Крах проклятого Ига. Русь против Орды - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева, Виктор Поротников cтр.№ 50

Такое послание получил патриарх Филофей от литовского князя Ольгерда.

Как же не хотелось Филофею разбираться с этими русскими! Когда в предыдущее свое патриаршество ставил Алексия на митрополию по совету покойного Феогноста, ведь столько времени на него извел, столько бесед неспешных прошло, все выдержал Алексий. Сумел убедить, что станет единым блюстителем веры православной для всей Руси. Потому и держали его тогда почти год в Константинополе, что не верили, что боярский сын из Москвы будет радеть о тех же Киеве или Вильно!

Так и вышло, Алексий, будучи митрополитом, думал только о Московском и тех княжествах, которые были при нем. Тогда ему наперевес в Киеве и Литве поставили Романа, Алексий даже приезжал с Романом переговаривать, но князь Ольгерд посадил московского митрополита под замок, едва тому удалось бежать. Роман помер, и снова остался на Руси один митрополит – Алексий. И снова он не о единстве заботится, а о нужных ему княжествах, с Тверью все время враждует, на князя и епископа епитимью строгую наложил, самого князя и вовсе под замком держал, правда, не таким, как его самого в Киеве, но все равно…

Филофей вздохнул: теперь вон снова разбираться придется, потому как Ольгерд настаивает. А там тверской князь, небось, пожалуется…

Не успел подумать, как ему поднесли и вторую грамоту, присланную теперь архимандритом тверским Феодосием. Понятно, что Тверь с Ольгердом заодно, но негоже, чтобы на митрополита жалобы шли одна за другой! И ведь справедливо жалуются, так и не стал Алексий митрополитом для всех, его Русь – это то, что вокруг Москвы. Хитрый литовец предлагал поделить митрополию, оставив за Алексием те земли, в которых тот радеет. Это отрывало бы от Москвы многое.

Так началось церковное нестроение на Руси, которое сопровождало все время правления Дмитрия Ивановича. В нем было все: и одновременно назначенные два митрополита; и заточение Алексия в узилище; и метания Киприана, тоже назначенного митрополитом при живом Алексии, его сидение в холодной по воле Дмитрия Ивановича; и отлучение тверского князя; и неожиданные смерти претендентов на митрополичью кафедру; и многочисленные подкупы, за что один из митрополитов Пимен попадет в ссылку в далекую Чухлому, а потом будет возвращен обратно; будет «сумасшедший поп Денис» и его загадочная смерть после утверждения митрополитом…

В общем, не везло Руси конца XIV века с митрополитами, хоть плачь! Для описания всех перипетий потребовалась бы отдельная книга.

Но все эти годы у Руси был свой, не подвластный Византии с ее без конца меняющимися патриархами, духовный наставник – игумен Троицкого монастыря в Радонеже Сергий. Могло меняться сколько угодно митрополитов, греков ли, русских или болгар, авторитет Сергия Радонежского оставался на Руси непререкаемым. Одно слово старца часто делало больше, чем десятки лет войн и вражды. В трудное, очень трудное время для Руси Сергий был одним из светочей надежды для измученных людей, причем неважно, князь это или смерд.

Сидели уже давно, пиво и меды лились рекой… Постепенно хмель развязал языки настолько, что принялись вспоминать давние года.

Тимофей Васильевич в очередной раз приложился к большому кубку и, пьяно размахивая руками, вдруг стал рассказывать, как ездили в Нижний Новгород смотреть будущую невесту князю Дмитрию.

– А и хороши обе сестры были!.. Как вышли княжны, так и… ик! Так и зашлись сердца у молодых боярских сынков!

Дмитрий пока смеялся не столько над словами, сколько над пьяненьким видом немолодого уж боярина. У самого князя мысли никак не желали собираться в кучку, они расползались в разные стороны, как тараканы. Свое бессилие тоже смешило.

Микола Вельяминов, нутром почувствовав надвигающуюся неприятность, пытался заставить дядю замолчать. Но это не удавалось, Тимофей Васильевич разошелся вовсю. Он стал изображать, как вплыли в палату нижегородские княжны. Шатаясь, окольничий сделал несколько шагов от двери к столу, ноги его держали плохо, и вместо девичьей стати вышли пьяные зигзаги. Это привело компанию в совершенный восторг.

Микола подхватил дядю под локоть и силой потащил обратно к столу, яростно шепча на ухо:

– Молчи! Тимофей Васильич, молчи!

Но пьяному море по колено, заартачился, выгнулся дугой, стараясь отбиться от племянника:

– Отстань! Сейчас все расскажу! Все!

И Тимофей Васильевич снова зашелся пьяным счастливым смехом. Микола обратил внимание на то, как прищурились глаза брата Ивана, тот сидел трезвый, точно и не пил вовсе. Остальные, и Дмитрий тоже, были пьяны по-настоящему.

– Ага, только вошли княжны, как наши Васильичи… ой… наши Васильичи так и стали их п… – дядя снова икнул, глотнул еще из кубка и продолжил: – поедом есть! Ха-ха! Микола, тот с Марией своей так переглядывался, точно она уже его невеста! И княжна с него глаз не сводила…

Если сейчас дядя скажет, что Иван не сводил глаз с Евдокии, быть скандалу! Неужели Иван этого не понимает?! – ахнул Микола. Но старший брат сидел, все так же спокойно и даже жестко глядя на молодого князя. Что он делает?! Чтобы не дать Тимофею Васильевичу договорить ненужное, Микола и сам залился смехом:

– Но ведь хороша же была Мария?! Хороша? И ловко я тогда с ее старшим братом договорился, чтоб за меня старшую сестру сосватали? Скажи, ловко?

Встретившись глазами с Иваном, понял, что нажил себе недруга. Хотелось крикнуть: дурак, тебя же спасаю!

Тимофей Васильевич на уловки не поддался, он твердо вознамерился рассказать всему свету, как понравились обе сестры.

– Ага! А Ванька-то, Ванька!.. Как впился глазами в Евдокию, думал, съест ее там же! – Тимофей Васильич показал, как желал схватить и съесть старший брат Евдокию. – Ужо вогнал девку в краску! Глаза загорелись, дыханье сперло… И то, такой красавец в нее мигом втюрился! – Размахивая руками и едва не падая с лавки, Вельяминов орал: – Но я нет! Я сразу решил – Евдокия князю дадена, неча на нее пялиться! – Руки окольничьего выделывали непонятные пассы, пытаясь договорить то, что не мог пьяный язык.

Микола в ужасе перевел взгляд на Дмитрия. С того, казалось, ветром сдуло весь хмель, князь начал медленно краснеть, глаза наливались гневом, а кулаки медленно сжимались. Это не сулило Ивану Вельяминову ничего хорошего. Глаза самого виновника княжьей злости, напротив, смотрели насмешливо, с вызовом.

Тимофей Васильевич, не понимая, что роет большущую яму под племянника, склонился к князю, дыша в лицо выпитым, настойчиво внушал:

– Я тебе княжну Евдокию придержал! Верно сделал, а? Хороша женка?

Дмитрий не выдержал, встал, рот зло дергался, ходуном ходили желваки, а что сказать, и не знал. Зло отшвырнул стоявший на самом краю стола кубок, отмахнулся от не понявшего своей оплошности Тимофея Васильевича и бросился из палаты вон. Вельяминов, ошарашенно моргая, смотрел ему вслед:

– Чегой-то он? Я же сказал: ему! А Ваньке не-ет… не Ва-аньке…