Героев не убивают - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 33

— По-моему, ты говоришь ерунду, — не менее пьяным голосом отвечала я, — вот об меня ноги вытирали, это да!

Хорошо помню, что после этого состоялась длительная и ожесточенная дискуссия, кто из нас больше подвергался унижениям со стороны мужчин, с душераздирающими примерами. Я лично с большим удовольствием вспомнила обиды, причиненные мне всеми моими мужиками, причем особенно досталось Сашке. Зато, как я добралась до дому и легла спать, я помню плохо.

Утром я еле продрала глаза и спохватилась, что сегодня мне нельзя опаздывать, ввиду явления важного свидетеля.

К приходу Трубецкого я даже навела суперпорядок у себя в кабинете.

После долгих размышлений я решила его допрашивать в форме. Что поделаешь, не воспринимают мужчины женщин на таких должностях. Им наверняка кажется, что женщина не может мыслить здраво и объективно, и в голове у нее одни побрякушки.

Хотя, может, и правильно. Я со смехом вспомнила случай, который имел место много лет назад и научил меня не заниматься своей внешностью на работе при открытых дверях.

Я была молодым следователем и в тот день дежурила по району. Утром мне позвонили из территориального отдела милиции и порадовали тем, что мне есть работа — дело по сопротивлению работнику милиции. Злодея вместе с потерпевшим милиционером обещали привезти ко мне в прокуратуру, что было весьма удобно, но извинялись и просили подождать до обеда, так как машина в разгоне.

А поскольку на день дежурства я, уже наученная горьким опытом, никаких дел не назначала и свидетелей не вызывала (по закону подлости можно все свое дежурство просидеть в прокуратуре, изнывая от отсутствия происшествий; но если уж ты решил кого-то вызвать и допросить, уж будь уверен, что происшествия посыплются, как из рога изобилия, еще до того, как ты утром переступил порог прокуратуры), до обеда мне предстояло промаяться от безделья. И я решила заняться тем, на что мне дома времени не хватало: накрасить ногти. Сняв заранее припасенным ацетоном облупившийся лак, я аккуратно покрасила ногти свежим, для сушки лака растопырила пальцы над девственно чистым столом, подготовленным к работе по дежурному материалу, и как раз в этот момент распахнулась дверь, и два милиционера ввели сопротивленца — машина нашлась гораздо раньше обеда. Я извинилась и, размазывая непросохший лак, приступила к выполнению следственных действий.

Возбудив дело, я взяла со злодея подписку о невыезде, выдала ему запрос на работу и велела через неделю принести характеристику.

А на следующий день я разбирала вешдоки и сковырнула лак с ногтя. Благо флакончик с лаком был под рукой и я никого из посетителей не ждала, я уселась за стол, подкрасила дефектный ноготь и стала ждать, когда лак высохнет.

И надо же было такому случиться, что сопротивленец прибежал в прокуратуру с характеристикой не через неделю, как договаривались, а именно в тот день. Он, нежданный, распахнул дверь моего кабинета и увидел следователя, сидящего все в той же позе, с растопыренными пальцами, с высыхающим лаком на ногтях. Что он должен был подумать про такого следователя? Разумеется, только одно: что я целыми днями крашу ногти вместо того, чтобы расследовать дела.

Конечно, после этого красить ногти на работе я не перестала, но приучилась для маникюра запираться в кабинете.

Зная со слов Антона Старосельцева, как Трубецкой относится к женской карьере, и особенно наслушавшись Елизаветиных страшилок, я заранее приготовилась к его колкостям и представила, как он будет пытаться меня унизить. Но не могла отказать себе в удовольствии похихикать над тем, в какой шок он впадет, обнаружив, что обгаженная им в прессе следователь Швецова — та самая Машенька, с которой он был столь галантен в опере.

И вот в дверь постучали, и, дождавшись моего разрешения, в кабинет вошел Герман Трубецкой собственной персоной. И я поразилась, насколько одежда меняет человека. На нем был прекрасно сшитый строгий костюм, белая рубашка, галстук с каким-то изысканным рисунком, и по тому, как он прошел от двери до стола, протянул мне свой паспорт и присел напротив, я увидела, что он умеет носить такие костюмы и носит их с удовольствием.

При этом Трубецкой выиграл не только первый, но и второй раунд, ни жестом, ни взглядом не показав, что мы с ним где-то встречались. Ну что ж, я тоже решила не признаваться в нашем знакомстве и надеялась, что хотя бы этим, в свою очередь, его разочаровала.

Открыв его паспорт, я для начала отметила, что там указана фамилия — Трусов, а потом внимательно просмотрела все до единой страницы, проверив наличие фотографий, штампа о регистрации, и не смогла отказать себе в удовольствии рассмотреть печати загсов — о браке и разводе. Нового штампа о браке, после развода с Энгардт, не было.

Трубецкой терпеливо ждал, пока я изучу его документ. Я достала протокол допроса и, глядя в паспорт, заполнила графы с данными о личности. Потом огласила текст предупреждения об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний и содержание статьи пятьдесят первой Конституции, о том, что он вправе не свидетельствовать против себя и своих близких. Трубецкой послушно расписался в указанных мной местах по-прежнему не говоря ни слова, отложил ручку и стал смотреть мне в глаза с выражением пай-мальчика.

— Вам рассказали, зачем я вас вызвала? — спросила я Трубецкого, придвигая к себе протокол.

— Рассказали, — кивнул он, — и если честно, я удивлен, что вы не отменили вызов.

— Интересно, почему я должна была отменить вызов? — поддалась я на провокацию. А надо было приступать к допросу, без всяких лирических отступлений.

— Вы же юрист, Мария Сергеевна. Вы должны были предвидеть, что я заявлю вам отвод. Ведь между нами неприязненные отношения из-за моей публикации о вас.

— Герман Витальевич, — покачала я головой, — вы ведь тоже юрист. Разве вы не знаете, что свидетели у нас не обладают правом отвода следователя?

— Хорошо, я давно уже не занимался юридической практикой и неверно сформулировал. Вы сами должны заявить о невозможности допрашивать меня в связи с тем, что между нами неприязненные отношения.

— То есть вы хотите сказать, что испытываете ко мне неприязнь?

— Я? Упаси Боже… — рассмеялся Трубецкой, запрокинув голову, и я не могла не отметить, насколько он все же обаятелен.

— Значит, вы ко мне неприязни не испытываете, — констатировала я. — Но и я к вам неприязни не испытываю. Тогда о каком отводе речь?

— Вы не испытываете ко мне неприязни? — Трубецкой даже крутанулся на стуле. — Может быть, вы не читали мою статью?

— Читала, Герман Витальевич.

— И спокойно ее восприняли?

— Нет, очень расстроилась.

— Вот именно. Значит, все-таки обозлились на меня.

— Нет.

— Я вам не верю!

— Это ваше личное дело.