Грабеж – дело тонкое - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Денисов cтр.№ 55

С некоторых пор я полюбил сослагательное наклонение. Для многих оно является единственным утешением, воспоминанием о том, что могло бы случиться хорошего, если бы не определенные обстоятельства. Для меня же, напротив, не происходило ничего, о чем бы я впоследствии пожалел. И даже думать не хочется о том, что было бы, если бы... Если бы не было Струге.

Есть люди, которые в силу своих, свойственных одним лишь им качеств никогда не могут пройти мимо брошенной на тротуаре обертки от мороженого. Один молча наклонится, поднимет мусор и так же молча опустит его в стоящую рядом урну. Второй поднимет душераздирающий крик, привлекая к себе внимание всей Вселенной. Высказав все, что он считает должным донести до слуха человечества, он поправит сбившуюся от крика резинку трусов и последует дальше, оставляя лежать обертку на прежнем месте.

А третий, остановившись над фантиком, разглядит марку мороженого, найдет ближайшую точку по его продаже и справится у продавца, кто из покупателей десять минут назад купил брикет. Получив информацию, он сломя голову побежит искать любителя сладкого. Того, чей рот перепачкан остатками мороженого. Если найдет, приведет, заставит обертку подобрать и опустить в урну.

Вы думаете, это я о Струге говорю, коль скоро о нем зашла речь?

Отнюдь.

Антон Павлович не относится ни к одной из перечисленных выше категорий. Струге, завидев под ногами мусор, тотчас начнет вертеть головой в поисках дворника.

Именно – дворника, потому что, по глубокому убеждению Струге, всякий обязан отвечать за каждую минуту своей жизни. Он считает, мусорщики существуют для того, чтобы убирать остатки жизнедеятельности за людьми, имеющими свинскую натуру. За свиньями, одним словом. Если бы этих людей со свинским началом в душе не было, то отпала бы необходимость и в дворниках. Поэтому дворник, возмущенно кричащий о свинстве людей, противоречит своим собственным интересам. Если бы граждане, бросающие себе под ноги мусор, стали бы опускать его в урны, а потом по очереди отвозить эти урны на городскую свалку, то все дворники в мире вымерли бы от голода.

Почему я начал так издалека, с обертки от мороженого? Потому что, начни я с главного, никто бы так и не понял, почему Антон, находясь в своей должности по колено в грязи и человеческих отходах, до сих пор не предпринял никаких усилий для того, чтобы из этой ямы вылезти и проклясть это зловещее и подлое место. И никто бы никогда не понял, почему Антон Струге, находясь в эпицентре человеческой безнравственности и маразма, умудряется сохранять свою мантию чистой.

Жили в Древнем Риме авгуры. Они угадывали по полетам птиц погоду и предсказывали события. Лохотронили, одним словом, публику Римской империи. Они делали серьезный вид и даже внешне страдали, стараясь верно угадать события завтрашнего дня или ближайшую свадьбу. Однако, встречаясь друг с другом и узнавая друг в друге лжецов, они не могли удержаться от улыбок. И авгура в авгуре мог узнать только авгур.

Так же и у судей. Степень загрязнения мантии того или иного слуги Фемиды не способен опознать ни один из тех, кто сам не облачен в черные одежды. Суд – маленький мир, где каждый все знает о каждом и старается вести себя так, чтобы о нем самом поменьше знали. Меньше сведений – меньше тем для рассуждения, меньше сплетен, меньше вопросов.

А теперь об обертке, валяющейся на тротуаре. О той самой, с которой я начал разговор. По мнению Струге, раз есть люди, бросающие мусор на тротуар, и есть дворники, этот мусор убирающие, значит, должны быть и те, кто должен найти виноватого малого и призвать к ответу.

Обвинить можно и невинного, но обличить – лишь виновного. И я в третий раз возвращаюсь к уже надоевшей обертке с остатками недоеденного мороженого.

Есть судьи, могущие поднять шум и не сделать ничего полезного. Есть и тот, кто, нарушая все и вся, будет заниматься поиском виновного. Он найдет человека со следами мороженого на губах и призовет его к ответу, нимало не задумываясь о том, что, может быть, брошенная совсем другим человеком обертка осталась лежать на дороге. Судья может это сделать по причине того, что его просто попросили. А сделать это очень легко, признав достаточным факт присутствия следов мороженого на губах. Судья в силах совершить такой поступок еще и потому, что дел о мороженом у него двести штук, и, если заниматься каждым, очень легко вылететь из маленького мирка в Зазеркалье и оказаться среди тех, кто в него больше не вхож. Причин много.

Почему Струге станет искать дворника? Потому что того требует закон. Мусорщик обязан убирать мусор. Убийца должен отбывать наказание. Проворовавшийся чинуша должен сидеть в тюрьме. Невинный должен освободиться. Правда должна состояться.

Мне тяжело со Струге и очень легко. Он единственный, с кем мне не приходится играть в многозначительность и лукавить. Он судья от бога, поцелованный всевышним и хранимый им. Антон может ввязаться в драку, но перед этим обязательно повесит мантию в шкаф. Он будет драться за свою жизнь или за жизнь близких ему людей, он будет сражаться за правду, и никогда эта драка не будет пьяной. Именно потому, что его мантия чиста, она постоянно навлекает на него неприятности. Многие жители Зазеркалья, те самые, чьи мантии трещат от засохшей на них грязи, никогда не простят тому, чьи одежды легко развеваются на ветру. Живя в Зазеркалье, нужно уметь правильно отражаться от его стен. Они обманчивы, кривы, они скрывают пороки и сливают воедино всех, кто находится внутри. И нужно уметь отразиться так, чтобы на тебя не переползло чудовищное изображение рядом стоящего. Но как трудно это сделать... В Зазеркалье нельзя отдаляться от других, в нем всегда нужно быть в команде. Не можешь – выйди.

Я знаю, Струге жует валидол. Он всячески скрывает это, однако меня ли ему обманывать? Раньше, по субботам, мы свободно играли с ним в футбол два тайма кряду. В одной команде, на первенство города, среди любителей. Сейчас же он с трудом выдерживает полтора. То ногу вывихнет, то колено ушибет...

Он лжет мне. Антон обманывает меня, стараясь отвлечь мое внимание от своей груди то к колену, то к стопе. Его скорее бульдозером на землю повалишь, нежели в неправильной блокировке во время атаки! У него болит сердце. И я знаю почему.

Таких, как Струге, немного. И живут они, наверное, недолго. Их просто ненадолго хватает. Жизнь можно удлинить, слегка замарав мантию. Так, что даже я не замечу. И это неудивительно, потому что я живу за зеркальной стеной. Но эту полоску грязи тотчас заметят те, кто рядом с ним. А для Струге это означает лишь гибель. Ему плевать на мнение других, если бы он его ценил, то давно бы уже переломался и стал для всех зазеркальцев презренно своим. Но не презрения сторонних боится Струге. Если совесть у тебя существует лишь по причине боязни презрения рядом живущих, то и не совесть это вовсе, а просто – боязнь. Струге не может стать чужим для себя. В этом вся причина.

Зачем он ввязался в дело Левенца?

Этот секрет перестал для меня быть секретом с того самого момента, когда он, впервые усадив меня в кафе, отправился на лавочку перед домом Решетухи. Антон хочет приблизить к себе одного из жителей Зазеркалья, чтобы не дать ему шанса потеряться среди кривых зеркал и уберечь его от слияния с чужим изображением. Сделать из него некое подобие себя, чтобы дать понять молодому парню, кто и что есть настоящий судья. Окажись дело Андрушевича в руках Антона, я знаю, как он поступил бы с ним. Подсудимый, по причине недоказанности вины, оказался бы на свободе, а дело было бы выделено в отношении неустановленного преступника. Так велит поступить Струге его долг. И пусть дело кануло бы в Лету, потеряв свою актуальность и утянув за собой все концы, за которые могли бы схватиться сыскари из уголовного розыска. Но это уже не проблема Струге. Это проблема тех сыскарей. Кто такой Левенец? Неопытный, не обожженный обстоятельствами судья, брошенный Лукиным и Николаевым на сковороду с высокими краями лишь потому, что тот имел глупость приблизиться к Струге со своим хорошим к нему отношением. Зазеркалье – жестокая страна. Ее законы не прощают вольнодумия и свободы выбора.