Машина различий - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг cтр.№ 20

– Плохого? – В тягучем голосе – зловещая, не оставляющая надежды уверенность. – Плохо будет только Хьюстону, но это воздаяние по заслугам.

– Я не брала карты! Я даже их не трогала!

– Карты? – Он рассмеялся – сухой, из горла идущий звук.

– Эти карты, они не его. Он сам их украл!

– Хьюстон много чего украл, – сказал незнакомец; было заметно, что он озадачен, не знает, что делать со свалившейся ему на голову девицей. – Как тебя звать?

– Сибил Джонс. – Она хватила глоток воздуха. – Я – британская подданная.

– Ну надо же, – прищелкнул языком незнакомец.

Его лица не было видно. По верхнему краю дочерна загорелого лба тянулась полоска бледной кожи, усеянная бисеринками пота. След от шляпы, догадалась Сибил. Широкополой шляпы, защищающей от техасского солнца. Техасец шагнул вперед, забрал у нее лампу и прикрутил фитиль. Его пальцы были сухими и жесткими, как дерево.

В темноте, наполнившей номер, Сибил слышала отчаянный стук своего сердца и с ужасом ощущала присутствие этого человека.

Тишина становилась невыносимой.

– Вам, наверное, очень одиноко здесь, в Лондоне? – попытала удачу Сибил.

– Может, Хьюстону и одиноко. У меня совесть почище. – Голос техасца звучал резко, неприязненно. – Ты хоть раз его спрашивала, одиноко ли ему?

– Да я его даже не знаю, – настаивала Сибил.

– Ты – здесь. Женщина, которая пришла в его номер одна.

– Я пришла за кинокартами. Это такие картонки с дырочками. Вот и все, честное слово! Никакого ответа.

– Вы знаете, что такое кинотроп?

– Хрень какая-то железная, – устало отозвался техасец.

Снова молчание.

– Не ври мне. Ты – шлюха и ничего больше. Ты не первая шлюха, какую я вижу, и... – Он зашелся мокрым, болезненным кашлем.

– Но с виду ты вроде и ничего. – В темноте, когда не видно ножа и маски, этот человек не казался таким уж страшным. – В Техасе ты могла бы выйти замуж. Начать все сначала.

– Вот бы здорово было, – вздохнула Сибил.

– У нас там мало белых женщин, на всех не хватает. Нашла бы себе приличного мужика, а не какого-то там сутенера. – Он отхаркался на пол. – Ненавижу сутенеров. – Слова падали холодно и ровно, безо всякого выражения. – Ненавижу, как ненавижу индейцев! Или мексиканцев. Мексиканских индейцев... Французско-мексиканские индейцы, три сотни вооруженных ублюдков, а то и четыре. На лошадях, добыли где-то заводные винтовки, сущие дьяволы.

– Но техасцы ведь герои, – рискнула вставить Сибил, отчаянно пытаясь вспомнить название из лекции Хьюстона. – Я слышала о... об Аламо.

– Голиад. – Голос упал до сухого шепота. – Я был в Голиаде.

– Про это я тоже слышала, – поспешила сказать Сибил. – Вы покрыли себя неувядающей славой. Техасец откашлялся и снова сплюнул.

– Мы сопротивлялись два дня. Не было воды. Полковник Фаннин сдался. Нас взяли в плен, все было мило и вежливо. А назавтра вывели за город и хладнокровно расстреляли, всех. Выстроили в шеренгу и начали. Это была бойня, настоящая бойня.

Сибил молчала.

– Бойня в Аламо. А трупы они сожгли... Расстреляли отряд Мейера. Заставили их тянуть бобы. Маленький глиняный горшочек, тянешь жребий, вытащишь черный боб, и они тебя убивают. Вот что такое мексиканцы.

– Мексиканцы, – повторила она.

– Команчи еще хуже.

Откуда-то из ночи донесся визг тормозов, а затем глухое ритмичное постукивание.

Черные бобы. Голиад. У нее кружилась голова. Бобы, и расстрелы, и этот человек с продубленной солнцем и ветром кожей. От него пахло, как от поденщика, – лошадьми и потом. Как-то на Нил-стрит она заплатила два пенни, чтобы посмотреть диораму какой-то огромной американской пустыни, ужас искореженного камня. Слушая техасца, который, судя по его виду, родился и вырос именно в такой пугающей обстановке, Сибил вдруг осознала, что первобытные просторы из речи Хьюстона, все эти дикие дебри с их невероятными названиями и в самом деле реальны, что там действительно живут люди. Мик говорил, что Хьюстон украл когда-то целую страну, – и вот теперь за ним пришел ангел мщения. Она с трудом поборола идиотское желание расхохотаться.

Потом ей вспомнилась та старуха, торговка каменным маслом в Уайтчепеле, и как она смотрела на Мика, когда тот ее расспрашивал. Возможно, он, этот ангел Голиада, и не один. Как удалось столь странной личности попасть в “Гранд”, проникнуть в запертую комнату? Как может спрятаться такой человек даже в огромном Лондоне, даже в бессчетных толпах оборванных американских беженцев?

– Пьяный, говоришь? – снова подал голос техасец.

– Что? – вздрогнула Сибил.

– Хьюстон.

– Хьюстон? Да. Он в курительной. Очень пьяный.

– Пусть выпьет напоследок. Он один?

– Он... – Мик. -Он там с каким-то высоким человеком. Я его не знаю.

– Бородатый? Рука сломана?

– Я...Да.

Техасец втянул воздух сквозь стиснутые зубы и пожал плечами; скрипнула кожа.

Слева что-то звякнуло. В слабом свете зашторенного окна Сибил уловила, как блеснули, сдвинулись с места грани дверной ручки. Техасец вскочил на ноги.

Одной рукой он плотно зажал ей рот, в другой у него был устрашающего вида кинжал, нечто вроде тесака, только с заостренным концом. Кинжал находился так близко от лица Сибил, что она разглядела медную накладку на тупой стороне клинка и зазубрины на этой накладке. А потом дверь стала медленно открываться, и внутрь проскочил Мик, его голова и плечи – черный силуэт на фоне льющегося из коридора света.

Техасец отшвырнул ее в угол между бюро и стенкой, и Сибил, похоже, ударилась головой. Она стояла на коленях, окруженная смятым кринолином, и смотрела, как огромная рука хватает Мика за горло, поднимает в воздух, прижимает к стенке, как ноги Мика судорожно бьются, выстукивают по деревянной панели барабанную дробь, а потом в живот Мика косо, снизу вверх, вошел длинный блестящий клинок, вырвался и вошел снова, и в ноздри ударила жаркая вонь Мясницкого ряда.

Все потеряло реальность. Теперь Сибил воспринимала происходящее как сон, или театральный спектакль, или кино – кино, где бальзовых кубиков так много, и они такие крошечные, и программа, ими управляющая, так умело составлена, что экранная реальность даже реальнее обычной, настоящей реальности. Техасец аккуратно опустил Мика на пол, прикрыл и запер дверь; двигался он неспешно и методично.

В глазах у Сибил поплыло, она обмякла и привалилась к стене. Техасец взял Мика за воротник и потащил поглубже в тень, к зеркальному шкафу. Каблуки Мика неприятно скребли по полу. Потом техасец встал на колени, послышался шорох одежды, шлепок отброшенного в сторону бумажника, потом зазвенела мелочь, одна монета упала на паркет, покатилась, еще раз звякнула и стихла.