Богоматерь лесов - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Гутерсон cтр.№ 29

Но это не помогло ему с Томми. Наверное, здесь было что-то атавистическое, как в истории с Каином и Авелем: если брат может возненавидеть брата и убить его, почему отец не может возненавидеть сына? Отзвук таинственного и сурового Ветхого Завета. Может, когда Авраам готовился к закланию Исаака, он не только хотел ублажить странного, безумного Бога, но в глубине души радовался, что ему позволено убить сына? Или это был просто темный животный инстинкт, известный испокон веков — голодные львы, поедающие своих отпрысков, семейный каннибализм в древности, извращенная жажда крови плотоядных? Сказать по правде, мальчишка не оправдал ожиданий. Он был туп как чурбан и не мог усвоить простейших вещей. Было ясно, что от него не будет проку. Когда им случалось работать вместе, Том работал, а Томми бил баклуши. Бригады из отца и сына не получалось. Томми считал, что они отправились в лес, чтобы поболтать. «Не отвлекайся, — говорил ему Том. — Хватит нести вздор, пора браться за работу». Мальчишка с четверть часа занимался делом или делал вид, что занимается. Четверть часа. Максимум двадцать минут. Потом он снова принимался молоть разную чушь о рок-музыке, кино, журналах, компьютерах. Что бы он ни делал, он не желал напрягаться и был не в состоянии отработать даже день. Еще совсем маленьким, играя во дворе, Томми был бестолковым, пугливым и жалким, он вечно хныкал и всегда проигрывал. В школе он никогда не участвовал в соревнованиях по борьбе или по футболу. Какое-то время он занимался бегом вместе с такими же неспортивными ребятами, как он. Потом он бросил и это, заявив, что бегать слишком тяжело. «Ты просто ленив до одури, — сказал ему Том. — Займись каким-нибудь спортом по-настоящему, сейчас, этой зимой, и постарайся, напрягись, добейся хоть чего-нибудь». «Но я не хочу, — ответил Томми. — Я не люблю зимние виды спорта». «Не любишь? — спросил Том. — Да плевать мне, что ты любишь. Хоть раз займись чем-нибудь и не бросай. Это пойдет тебе на пользу». — «Я так не думаю». — «Не тебе судить, сопляк. Это любому идет на пользу». — «Напрягаться?» — «Вот именно». — «Честно говоря, спорт меня не интересует».

Чем же занимался Томми? Да ничем. Сидел перед компьютером, попивая шоколадное молоко с печеньем, и болтал с незнакомыми собеседниками в чатах. Когда Том заглядывал ему через плечо, мальчик щелкал мышью и выключал монитор, ожидая, когда отец уйдет. «Ты занимаешь телефон, черт тебя побери!» — «Я закончу через пару минут, папа». — «Невозможно, когда в доме постоянно занят телефон». — «Давай купим вторую линию». — «Если ты готов ее оплачивать, пожалуйста. Найди себе работу и покупай. Все равно после занятий ты ничего не делаешь». — «Что ты от меня хочешь, папа?» — «Я хочу, чтобы ты повзрослел, мог заняться делом и научился убирать собственное дерьмо, ясно тебе?» — «Я имею в виду эту минуту, а не всю мою жизнь — что ты от меня хочешь?» — «Я хочу, чтобы ты выключил этот чертов компьютер и прекратил занимать телефон. Есть кое-что поважнее твоей идиотской болтовни неизвестно с кем». — «Хорошо. Я выключу всё через минуту». — «Не смей повышать на меня голос!» — «Господи, папа! Оставь меня в покое». — «Выключи этот проклятый компьютер!»

Как-то раз Том застал его за компьютером в два часа ночи: «Утром тебе в школу! Ты соображаешь, что делаешь?» «Я не хотел занимать телефон, — ответил Томми. — Ведь сейчас он никому не нужен?» — «Иди в постель». — «Я почти закончил». — «Что за пустое занятие!» — «Я так не думаю». — «Сидеть и стучать по клавиатуре? Пустая трата времени».

Но хуже всего было то, что Элинор постоянно вмешивалась, считая своим долгом сказать свое слово, она потакала прихотям Томми, не давая ему взрослеть. Она не могла промолчать, заставляя Тома расплачиваться за все и стараясь задеть его побольнее. «Ты всегда его защищаешь, — говорил ей Том. — Ты всегда на его стороне, даже если он неправ». — «Это не так». — «Нет, так». — «Не надо объяснять мне, кто я такая, Том. Я знаю, что думаю не хуже тебя. Я тоже человек, и у меня есть собственное мнение. И оно не менее важно, чем твое». — «Что бы ни случилось, ты на его стороне. Я не могу этого понять. Ведь я хочу одного — помочь ему». — «Ясно». — «Иначе я не стал бы тратить на это время. У меня есть дела и поважнее, чем возиться с ним. Но я делаю это, понимаешь? Я хочу, чтобы он повзрослел. Чтобы он стал человеком». — «Ты делаешь это, потому что ты приперт к стенке, Том». — «Ты позволила ему вбить между нами клин. Ты позволила ему встать между нами и все испортить. Я…» — «Я просто не даю тебе издеваться над моим сыном». — «Это вздор». — «Спокойной ночи, Том». — «Это полный бред».

И так без конца. Это постоянно мешало его сексуальной жизни и заставляло его притворяться и лгать, ради того чтобы переспать с женщиной, которую он на самом деле не любил. Победить было невозможно, и это приводило его в ярость. Когда Томми подрос и немного окреп, Том взял его с собой на лесоповал, в очередной раз надеясь, что все изменится, что мальчишка рано или поздно станет другим человеком, гормоны или работа сделают свое дело, но Томми оставался собой, он не понимал, что происходит, не усваивал то, чему его учили, был не в состоянии наточить цепную пилу, его не интересовали секреты производства и ремесло лесоруба, подпилы, подсечки, приемы валки, подрезание заболони и работа с тяговым канатом. Он постоянно портил хорошую древесину, не соблюдая простейших правил раскряжевки, по сто раз повторяя одни и те же ошибки. Сколько ему ни объясняли, как обращаться с пилой, все было без толку. «Пошевели хоть немного мозгами, попробуй представить, что произойдет, если ты сделаешь этот надрез». Мальчишка хмыкал, словно понял, что ему пытаются втолковать, и продолжал свое. «Да ты просто кретин», — говорил ему Том и опять показывал, что нужно делать, а Томми стоял и смотрел. Это его вполне устраивало. Просто стоять рядом. Он не пытался прочувствовать работу изнутри и выполнить ее без понуканий, он не желал думать своей головой, он ждал, пока ему всё разжуют, и даже после этого умудрялся всё испортить. Он не собирался идти в лесорубы. У него и в мыслях этого не было. Оставалось лишь давать ему поручения, говорить, что надо сделать, а потом слушать его нытье и жалобы. «Сбегай в мастерскую и принеси мне домкрат». — «Я должен пешком тащиться в мастерскую? Без этого никак?» — «Это что за разговоры?! Господи, вот паршивец, да ты должен гордиться, что я попросил тебя принести домкрат, и мчаться за ним со всех ног, а не скулить и распускать сопли, когда тебя просят об элементарной вещи, сукин ты сын!»

В конце концов он покорялся. Том умел подчинить его, заставить делать то, что положено. Это напоминало ему дрессировку собаки. Ты бьешь собаку, чтобы заставить ее идти рядом или приносить палку, и собака слушается, чтобы избежать побоев, но когда тебя нет рядом, она в два счета выкапывает яму посреди лужайки или съедает твои ботинки, если ты не позаботишься, чтобы за это ее ожидало новое наказание.

Зачастую у Тома оставался неприятный осадок. Мальчишку было слишком легко запутать. Его сын был жалким слюнтяем, как же отцу за него не переживать. «Спасибо, что принес домкрат», — говорил Том. Наверное, он и вправду чувствовал что-то вроде благодарности. Что после этого мог подумать о нем Томми? Что его отец вздорный ублюдок, который сам не знает, что ему нужно? Нередко Том не подавал виду, что хочет извиниться, он считал, что лучше гнуть свою линию до конца и плевать, как он при этом выглядит. Разве не об этом говорилось в Библии? Сколько раз Бог Отец приходил в такую ярость, что уничтожал людей сотнями и тысячами, истреблял их без оглядки, а затем его настроение менялось: «Здесь, в плодородной долине, был город, — говорил Он, — мне жаль, что я поубивал уйму народу, но теперь я немного успокоился, кровавая бойня — отличное средство, чтобы прийти в себя».