Пастыри ночи - читать онлайн книгу. Автор: Жоржи Амаду cтр.№ 38

Курио сорвал с себя пиджак и галстук, его похоронный вид исчез без следа. Друзья снова набросились на жаку.

А Мариалва тем временем собирала в спальне свои вещи. Капрал и Курио, казалось, забыли о ней. Они и не заметили, когда она прошла через комнату.

— По-моему, пари никто не выиграл… — заявил Курио. — Значит, деньги остались целы, и вечером их можно будет истратить… Поедем есть мокеке на паруснике Мануэла…

— И возьмем с собой девочек из заведения Тиберии. Не знаешь, Курио, та с косичками, что танцевала со мной на празднике, еще там?

— Оталия? Там…

Мариалва спустилась по склону, компания в баре видела, как она прошла мимо, и переглянулась. Из дома Капрала все еще доносились раскаты хохота. Сомнений не было, это смеялись Мартин и Курио. Решили подняться и узнать, почему так весело кончилась женитьба Капрала.

Положив свой узел на землю, бедная проститутка Мариалва, робко съежившись, ждала багажного трамвая, который отвезет ее в заведение Тиберии.

Интервал

для крещения Фелисио,

сына Массу и Бенедиты,

или

кум Огуна

У мальчика были длинные белокурые волосы и голубоватые глаза. Голубыми их назвать было нельзя. «У него глаза как небо», — говорили сплетницы, но это была неправда. Они были голубоватые, но не голубые; поэтому намеки на отцовство гринго были лишь грязной выдумкой недостойных людей, готовых злословить по любому поводу.

Впрочем, совсем нетрудно было доказать ложность этого слуха: ведь когда Бенедита родила мальчика и показала его соседям, о голубоглазом гринго, питающем большое пристрастие к кашасе, в порту никто не слышал, он еще не появлялся там. Но даже и потом никто не замечал, чтобы между гринго и Бенедитой была любовная связь, возможно даже, они вообще не были знакомы, так как через несколько месяцев после своего появления в порту, которое наделало столько шума, девушка неожиданно уехала и вернулась снова уже с ребенком. Однако и тогда она задержалась совсем ненадолго — чтобы бросить бедняжку, сообщив, что он не крещен, ибо даже на это у нее не было средств. Потом она снова исчезла, не оставив ни адреса, ни какого-нибудь следа, по которому ее можно было бы разыскать. Ходили слухи, что она уехала в штат Алагоас, откуда была родом, и что якобы там умерла, но эти сведения ничем не подтверждались.

Они основывались на плачевном состоянии здоровья Бенедиты после ее возвращения. Тощая, как кляча, с ввалившимися щеками, она непрерывно кашляла. Неужели она стала бы привозить ребенка и оставлять его на руках у негра, если бы не была уверена, что приговорена к смерти? Вот почему, утверждали соседи, о Бенедите можно сказать все что угодно: что она легкомысленная, пьянчужка, распущенная, но никак не обвинить в том, что она плохая мать и бросила ребенка, которому еще не было и года. Более добрую и любящую мать, пожалуй, трудно было найти. Более заботливую и преданную. Когда малыш чем-то отравился, Бенедита дни и ночи проводила у его постельки, она все время плакала и была рядом, едва у бедняжки начинался очередной приступ боли.

Когда ребенок родился, она подумывала даже бросить веселую жизнь и наняться официанткой либо пойти в прачки. Бенедита голодала, лишь бы крошка ни в чем не знал недостатка. Покупала ему дорогое белье с вышивкой и кружевами, как сынку какого-нибудь буржуа.

И уж если Бенедита приехала, чтобы оставить ребенка на воспитание чужим людям, заключали некоторые, то только потому, что чувствовала приближение конца, ее болезнь зашла уже далеко, бедная девушка начала харкать кровью. И поскольку во время своего скоропалительного приезда она успела сказать одной знакомой, что боится умереть, не повидав родных мест, многие решили, что она отправилась в Алагоас, в селение Пилар.

Впрочем, не исключено, что на самом деле она умерла в Баии, в больнице для бедных, как утверждала некая Эрнестина, бывшая подруга Бенедиты, у которой в этой больнице лежала мать. Как-то отправившись навестить ее, Эрнестина будто бы в палате для безнадежно больных увидела Бенедиту. Та была настолько худа, что Эрнестина сначала не узнала ее; она кашляла, лежа на кровати, если можно было назвать кроватями топчаны, стоявшие в палате. Бенедита расспросила подругу о ребенке и умоляла никому не говорить о своем состоянии. Она не хотела, чтобы кто-нибудь ее видел в столь отчаянном положении, и заставила подругу поклясться, что та будет молчать.

Трое суток Эрнестина держала слово, но накануне дня, когда разрешалось посещать больных, нарушила обещание и рассказала обо всем Тиберии и негру Массу.

На следующий день все трое отправились в больницу, захватив с собой фрукты, хлеб, пирожки и лекарства, которые им дал д-р Филинто, друг Тиберии, врач заведения и очень добрый человек. Они обсудили, следует ли взять с собой ребенка, и решили, что не стоит, лучше подождать, поскольку это может явиться для больной слишком сильным потрясением, которого она не перенесет.

Но Бенедиту в больнице они уже не нашли, и никто не мог толком сказать, что с ней случилось. Сестры и врачи куда-то спешили, отвечали с недовольным видом и не знали ничего определенного. Поскольку это была больница для бедных, а не частная лечебница, смешно было бы требовать порядка и внимания. Так им и не удалось узнать, выписалась ли Бенедита (хотя и это не означало бы, что она выздоровела, а скорее, что ее невозможно вылечить) или же оказалась в числе трех женщин, которые скончались за последние несколько дней.

А потом о веселой Бенедите, такой обаятельной и легкомысленной, не поступало больше никаких известий, она могла умереть, а могла быть жива, потому что в конце концов никто не присутствовал на ее похоронах. Как знать, может, в самый неожиданный момент она появится и потребует назад своего ребенка, если только — что более вероятно, как утверждала Тиберия, — она действительно не умерла, оставив мальчика сиротой. Тиберия, договорившись с Жезусом, хотела по возвращении из больницы взять ребенка от Массу и унести его к себе. Но негр не пожелал даже обсуждать этот вопрос, он буквально озверел, он и его бабка, негритянка Вевева, столетняя старуха, которая могла еще, однако, танцевать в хороводе кандомблэ, а тем более присматривать за ребенком. Она тоже пришла в ярость: забрать у них ребенка, сына Массу?! Нет, никогда этому не бывать! Те, кто говорят, что Бенедита забеременела от белокурого гринго, когда вернулась уже тяжелобольная, а потом подбросила сына Массу, просто сплетники, готовые выдумывать о других всякие небылицы. Голубые глаза могут быть у любого ребенка, даже если отец у него негр, ибо в жилах обитателей Баии смешалось множество кровей. У мулатов может родиться светловолосый ребенок, а у белых родителей — негритенок. И ничего в этом нет удивительного, слава богу!

По словам Бенедиты, ребенок пошел в деда по материнской линии, белокурого великана-иностранца, рыночного геркулеса, поднимавшего гири и огромные шесты на удивление приезжих крестьян. Объяснение было, разумеется, вполне правдоподобным, и только злонамеренные люди упорно не желали прислушаться к нему и приписывали мальчику другого родителя, будто тому мало было Массу, любящего и заботливого отца, достойного и уважаемого человека, с которым никто не посмел бы шутить. Не говоря уже о бабке, старой негритянке Вевеве, которая смотрела за ребенком. Сама Тиберия, женщина строгая и решительная, произнесла приговор, когда ей не дали усыновить ребенка: он находится в хороших руках и лучше не может быть устроен, ему не найти более преданного отца, более нежной бабки.