Дорога без следов - читать онлайн книгу. Автор: Василий Веденеев cтр.№ 48

Опять тишина, щебечут в ветвях птицы, гудит далеко в небе немецкий самолет — и ни души вокруг.

Прихода Анны Нина ждала с замиранием сердца — все валилось из рук, внутри образовалась сосущая пустота и мелкая дрожь во всем теле, как от озноба. Даже порезала щеку клиенту, правда не сильно, скорее оцарапала немного, но все равно раньше с ней такого не случалось — при любых обстоятельствах она могла брить и стричь хоть с завязанными глазами. С другой стороны, какие уж такие случались в ее жизни обстоятельства? Что всем досталось на долю, то и ей: сначала жили при панах, потом два года при советской власти, а после пришли немцы. И всегда она чувствовала себя какой-то ущербной, что ли: панские власти смотрели косо на белорусов и русских, пришли Советы и стали подозрительно относиться к жившим при панах, да еще мелким предпринимателям, в разряд которых попала и Нина, как совладелица маленькой, всего на два кресла, парикмахерской, а для немцев вообще не существовало людей, кроме них самих, — остальные так, что-то вроде рабов или бессловесного скота, с которым можно поступать, как заблагорассудится. Вечный страх, вечная неуверенность, постоянное ожидание неприятностей поневоле приучили уходить в себя, замыкаться, искать забвения в мелочах жизни.

Доверие Колесова, предложившего ей остаться в подполье, изумило и вселило новые страхи. Тебе доверяют, на тебя надеются, от тебя хотят многого, но можешь ли ты оправдать доверие и не подвести? Вдруг о тебе, вернее о твоих связях с подпольем, узнают? Что тогда — ров в Калинках или застенок гестапо? Откажешься — тоже неизвестно, как все повернется.

Успокаивало, что приказывали ждать, ничего не делать, только вновь открыть парикмахерскую и заводить знакомства. Когда будет надо, к ней обратятся. Это показалось не таким уж сложным делом, и теплилась надежда, что все закончится очень скоро — опять придут советские войска и жизнь покатится по привычной колее, войдет в знакомое русло, поскольку за два года они привыкли ко многому, чего были лишены при панах: участвовали в выборах, появилась возможность учиться, да вот только реализовать ее не удалось.

Однако получилось совсем не так, как думалось — немцы обосновались в Немеже по-хозяйски, Красная армия все дальше отступала и отступала, настала осень, за ней зима, потом весна, и снова пришло лето, минул год с начала войны, а ей все еще не видать ни конца ни края.

Разгромили подполье, казнили многих, кто не успел скрыться, и снова Нину обуял жуткий страх: вдруг кто из пойманных немцами знал о ней, о ее связи с Колесовым, и не выдержал на допросах, сказал, и теперь надо скорее бежать. Но проходил день за днем, неделя за неделей, страх съеживался и прятался — немцы не интересовались ей совершенно. Более того, доверили обслуживать аэродромную команду и летчиков. Тогда-то и появился впервые человек от Колесова.

А теперь ее привлекали для более серьезного дела, чем болтовня с немцами и передача через почтовый ящик полученных сведений — об этом она догадалась сразу, как только назвал пароль севший в ее кресло мужчина с немецкой стрижкой и крепким подбородком с ямочкой. Что же будет?

Боже, почему она сразу никуда не уехала, осталась здесь и обрекла себя на такие мучения? Не выйдет из нее ни Жанны Д’Арк, ни Шарлотты Корде, ни Веры Хорунжей — слишком она всего боится! И, скрывая это, сама лезет в петлю. Даже Ярослав призывал ее быть осторожнее и осмотрительнее, не зная, что все это от отчаяния и страха, а отнюдь не от избытка храбрости.

Когда в костеле она услышала о подозрении, что Анна провокатор, ее словно обухом ударило по затылку и, если бы не сидела на жесткой скамье, то колени бы подкосились и она опустилась бы на пол, лишившись чувств. Хорошо им, мужикам — пришли, ушли, спрятались незнамо где, плетут свои интриги, а каково ей, прожившей тут всю жизнь? Куда уйдешь, где спрячешься — в лесу? Но туда еще надо добраться. Зачем люди придумали себе врагов? Говоришь не на том языке — враг; исповедуешь не ту религию — враг; не хочешь жить, как тебе велят другие, — враг; не хочешь отдать свою землю и жизнь чужому — тоже враг! Разве не естественно, когда каждый хочет жить так, как ему больше нравится, как он привык? Так нет, тебе навяжут чуждые идеалы и религию, заставят петь чуждые песни и читать только разрешенные книги, ходить только по определенной стороне улицы и в строго отведенное для этого время — иначе расстрел.

Вот и Ярослав мучился — на его родной земле то же самое, и все это принесли завоеватели. Кто их звал? Но Томашевич не сдавался, он жаждал борьбы, и его можно понять, но кто поймет слабую, одинокую женщину, немыслимо уставшую от всего — страхов, ожиданий, неизвестности, одиночества, наконец? Разве трудно дать человеку немного тепла и участия, понять его, пожалеть? Но никто не видит в ней слабой женщины, даже не видят женщины вообще.

Люди Колесова смотрят, как на соратника; Ярослав — как на возможность получения связи с партизанами; пришедший с паролем мужчина — как на исполнительницу его замыслов, а немцы просто как на подстилку, с которой можно провести ночь.

Увидев в окно идущую по улице Анну, парикмахерша вдруг испытала чувство облегчения — скоро все закончится, надо только немного выдержать, сжать себя в кулак и выдержать. Наверное, мужчина, назвавший пароль и отрекомендовавшийся Владимиром Ивановичем, прав — похоже, он знает нечто, скрытое от других, поскольку так уверенно держится и до сих пор не попался немцам. Хотелось бы верить ему и взять от него хоть чуточку спокойствия и силы!

Анна — худенькая, черноволосая, в простеньком платьице, — прошла мимо парикмахерской, потом вернулась и заглянула в пустой зал.

— Одна?

— Как видишь, — ответила Нина, прижимая рукой сильно бьющееся сердце.

— Ой, я перетряслась вся, — усаживаясь в кресло, доверительно шепнула Анна. — Страху натерпелась, жуть!

Глядя на нее, такую простую и домашнюю, бледную, испуганную и не скрывающую этого, Нина подумала, что Владимир Иванович, возможно, не прав: может ли почти девчонка быть такое опытной актрисой, так натурально изображать испуг, дрожание пальцев, доставая спрятанные на груди, за вырезом платья, мятые листы копирки? Откуда такому совсем еще юному созданию набраться лицемерия и двуличия, научиться ловко обманывать всех и вся?

— На, забери скорей, — девушка протянула парикмахерше копирку и вымученно улыбнулась, — как будто бомбу несла.

— Спасибо, — Нина убрала копирку в карман халата. — Причесать?

— Не надо. Я посижу немножко, а то ноги дрожат, и пойду. Раненых привезли, убираться надо.

Перекладывая на подзеркальнике инструменты, Нина искоса поглядывала в зеркало на Анну — уходила бледность с ее лица, щеки приобретали нормальный цвет, высыхали мелкие капельки пота на лбу и висках. Нет, не похожа она на провокатора. И на улице все так же сонно и спокойно.

— Где взяла копирку? — стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросила Нина.

— В мешке. Полы мыла у черных немцев, а у дверей мешок стоял с бумагами. Они их жгут. Дождалась, пока никого не было, и схватила верхние. Теперь не знаю, когда еще прикажут туда идти, но снова попробую взять.