Братишка, оставь покурить! - читать онлайн книгу. Автор: Николай Стародымов cтр.№ 61

Остается только одно: Мириам. Именно ей сейчас угрожает основная опасность.

Что могут сделать с ней? Да что угодно! Подстеречь где-нибудь и убить. Натравить на нее местных женщин, которые сами пострадали в этой войне или у которых погибли близкие. Натравить на нее мужчин — вплоть до того, что даже среди наших ребят и то найдется несколько человек, которые, если их подпоить и науськать, не откажутся от этого, особенно если будут знать, что им за это ничего не будет…

Впрочем, почему я обо всем этом думаю в будущем, а точнее вероятностно-будущем, времени? Может быть это «что-то» уже произошло вчера?.. Нет, не хочу, не может быть, лучше не надо! Пусть это будет бредом, пусть это будет бредом не выспавшегося выпившего взволнованного идиота!..

А может, пусть так и будет? — подленько пискнул внутренний голос. В конце концов, тебе-то что от этого? Ты-то ведь здесь не при чем! Ты вообще на гауптвахте сидишь, из-за нее же страдаешь!.. Зато как же славно потом все будет! К тебе никаких претензий, все уладится само собой. Да и ее братья тоже могли бы изначально подумать, что они избрали не лучший вариант разрешения семейной проблемы…

Поймав себя на подобных рассуждениях, даже по сторонам невольно оглянулся: не услышал ли случайно кто меня… Как же это я мог даже тень мысли подобного выхода из положения допустить!

А что тут такого? Мысли и есть мысли, за них не судят. Христос, правда, говорил, что если кто подумал о грехе, тот уже согрешил. Но так ведь он сам же дал человеку разум. А разум — это возможность и право человека на выбор, на ошибки, на сомнения, на сравнение, а значит и на грешные мысли. Не так?

Так и пошел у меня внутренний диалог. Подлый, нехороший диалог. Таких мыслей стесняешься, таких мыслей себе потом не прощаешь, таких мыслей стыдишься… Но они ведь есть, бывают у каждого. Или не так?

Она мне доверилась, Мириам, она у меня ищет защиты… Так как же я ее могу предать?

— А ты уверен, что она с тобой до конца искренна, что от тебя ничего не скрывает?

— Ну и что? Пусть скрывает. Но ведь ищет защиты!

— Защиты от кого? И от чего? Почему она нуждается в защите? Что ты вообще о ней знаешь?

— У нее будет ребенок. И я не могу позволить, чтобы этот ребенок, еще не родившись, погиб или же испытывал страдания.

— Да? Это делает тебе честь. Ну а что делали они, мусульмане, а персонально те же братья Мириам, с сербскими женщинами?

— Слов нет, мусульмане и в самом деле немало зверствовали в захваченных сербских районах. Женщин убивали, детям разбивали головы, взяв их за ноги и ударив о стенку, беременным женщинам вспарывали животы и вырывали неродившихся младенцев… И это еще не все! Проводилась в жизнь программа поголовного омусульманивания отбитых у сербов территорий. Для этого насилию подвергались ВСЕ женщины от четырнадцати до сорока лет, чтобы они рожали детей от поклонников истинной веры… Так что у сербов имеются реальные основания для того, чтобы отыграться на одинокой мусульманке, — не слишком уверенно внушал мне внутренний голос.

Это не ответ, — оборвал я его. — Взаимоотношения между людьми, и уж подавно между народами, не должны строить по принципу «сам дурак» или «на себя посмотри». Что бы ни делали они, мы не должны опускаться до того свинства, которое творят твари в образе человеческом, причем, надо учесть, что подобные твари имеются не только у них, но и у нас…

Внутренний спор грозился скатиться в схоластику. Потому я оборвал сам себя.

— Нельзя так, Костя, — вслух сказал я сам себе. — Так нельзя.

Надо думать о главном. Нужно определиться в главном. Только тогда может появиться мысль о том, как выбраться из того безнадежного тупика, в который меня загнали обстоятельства.

Итак, вот главное: человеку, который обратился ко мне за помощью, независимо от причин, по которым ему нужна моя поддержка, грозит опасность. И в моих силах, по всей видимости, ее, эту опасность, предотвратить. И думать о том, как оправдать в собственных глазах свою бездеятельность, непорядочно и недостойно.

Такая постановка вопроса меня устроила, она мне понравилась.

Тогда я поднялся с топчана, на котором сидел все это время, и подошел к двери.

5

На мой решительный стук дверь распахнулась сразу, будто все тот же, хорошо говоривший по-русски, часовой только и ждал моего сигнала.

— Мне нужно немедленно поговорить с Радомиром, — торопливо выпалил я.

Серб ответил тотчас, как будто все это время, пока сидел у двери, ждал от меня именно этой просьбы.

— Радомира сейчас нет. Когда он уходил, сказал, что вернется только к вечеру.

Черт! Наверное, только он мог бы мне сейчас реально помочь… Ну а к кому еще можно сейчас обратиться?

Воик терпеливо ждал, выжидательно глядя на меня.

— Тогда мне срочно необходимо увидеться с воеводой Громаджичем.

— Его тоже нет, — все с той же готовностью отозвался часовой. — Он тоже будет к вечеру. А то и сутра.

«Сутра» — это значит завтра. Оба отсутствуют и оба исчезли до вечера… Странное совпадение.

— Они что, вместе уехали?

На этот раз часовой стоял молча, просто глядя мне в глаза. В самом деле, он не обязан отвечать на подобные вопросы арестованному. Я должен быть ему благодарен уже за то, что он хоть что-то мне сказал. В этом пункте воинские уставы, наверное, всего мира сурово-похожи: часовой не должен разговаривать с задержанным или арестованным. Хотя точно так же во всем мире это требование нарушается на каждом шагу.

Что же делать?

— А кого-нибудь из наших, из русского отряда, ты можешь сюда позвать?

И снова ответ прозвучал тут же, будто был заготовлен заблаговременно.

— Только с разрешения воеводы.

А его нет, и будет он «сутра»… Понятно. Заранее подготовленный замкнутый круг.

— Слушай, друг, — сменил я решительный тон на просительный. — Ну что тебе стоит наших позвать? Я же не преступник какой-то, в самом деле, чтобы меня в строгой изоляции держать…

Тут часовой и выдал:

— А я не знаю, что ты натворил. Только мне настрого приказали не допускать никаких контактов тебе с кем бы то ни было.

Вот даже как! Значит, Славко заранее предвидел, что я буду искать такие контакты! И принял меры, чтобы их, этих контактов, не допустить! Та-ак… Значит, мои подозрения оказались не безосновательными!

Как же быть?

— Но хоть записку ты можешь передать?

Насчет записки, как нетрудно было догадаться, его не предупредили. И часовой растерялся, у него растерянно забегали глаза. Уловив его растерянность, я начал додавливать.

— Ты не переживай, друг, в ней будет всего несколько слов. И в ней не будет никаких планов побега. Только одна личная просьба — и все. Ты даже сможешь ее прочитать, я разрешаю… Только передай. А когда я выйду отсюда — с меня магарыч.