Брызги шампанского - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Черненок cтр.№ 28

Когда же Голубев заговорил о гусяновском карабине с оптическим прицелом, дед Егор неожиданно замялся и туманно стал объяснять, будто действительно Володька хвастал, что купил в Кузнецке такой карабин, и собирался из него стрелять зимой лосей. Помог Славе вызвать старика на откровенность приехавший на своем скрипучем велосипеде Ромка Удалой. Увидев, как мальчишка передал Голубеву стреляную гильзу, Егор Захарович смущенно усмехнулся:

– Ну, Шустряк, ничего при нем не утаишь…

– А утаивать, Егор Захарович, ничего и не надо, – сказал Слава. – Не вижу в этом для вас никакого резона.

– Оно, пожалуй, и верно. Какой мне резон выгораживать мертвого Володьку, – согласился старик. – У него теперь, как говорится, за семь бед один ответ.

После этого разговор пошел без уверток, конкретный. Дед Егор повторил рассказанное Ромкой о стрельбе из карабина за околицей села. По мнению старика, Гусянов купил карабин по случаю, без определенной цели. «Ствол», как Володька его называл, был хотя и не новый, но очень прикладистый, с отличной оптикой и хорошо пристрелян. Имелись ли у Гусянова документы на это оружие, дед Егор не знал. О заготовке лосей Володька говорил как-то несерьезно. Охотник-то он совершенно никакой, а стрелок еще хуже. На его просьбу – научить метко стрелять, Егор Захарович ответил отказом.

– Почему? – спросил Голубев.

– Стрельба – это очень особый вид спорта… – старик помолчал. – Если в этом деле у человека нет таланта от Бога, никто его не научит добиваться высоких результатов. Так я прямо Володьке в глаза и сказал.

– Он не обиделся на вас?

– Судя по виду, нет. За правду негоже обижаться.

– Чего это Гусянов стрельбой интересовался? Чемпионом хотел стать, что ли?

Дед Егор вздохнул:

– Грешно о мертвых говорить плохое, но, по всей видимости, Володька планировал на стрельбе много зарабатывать. Хотя прямо он и не говорил, но проболтался, что в Кузнецке есть фартовая работенка, где одним выстрелом можно огрести кучу миллионов.

– Это похоже на заказные убийства.

– Без всякого сомнения. Не надо иметь много ума, чтобы догадаться, за какие выстрелы платят миллионы.

– А вам не предлагал таким способом подработать?

– Он соблазнял меня большим заработком при отстреле лосей, но я ответил, что мне пенсии за глаза хватает. Да и годы, мол, уже не позволяют за лосями гоняться. Как-никак седьмой десяток приканчиваю. Тогда Володька стал расспрашивать, легко ли было застрелить первого немца на войне. А я, признаться, того, первого, и в глаза не видел.

– Как так? – заинтересовался Слава.

– Под Великими Луками это случилось. Часть наша, отойдя из города, залегла в обороне. И навалился на нас немецкий снайпер. Что ни день – два-три наших бойца либо насмерть, либо в лазарет убывали. Сам командир дивизии приказал мне любой ценой устранить вражеского стрелка. Залег я со снайперской трехлинейкой в укрытие. День пролежал впустую. На вторые сутки заметил, будто бьет он, стервец, из узкого оконца с вершины водонапорной башни, находившейся от меня в километре. Пригляделся через оптический прицел – в оконце винтовочный ствол, а над ним цейсовская оптика отсвечивает. Навел я свою трехлинейку чуток повыше той оптики и нажал спуск. После выстрела оконце сразу опустело. Ночью наши разведчики побывали в башне. Принесли оттуда снайперскую винтовку и подсумок с неизрасходованными патронами. По их рассказу, моя пуля попала немцу точно между глаз. За выполнение боевого задания командир дивизии вручил мне орден Красной Звезды.

– Так вы и рассказали Гусянову?

– Так и рассказал.

– И что он после этого?

– Ловко, мол, дед Егор, ты фашиста срезал. Потом добавил: «У меня тоже есть вражина, которому надо бы между глаз пулю всадить». Такой разговор я поддерживать не стал.

– И Гусянов к нему больше не возвращался?

– Нет.

– «Вражина» не из раздоленцев?

– Об этом Володька не проговорился, а я не стал уточнять.

– Не пойму: с какой целью он хвастал карабином перед земляками? – сказал Слава.

Дед Егор вздохнул:

– У Володьки многие поступки были непонятными. Наверно, хотел застращать земляков. По пьяной лавочке у него такая замашка имелась.

На просьбу Голубева – хорошенько повспоминать, у кого в Раздольном, кроме него самого и Богдана Куделькина, еще есть ружья, Егор Захарович, недолго подумав, ответил, что официально ни у кого ружей больше нет, а тайком могут, конечно, иметь, да как об этом узнаешь. Из тех односельчан, кто заядло охотился в прошлом, он вспомнил одного лишь Евгена Лоскутова – ровесника ему по годам, но из-за постоянной выпивки сильно ослабевшего здоровьем. По словам деда Егора, Лоскутов раньше слыл в селе самым отъявленным браконьером. Не соблюдал никаких правил. Без зазрения совести промышлял и зверя, и птицу. Много раз ловили его на безлицензионном отстреле лосей. Платил штрафы и продолжал дальше браконьерить.

– В прошлом году не у Лоскутовых Гусянов убил котенка? – вспомнив разговорчивых старух, спросил Слава.

– У них, – ответил Егор Захарович и усмехнулся. – С котенком этим переполоху было до небес. Дарья Лоскутова подняла шум на всю деревню, а Евген, не разобравшись спьяна, в чем дело, схватил дробовик и давай палить в воздух патрон за патроном.

– Выходит, у него тоже есть ружье.

– Было до прошлого года. Протрезвев после переполоха, Евген из опасения, что милиция отнимет одностволку, быстренько сплавил ее Кеше Упадышеву…

– Это не увертка Лоскутова с Упадышевым?

– Я сам видел Кешино изобретение.

– Семен Максимович сегодня не появлялся дома?

– Как в воду канул председатель.

– В доме по-прежнему тихо?

– Тишина, будто перед осадой.

– И Богдана Куделькина что-то не видно…

– Богдан с Андреем Удалым отремонтировали комбайн и уехали пшеницу убирать.

Проговорив с Егором Захаровичем больше часа, Голубев не уловил в его ответах ни единого факта, подтверждающего версию следователя Лимакина.

На всякий случай встретился Слава и с Евгеном Лоскутовым. Евгений Никитович – так «по пашпорту» звали старичка – оказался сухощавым, лет восьмидесяти, с глубоко впавшими небритыми щеками и дрожащими, как у хронического алкоголика, пальцами жилистых рук. Плутовато пряча нетрезвые глаза и шамкая беззубым ртом, Лоскутов прикинулся настолько забывчивым, что не смог даже вспомнить, кому и когда продал свое ружье. Едва же Голубев завел разговор о Гусянове, Евген сразу взъершился и, захлебываясь от возмущения, заговорил почти неразборчиво. Из всей его запальчивой речи Слава с трудом понял, что таких «хвашистов», как Володька, Лоскутов «унистошал» на войне без всякой жалости, и если бы этот «хат» попался ему под горячую руку, когда пришиб безвинного котика, не миновать бы ему самому смерти на месте преступления. Глядя на воинственно распетушившегося ветерана, Голубев сделал вывод, что хорохорится тот лишь на словах. На самом же деле старик уже отвоевался.