Бремя молчания - читать онлайн книгу. Автор: Хизер Гуденкауф cтр.№ 54

Бен кивнул. У него был такой серьезный вид! Потом он потрогал пальцем твою щечку и сказал:

— Мягкая!

И вдруг ты открыла глазки. Мне никто не верит, но я тебе клянусь: ты открыла глазки и улыбнулась брату!

Лежа на узком операционном столе в холодной смотровой палате, Калли впервые по-настоящему улыбается.

— Позже, когда папа и Бен обсохли, они по очереди держали тебя на руках. Папа все ходил по больничной палате и приговаривал: «Моя девочка, моя Калли». На улице по-прежнему бушевала гроза: гремел гром, сверкали молнии. Даже электричество вырубилось, но в больнице есть свои, автономные генераторы. Папе с Беном разрешили переночевать с нами, хотя обычно родственников в послеродовой палате не оставляют. В общем, Калли, день, когда ты родилась, был прекрасным.

Калли закрывает глаза и улыбается — как будто тоже помнит тот день. Жалко, что она его не помнит. Тогда я была счастлива… И сейчас, когда я в очередной раз рассказываю дочке о том, как она родилась, мне кажется, что день был прекрасным. Тогда я еще надеялась, что второй ребенок укрепит нашу маленькую семью. Конечно, мои надежды не оправдались. И даже в тот день не все меня радовало, хотя Калли и Бена я уверяю в обратном. Например, я молчу о том, как тряслись у Грифа руки, когда он держал Калли на руках. Я очень боялась, что он уронит малышку. Сидела в кровати как на иголках, готовая в любой миг подскочить к нему и отнять ребенка. Несколько раз я под разными предлогами просила Грифа вернуть малышку мне. Но он сразу обо всем догадался. Я посмотрела ему в глаза и увидела в них боль. Он обиделся, что я ему не доверяю.

Целую неделю перед рождением Калли Гриф не пил ни капли. А перед тем, до его последней вахты, все было плохо, по-настоящему плохо. Он перешел очередную черту — одну из многих за несколько лет. Когда он вернулся за неделю до родов, помню, он лежал рядом со мной в постели, положив руку на мой огромный живот, и клятвенно обещал «завязать». Он тихо плакал, уткнувшись мне в плечо, и я плакала вместе с ним. Я ему поверила. В очередной раз поверила. Хотелось верить, что он бросит пить — ведь он мне обещал. А я ему помогу…

Но вечером, в больнице, когда он носил Калли на руках, у него сильно тряслись руки, и я поняла, что слова своего он не сдержит. А если и продержится без выпивки, то недолго. Так и получилось. Гриф незаметно ушел из больницы на рассвете, когда мы с Беном еще спали, а Калли лежала в колыбельке. Вернулся он лишь через несколько часов. Глаза у него сильно косили и как будто остекленели. Он нагнулся поцеловать меня, и я почувствовала запах спиртного. Зато руки у него перестали дрожать, и Калли он держал очень уверенно.

— Ну вот и все, Калли, — говорит доктор Хигби. — Самое неприятное позади. Осталось только промыть все ранки до конца. Ты, Калли, очень везучая девочка — настоящий везунчик.

Прежде спокойное, безмятежное личико Калли на секунду застывает и вдруг перекашивается. Она вытаращивает глаза и бледнеет, как мел. Доктор Хигби в недоумении оглядывается на Молли, та пожимает плечами. Она не притрагивалась к ранкам! Рот у Калли открывается в безмолвном крике; на лице выражение крайнего ужаса. Я беспомощно озираюсь по сторонам; в голове у меня звенит дочкин безмолвный крик.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Что с тобой, Калли? — Но она по-прежнему молчит, только дергается, как будто в судорогах. Нам с Молли приходится держать ее, чтобы она не упала со стола. — Что такое? — спрашиваю я, сама готовая заплакать. И вдруг я вижу, что Молли и доктор Хигби смотрят не на Калли, а куда-то мне за спину. Крепко держа извивающуюся Калли, я оборачиваюсь к двери и вижу Бена. Он страшно избит, на нем рваная окровавленная рубашка… У меня подкашиваются ноги. Бен с ужасом смотрит на Калли.

— Что с ней? — спрашивает он совсем детским, тонким голоском.

Я молчу. Мне очень хочется подойти к сыну, обнять, притянуть к себе. Я маню Бена к себе, но он стоит как вкопанный, как будто прирос к месту.

— Миссис Кларк, сейчас я дам ей успокоительное, — говорит доктор Хигби.

Проходит несколько секунд, прежде чем укол начинает действовать. Постепенно Калли успокаивается, затихает и закрывает глаза. Ее пальцы по-прежнему вцепились в мою рубашку, она тянет меня к себе. Как будто хочет поговорить со мной, но губы у нее кривятся, и ей никак не удается сложить слово.

— Что, Калли? Что такое? Скажи, пожалуйста! — шепчу я ей на ухо. Но она уже заснула. Что бы ее так страшно ни напугало, кошмар заполз обратно в свою норку и тоже спит — по крайней мере сейчас.

Мы подъезжаем к тещиному дому. Журналисты уже уехали; на дорожке стоит только одна чужая машина. Я благодарю полицейского; он предлагает подождать и отвезти нас в Айова-Сити. Или проводить на своей машине. С ним, обещает он, мы доедем быстро и без помех. Я снова благодарю его и отказываюсь. Мы отлично доберемся сами. Мы сами поедем к Петре. Я с трудом иду к двери, ноги у меня свинцовые, сказывается сегодняшняя усталость. Брюки выпачканы землей, на рубашке кровь Бена. Я кое-как приглаживаю пятерней волосы, но они все равно стоят дыбом. Очки криво сидят на носу; я снимаю их и пытаюсь снова надеть как следует. На окне колышется занавеска; должно быть, Фильда услышала, как подъехала машина. Она быстро выглядывает в окно, потом парадная дверь открывается, и она спешит мне навстречу. За ней ее мать и незнакомая мне женщина.

— Ты нашел ее, Мартин, ты нашел Петру? — Фильда хватает меня за руку; в ее голосе слышатся те же истерические нотки, что и раньше, когда она напустилась на агента Фитцджералда. Интересно, кстати, где он? Что-то давно о нем ничего не слышно.

Я обнимаю Фильду и прижимаю ее к себе. Она оседает, и я понимаю, что невольно ввел ее в заблуждение.

— Она жива. — Надо бы сказать «жива и невредима», но я не могу обманывать жену.

Фильда вскрикивает от облегчения и радости:

— Слава тебе, Господи, слава тебе! — Она по-прежнему крепко держится за меня. — Спасибо, Мартин, спасибо за то, что ты нашел ее! Где она? Где она? — Фильда смотрит мне за спину, как будто рассчитывает увидеть Петру во дворе.

Я откашливаюсь. Сейчас главное — деликатность. Ни к чему тревожить Фильду раньше времени.

— Она в больнице.

— Ах да, конечно! — Фильда прищуривается. — Она поправится, да?

— По-моему, да. Тебе нужно поехать к ней, — говорю я.

— Что значит — «по-моему»? Что с ней, Мартин? Поехали! Пошли в машину и едем!

— Ее увезли в Айова-Сити, в тамошнюю больницу. Врач сказал, что там ей будет лучше.

— В Айова-Сити? Что с ней? — Фильда отступает на шаг и скрещивает руки на груди. К ней подходит незнакомая женщина, кладет ей руку на плечо.

— Фильда! — говорит она. — Фильда, что случилось?

— Не знаю, — говорит Фильда. В тишине ее голос кажется особенно громким. Сейчас поздно, даже цикады уже замолчали. — Не знаю, — повторяет Фильда и поворачивается ко мне. — Мартин!