База 211 - читать онлайн книгу. Автор: Нина Башкирова, Алла Дымовская cтр.№ 59

– Ты плохой патриот. Или не любишь свою Родину. Этим вы, британцы, отличаетесь от германских арийцев. Вы боготворите одну только вашу свободную торговлю, и более ничего, – ответил Вилли, но без обычного для него запала, когда дело шло о чести Третьего рейха, а с вялой унылостью старой, заезженной и щербатой пластинки.

– Любовь, Вилли, слишком огромное слово, чтобы разбрасываться им по пустякам. Любовь – это чудо Господнее, еще большее, чем жизнь. О ней не подобает писать на заборах, и уж тем более на агитационных транспарантах. И чувство сие нельзя доказать, убивая других людей и вместе с ними чужую любовь. Любовь – это прежде всего невероятное счастье от того, что мир сущего есть вокруг тебя, и благодарность за то, что он есть. Хотя многие из нас живут так, словно перед своим рождением на свет назанимали миллионы и теперь до смерти отдают долги, проклиная на все корки заимодавца. Думают все время лишь о том, что за их миллионы им где-то и чего-то на этой земле недодали. Что англичанам досталось больше, чем шотландцам, а германцам меньше, чем французам. Что человек, обделенный талантом, непременно должен взять реванш, наживая деньги, чтобы эти таланты после унизить и купить. А ведь любовь и есть самый верный и самый общий талант, и никто живой единственно им не может быть обделен.

– Боже мой, Смит! Какой же ты благоверный дурак! – Вилли выслушал тираду, затем с истерическими нотками в голосе деланно рассмеялся. – Но я жалею об одном. Что я тоже не родился на свет этаким дураком. Видимо, я из породы должников, ничего не поделаешь.

– Вот что, ребята, – дал знать о себе Марвитц. Он уж закончил возиться с винтовкой. – После решите, чего кому отдать, коли позанимали. А только нам отправляться пора. Погода, вишь ты, портится. Сильной метели, конечно, не разыграться. Но ветер поднимется и немного будет пурга. Лодку я накачал. Осталось прикрепить – и поедем. На двух санях. Ничего, герр Ховен разрешил, раз уж такое дело.

На паре мотосаней они скоро домчались до пристани. Сэм сгрузил Разведчика, надежно укутанного в непромокаемый мешок. Пока он и Вилли возились, спуская на воду бот, Медведь уже запирал в сарае оба транспортных средства. Конечно, сани, приключись диверсия, не самая большая потеря, но на всякий случай Герхард заминировал вход, надежно закопав в лед пехотную мину.

Они сели в лодку и помаленьку стали загребать к пещере. Вода под днищем, в отражении хмурого неба принявшая противно свинцовый цвет, от ветра побежала короткими и злыми гребешками, но недостаточно высокими, чтобы захлестнуть через борт. Все же плыть следовало с осторожностью – в горловине пролива села на мель гигантская льдина-стамуха, и теперь течение в заливе, прорываясь сквозь преграду, ощутимо усилилось возле берегов.

– У нас еще ничего, чисто, как всегда. А снаружи, на открытой воде, «сало» пошло, – глухим, безрадостным голосом заметил некстати Герхард.

– «Сало»? А что это значит? – спросил его Сэм, не очень сведущий в полярном жаргоне.

– Это значит, зима совсем близко, – вздохнул Марвитц. – Замерзает водичка-то. Коли в скором времени за нами не придут, уж и не знаю, что станем делать. Уплыть-то не на чем. Да и сколько здесь сидеть, кто скажет? Забыли про нас, через год-то вспомнят? Все война.

– Ты не переживай, наш капитан Вернер – старый вояка, раз дал слово, что успеет, от своего не отступит. Не найдет конвоя – сам придет назад, ему и гросс-адмирал не указ. Будет нам и топливо, и тушенка, и шнапс, и кофе с ананасами, – утешил его Бохман. Кажется, в самом деле он сильно надеялся на ушедшего Хартенштейна и на его волшебную субмарину.

Но надеялся Вилли напрасно. Ни он, ни тем более Герхард, и даже Бруно и гауптштурмфюрер Ховен еще не знали и не могли узнать, что вот уже пошли тому вторые сутки, как рассчитывать им стало не на кого, кроме самих себя.

Это случилось в Международный женский день, придуманный как раз соотечественницами капитана Хартенштейна, носившими красивые имена Клара и Роза. Но Вернер ничего почти не знал об этом и даже не подозревал, будто такой странный праздник вообще существует где-то на земле. Капитан приник к окулярам перископа, наблюдая, не покажется ли суша, и время от времени сверялся с расчетами. Они шли южнее Барбадоса, и не дай бог наскочить на сам остров и британскую базу на нем. Пока же ничего, предвещавшего беду, нигде видно не было, и капитан Хартенштейн расслабился, распустил немного поясной ремень. Потребовал себе виски в нарушение правил, но сказывалось невероятное напряжение последних дней. Сейчас они начнут забирать на восток и скоро оставят опасный остров далеко в стороне. А дальше на север, в обход исландских территорий, параллельно караванным путям, держась в отдалении, проберутся в норвежские фьорды. Где можно будет вздохнуть с облегчением, списать на берег гражданских, доложиться, починиться, непременно и срочно связаться с папой Деницем и, чего бы то ни стоило, добыть помощь для заключенной в ледяной осаде базы 211. Всякий раз при воспоминании о брошенных там людях капитану делалось не по себе. Он именно так и повторял в уме – «брошенные люди», никак иначе у него не выходило. Им, капитаном Хартенштейном, брошенные, на произвол судьбы и очень вероятную погибель. Надо было, конечно, не слушать, брать всех на борт, хоть бы и силой, дать раз по морде гауптштурмфюреру и пинками загнать на борт. Глядишь, за ним и его оборотни подались бы следом. Честно говоря, находиться с ними вместе в ограниченном пространстве лодки – подарочек на поминки врагу, однако живые твари и тоже их жалко. Вон как малютка Гуди по своему Медведю убивалась, даже отказалась вернуться в дом родной. Значит, не очень Медведь и страшный, раз такая девушка его любит. Но все это осталось в прошлом, и ничего Вернер поделать теперь не может, только сожалеть.

Тут ему и Мельману принесли по стаканчику «Теннеси», не бог весть что, хотя в пустыне, как говорится, любая плошка – ведро, любая грязь – водица. По дороге им вправду попалось несколько одиночек, следовавших по торговым надобностям. Но австралийский борт они пожалели, к тому же что там хорошего, кроме шерсти мериносов! А вот американский небольшой сухогруз «Апач», нахально пыхтящий скоростной турбиной, с сердечным согласием расстреляли из оставшихся кормовых торпед. Как раз шли у него на траверсе, даже догонять не пришлось. «Апач» сразу возопил о нападении, собака этакая, к счастью: попадание оказалось сверхточным, много времени на переговоры у племянников дяди Сэма не имелось. Потому к соглашению пришли быстро – продовольствие в обмен на жизнь, но Хартенштейн невольно просчитался. «Апач», по фрахту следовавший относительно безопасным путем вдоль африканского побережья, нес в трюмах изобильный груз кенийского кофе и более ничего. Запасы для камбуза его оказались скудны – в аргентинском Санта-Крусе судно должно было принять попутно несколько тонн обработанного серебра и заодно пополнить нехватку продовольствия, так что на «Апаче» и до их визита команда не пробавлялась Лукулловыми пирами. Все же взяли изрядно солярки и муки, целую говяжью тушу, еще сухарей, а самое главное – настоящих, свежих тропических фруктов, после нескольких месяцев сплошных эрзац-консервов – великий праздник для изголодавшейся команды. А Мельман, вот что значит предусмотрительный помощник, клад на любой лодке, вместе с подручным-боцманом прихватили десяток ящиков английского пива и три полные бутылки виски из капитанской каюты. Что же, с голоду не помрут, хоть и сыты до конца не будут. Но экипаж и тому обрадовался несказанно. Можно потерпеть некоторое недовольство в брюхе, когда идут не куда-то, а к родным берегам. Им теперь и норвежские северные скалы – дом, это в сравнении с Антарктикой. Что угодно снесут.