Час дракона - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зайцев cтр.№ 56

Браслет наручника оставлял моей левой руке некоторую минимальную степень свободы. Я уперся левой ладонью в столешницу. Изловчился и большим пальцем правой руки нащупал на Борином запястье точку с длинным названием «сотоякудзава». Надавил сильно и резко, как учили. Борю передернуло. Я знал, что он испытал резкую боль и заработал травму сустава. Помимо прочего, умелое воздействие на точку сотоякудзава парализовало противника минуты на две.

Итак, моя правая рука с веревочной петлей на запястье свободна, левая ладонь уперлась в стол. Я подпрыгнул и выполнил стойку на одной руке. Ноги обращены к потолку, свободная, правая, рука вытянута вдоль тела. Бандиты правильно рассчитывали – если тянуть вниз, веревка перетянет банку через перекладину люстры, но не подумали о том, что если я подниму руку вверх, то банка под собственной тяжестью опустится.

«Стою» на руке вниз головой. Смотрю на свои ноги. Вижу потолок, люстру и треклятую банку с этикеткой «Шампиньоны» возле своих пяток. Выполняю движение, которое бразильцы называют «снять банан» – шлепок пяткой по донышку банки, не сильно, но точно.

Веревка качнулась далеко вперед, банка наклонилась и выплеснула свое содержимое на головы зрителям. Не даю маятнику со стеклянным грузом возвратиться обратно, бью обутой в сандалию ногой. Второй удар уже не из арсенала угнетенных африканцев. Его придумали на Востоке. Китайские мастера выбивали этим ударом зубы у ядовитых змей. Правда, китайцам было проще, они при этом стояли на земле, а не балансировали на одной руке. Но, несмотря на неудобную стойку, моя нога быстра и точна. Банка разбивается вдребезги, а я успеваю отдернуть стопу, и ни одна капля кислоты на меня не попадает. Все! На другом конце веревки осталась лишь безобидная веревочная петля. Подтягиваю колени к животу, сгибаю опорную руку и сажусь верхом на стол, сижу неудобно, на корточках, занимаюсь сковавшим запястье браслетом наручников. Время есть: в стане врага паника и суматоха, да еще парализованный Боря ревет белугой – несколько обжигающих кислотных капель упало на его широкую спину, хотя я честно старался, чтобы этого не случилось. Никаких других чувств, кроме жалости, к дебилу я не испытывал.

Левую кисть я освободил быстро, секунд за пятнадцать, и теперь она нестерпимо ныла. Когда смещаешь суставы, спешить нельзя.

Я спрыгнул со стола, с грехом пополам распутал веревочные узлы на правом запястье и приготовился к бою. Но драться мне не пришлось.

От жидкого кислотного дождика никто из бандитов особенно не пострадал. Однако началась паника, что неудивительно. Мои акробатические упражнения шокировали зрителей. Нашелся идиот, пальнувший из пистолета. Стрелял, не целясь, в мою сторону, на что рассчитывал, неизвестно. Полагаю, ни на что не рассчитывал. Выстрелил чисто автоматически и попал! Не в меня, в Борю.

Помнится, Дирижер говорил: мол, если Борису сделать больно, он сначала плачет, потом звереет. Так и произошло без обычных в подобных случаях долгих пауз. Пуля царапнула бычий бок монстра, устроенный мной микропаралич мгновенно прошел. Боль от укола канцелярской кнопки не идет ни в какое сравнение с болью от пулевого ранения, травмированного сустава и кислотного душа. Адреналин в Борином могучем организме на этот раз не накапливался долгими слезоточивыми минутами, а сразу же хлынул в кровь и гейзером забурлил в венах великана. Боря с необычайным проворством выпрыгнул из-за стола, развернулся ко мне спиной (хвала Будде!) и ледоколом врезался в толчею бандитских тел. Пудовые кулаки замелькали над стрижеными головами, рев монстра перекрыл все прочие звуки.

Пользуясь моментом, я подскочил к Папе. Схватил с обеденного стола давно примеченный перочинный нож и занялся Папиными оковами. Наручники я вскрыл в одно касание, недаром долгими зимними вечерами дедушка учил меня «понимать замки».

Я схватил онемевшего мафиози за руку, как малое дитя, и поволок к выходу. Бежали не только мы с Папой. Те из бандитов, кто попроворнее да посообразительнее, тоже рванули прочь из комнаты, подальше от бушующего великана. Вместе с недавними врагами мы выскочили в коридор. На нас с Папой никто не обратил внимания. Так же и хищники в джунглях, спасаясь от лесного пожара, не обращают внимания на бегущих рядом травоядных.

Лишь перед самым выходом из негостеприимной квартиры я услышал удивленный окрик:

– А вы куда?

Оглянулся и насилу узнал Дирижера. Волосы растрепаны, очки потеряны, на щеке ярко-красная царапина.

С превеликим удовольствием я впечатал свой «стальной» кулак в переносицу садисту-затейнику.

– Ну что? И сейчас у меня кастет? – спросил я риторически у рухнувшего на пол Дирижера.

– Быстрее! Пожалуйста! – взмолился Папа.

Мафиози времени даром не терял, честь ему и хвала. Самостоятельно справился с дверными запорами и тянул меня за руку прочь из бандитского притона в спасительную прохладу лестничной площадки.

– О’кей, Папаша, побежали!

Мы перешли на шаг в двух кварталах от злополучного дома. Папа тяжело дышал, я тоже с жадностью хватал ртом душный летний воздух. Сердце бешено колотилось, напоминая, что я пусть и не совсем обычный, но все же человек и ничто человеческое мне не чуждо, в том числе и усталость.

Хреновые дела! Не так давно я спокойно выдерживал и более насыщенные препятствиями марафоны. Нужно срочно за себя браться, восстанавливать пошатнувшееся здоровье, но для начала нужно выжить.

– Хреноватые дела, Папа, – сказал я, продышавшись. – Кошелек твой разбойники отобрали. Мы – банкроты, а жетоны на метро денег стоят.

– У нас очень мало времени! – глубокомысленно изрек крестный отец. – Нас непременно начнут ловить!

– Опомнись, профессор Мориарти! Нас с тобой уже давно ловят.

– Вытащи меня, пожалуйста. Озолочу!

– Ты повторяешься, Папа. Про «озолочу» я уже слышал. Сейчас меня другое интересует. Ты, любезный, случайно по молодости в художественной самодеятельности не участвовал?

– Нет.

– Жаль. Потому что сейчас ты будешь разыгрывать роль пьющего человека, вчера просадившего последний грош на проклятую алкогольную отраву. Будешь приставать к прохожим, просить хоть сколько-нибудь на опохмелку. Ври чего хочешь, рассказывай, что жена ушла, с горя пьешь или что с работы выгнали. Нам с тобой жизненно необходимо разжиться мелочью на метро, и как можно скорее. Я, в свою очередь, тоже буду «работать». Чтобы удвоить наши усилия, разделимся. Ты побирайся на этой стороне улицы, я перейду на другую. Далеко не уходи, я должен тебя видеть, мало ли что…

Следующая сцена сильно смахивала на хрестоматийный эпизод из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Папа, подобно Кисе Воробьянинову, пытался разжалобить мирно прогуливающихся обывателей. Я же, как Остап Бендер, прохожих откровенно «обувал», просил денег на приобретение телефонного жетона, выбирал девушек посимпатичнее, взывал к их чувству сострадания, врал, что «должен срочно позвонить любимой, а деньги дома забыл».

Меня никто не слушал, от меня отмахивались, как от надоедливой мухи, мне не верили. Папа, напротив, показал себя молодцом. Уже через пять минут он призывно махал с другой стороны улицы: дескать, «улов» есть и на метро хватит. Поразительно! И ведь одет мужик не бедно, и рожа холеная, а милостыню выпросил, оправдал свой высокий титул Короля нищих!