Институт сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Петр Алешковский cтр.№ 31

– А можно б было под шумок стырить – на них тогда как обморок напал, особенно когда я камушки выкатил.

Но не взял – совесть не позволила. Честный оказался рядовой угрозыска Анатолий Кретов, за то и старшину дали. А про честных что рассказывать – все всё и так знают. Может, когда и про него вспомнится – интересная же душа, как любая, впрочем, ибо уникальна от рождения, но сейчас лучше о другом – о нечестном милиционере и об умной Эльзе.

Слушайте же:

Эльза Павловна Гофф в Старгороде после войны уже появилась. Где-то как-то домишкой обзавелась на Правой стороне у Копаньки, где наши сектанты живут. Где-то как-то и сына прижила. Устроилась корректором в заводскую многотиражку, доработала до пенсии, отправила сына в армию.

Знали люди, что немка, знали даже, что с Урала или из Сибири приехала, а может и из Казахстана, издалека, в общем, но в душу не лезли, а она как есть немка – тихая, опрятная, домик хоть и покосившийся, а всегда крашен весело, и крыжовник да малина в огороде, говорят, с кулак урождаются. И цветы – такого цветника перед домом ни у кого нет: и астры тут – и простые язычковые, и трубчатые желтые, и фиолетовые, и красные, и махровые; и георгины – и «Бегси», и «Золотая звезда», и «Мерки», и «Лозунг», и «Закат» (фиолет с бледно-белым), и «Элегия», и «Стахановец», и «Светлана», и «Марианна», ну а уж горошки душистые, табаки, ноготки, настурции, анютины глазки да сирень персидская и простая – не перечесть всего. И яблоки – стволов пятнадцать: китайка, антоновка, коричное, пепин, налив золотой и белый; бросьте вдобавок дробью по забору смороду: черная – на витамин, красная – на желе, и будет, пожалуй, достаточно.

С огорода и кормилась, но приторговывала не шибко – так, на чаек-сахарок, на картошку – никто не завидовал, значит, не шибко, да и когда торговать – днем работа, а после – сын да огород. Одно слово – немка. Зависти ни у кого не вызывала, а гнаться за ней – ну к бесу. Знали, например, что рассаду или саженцы соседям забесплатно отдаст, да еще придет, покажет, как ухаживать, потому даже гордились ею перед городскими да перед поозерскими: «Наша Эльза – умная!» Но чтоб постоять-поболтать – на это у ней времени не было: ну, да кому – поп, кому – попадья, а кому и попова дочка.

Жили-жили, а потом… Летом как-то завернул на улицу Космодемьянскую господин. Натуральный капиталист: брючки, пиджачок – натуральный кримплен, очечки в золотой оправе, ботиночки – я-те-дам – на белом каучуке и усы – усы абсолютно как у нас не носят. Походил, походил, повынюхивал чего-то и к Эльзе в калитку и просочился. Приехал, значит, двоюродный братец из ФРГ.

То, что Эльза напугана была, об этом говорить не станем. Ведь ни слуху ни духу – все позабыто, быльем поросло, и вот, все возвращается как в страшном сне: и баржа по Волге, и Казахстан… Нет, нет, нет! Но сидит же – живой, из плоти человеческой, даже упитанный очень господин, паспорт предъявляет на имя Эрика Гоффа, семейные фотографии. Даже фамилия сохранилась по мужской линии, и надо же – оказывается, он ее через Красный Крест нашел, купил билетик, турпоездочку, и – нате пожалуйста: «Дядюшка Петер помер в Бонне три года назад. В последнее время, правда, он как-то плохо себя чувствовал… с головой… да, и вспоминать начал Россию, братца Пауля вспомнил и завещал вот вас найти либо Пауля, и…» Выходит, что причитается ей – фрау Гофф Эльзе-Катарине – десять тысяч американских долларов, дядюшкин алмазный перстень, столовое серебро семейное и, главное, загородная вилла с озером и машина марки «Мерседес-230». Есть, правда, и условие – коли родные не пожелают переселиться в Германию, то все вышеперечисленное за вычетом денег и перстня поступает в полную собственность немецких родственников. И не успела фрау Гофф возразить, как господин двоюродный брат добавил, что родственников в Германии много, и вряд ли удастся ей отсудить дом и озеро с фамильным серебром, ведь дядюшка был в последние годы не совсем здоров.

Умная Эльза радостно подписала отречение, завернула причитающиеся ей денежки в тряпицу и отнесла в комод в другую комнату, а перстень дядюшкин в ином месте запрятала, хорошо запрятала – вам не найти. Напоила родственника на дорожку кофе с бисквитом собственной выпечки, проводила до калитки и скорей в дом.

Заперлась и задумалась.

Соседям, конечно, ничего не поясняла, сказала, что случайно к ней немец заглянул, и все-то думала. И чем больше думала – тем больше боялась. Страшное ведь дело – валюта в доме, да от заграничного немца… Но ничего не поделаешь, неделю мучалась – решилась, годы нынче не те – пошла в горбанк, предъявила справку, заверенную нотариально, о дарственной, все как есть рассказала и попросила открыть ей валютный счет.

Сами понимаете, какова была реакция! Рылись, вестимо, в справочниках, звонили куда-то наверх, фолианты листали, но ничего не вылистали.

– Вам – не положено, по постановлению такому-то, от такого-то, и точка.

Пошла Эльза домой пригорюнившись, конечно. Все ей тюрьма да дорога дальняя мерещилась. И страшно одной в доме, и сыну боязно писать, да и не приведи Господь его в такую историю впутывать – он тут ни при чем, у него фамилия, и имя, и отчество русские, и по-немецки он – ни слова… Правда, для них это не довод…

Страшно!

И, как чуяло сердце, – пришли. То есть сперва, как и тогда: один пришел – уполномоченный КГБ старший лейтенант Сидоров. Начал-то мягко, но после, как не сознавалась, и прикрикнул даже, грозил в ее деле покопаться: «У нас все про вас записано!»

Тогда созналась Эльза – как есть: дядя умер, дядю с детского возраста не видела, куда он подевался, никто не знал, и вот теперь объявилось наследство, но она женщина умная, здесь родилась, здесь и помрет, никуда с Родины уезжать она не собирается, а потому получила отступного только десять тысяч долларов – про перстень, заметьте, не сказала, – которые как честная гражданка и поспешила сдать в банк, но ей отказали.

– Надо было нам сразу позвонить, гражданка Гофф, но коли затаили, так и ладно – нам все равно известно. Давайте здесь же и оформим сдачу, завтра я приеду, скажем… после четырех с бухгалтером. Доллары мы ваши примем под расписку, конечно, и обменяем вам их на полнокровные пять тысяч советских рублей по нынешнему курсу – пятьдесят инвалютных копеек – один доллар.

А от остального наследства правильно вы отказались – гражданке СССР собственность за границей даже и не к лицу.

Тут, видно, переиграл он – Эльза умная – почуяла подвох, знала их породу – если подстаканники латунные забирали, где уж от машины с домом отказаться. Но виду не подала, а внутри аж похолодело. Проводила гостя до калитки, отметила, что приехал он на воронке да с мигалкой, и совсем засомневалась.

Ну да Бог не оставил – забежал к ней сосед Гришка Панюшкин, одногодок ее Андрюшки, десятку забежал стрельнуть на бутылку, а заодно и поинтересоваться, что у нее сейчас мент с «Двойки» делал.

– Какой мент, Гришка, с какой двойки?

– Тетя Эльза, за кого меня держишь? Я ж только что оттуда – два года эту рожу в проходной видал – не спутаю.

– Что за двойка, Гриша?