одного из красивейших городов Европы – ударило по его двенадцатилетнему сыну. В семье Гайдаров безразличных к судьбе своей страны не найти – эта судьба давно стала частью личной, семейной жизни.

* * *

…Ведь вот только что все было правильно и понятно с первых сознательных лет. И герои Аркадия Гайдара летели с шашками наголо – воевать за светлое будущее! И это светлое будущее – вот оно – стало уже настоящим!..

«Уютный привычный мир моего детства, где было все так хорошо и понятно, где была прекрасная добрая идея, красивая страна, ясные цели, вдруг дал трещину и начал рушиться. Детство неожиданно кончилось» (Е. Гайдар, 1996).

– …Но ведь это же глупо – судить человека по росту.

– Но все люди считают, что это разумно.

– А я – не все, – возразил он. <… >

– Быть может, когда-нибудь люди станут настолько разумны и справедливы, что сумеют точно определять душевный возраст человека и смогут сказать: «Это уже мужчина, хотя его телу всего тринадцать лет», – по какому-то чудесному стечению обстоятельств, по счастью, это мужчина, с чисто мужским сознанием ответственности своего положения в мире и своих обязанностей.

Рэй Брэдбери, Рассказ о любви

– Пусть ребенок еще немножко поспит – сегодня у него экзамен.

Волька досадливо поморщился. Когда же мама перестанет наконец называть его ребенком? Шуточки – ребенок! Человеку четырнадцатый год пошел…

Л. Лагин, Старик Хоттабыч (1938–1940)

Я не знаю иного наслаждения, как познавать.

Петрарка

В Толковом словаре Даля про отрочество сказано так: пора от семи до пятнадцати лет.

Этот возраст – может быть, самый важный в жизни человека. Его нельзя пропустить, потратить зазря.

В эти годы складываются привычки.

И надо проследить за самим собой, чтобы сложились хорошие, а не дурные.

В эти годы читаются такие книжки, которые, если не прочитать их сейчас, не будут прочитаны никогда.

Сами посудите – ну кто сядет читать первый раз «Приключения Тома Сойера» или «Таинственный остров» в 30 лет?! А перечитывать – летом, на даче, покачиваясь в гамаке, вспоминая с удовольствием свое первое чтение, – очень даже годится…

И еще.

Если вы прочитали лет в двенадцать-тринадцать рассказы Джека Лондона, где человек, сцепив зубы, из последних сил преодолевает суровые обстоятельства, борется с холодом, с нечеловеческой усталостью, – это еще может вам помочь формировать свой характер.

Потому что, читая, вы преодолевали эти обстоятельства вместе с героем рассказа, вместе с ним мерзли и голодали, и проверяли себя – а смог бы я так?.. И давали себе слово – смочь…

А если первый раз взяли в руки эту книгу опять-таки ближе к тридцати годам – как говорится, поздно пить боржоми…

В отроческие годы принимаются важные и даже важнейшие решения. Такие, которым человек следует потом всю жизнь.

Конечно, в том случае, если он серьезно относится к движению времени. То есть если достаточно рано поймет, что оно, между прочим, движется исключительно в одну сторону. И купить обратный билет – чтоб вернуться назад и доделать недоделанное – пока еще не удалось никому…

Ну и, конечно, если человек с должным вниманием отнесется к особой поре своей жизни – отрочеству.

«Осень 68-го. Снова Югославия. Белград встречает хмуро. В Сербии традиционно доброе отношение к русским, здесь их любят, пожалуй, больше, чем где бы то ни было в мире, может быть, за исключением Черногории. Сейчас, после пражских событий, настроение настороженное. Опасаются, что за вторжением в Прагу наступит очередь Югославии» (Е. Гайдар, 1996).

А что именно произошло в Праге – в последующие месяцы, уже после того, как на августовском рассвете туда вошли наши танки?

– Поймите, – сказал молодой чешский коллега автору этой книги, пытаясь объяснить, что именно стало с его страной после нашего вторжения, – мы – не Россия, у нас маленькая страна. Когда убрали из культуры триста человек – это нанесло огромный удар по нашей культурной жизни в целом.

Всем участникам «пражской весны» запретили преподавать и вообще заниматься своей гуманитарной специальностью…

И отец, и в одно лето повзрослевший сын приехали в Югославию совсем иными, чем несколько лет назад на Кубу, – когда шестилетний Егорка вслед за отцом рвался принимать участие в кубинской Революции…

Егор Гайдар вспоминал себя в тот год: «Мне хочется разобраться в том, что произошло, в чем причины крушения уютного, светлого мира и справедливой идеи? Бросаюсь к книжкам».