Тень Ветра - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ахманов cтр.№ 48

Но Ричард Саймон, пройдя сквозь устье Пандуса и совершив недолгое путешествие в вертолете, находился сейчас не на таинственной Земле, а в местах гораздо более прозаических, вблизи Сьерра Дьяблос, в самом центре единственного материка Латмерики. Дьявольские Горы считались ничейной территорией, пустынной и абсолютно бесполезной, так как в этом нагромождении гранитных глыб и бесплодных скал, в лабиринте узких сырых каньонов, трещин, осыпей и коварных топей, в хаосе провалов, пещер и плоскогорий, заросших анчем, местной помесью ели с кактусом, – словом, в этом поганом местечке человеку искать было нечего.

Вершины Сьерра Дьяблос торчали посередь огромного благодатного материка будто ядовитый нарыв протяженностью в триста лиг, а почти все государства Латмерики располагались вокруг него – точь-в-точь как жемчужное ожерелье на шее больного проказой.

Разумеется, болезнь можно было излечить, удалив самые гнусные язвы на Свалку, а после разделаться и с остальным – взорвать все, что торчит вверх, и засыпать ущелья да трясины. Проект был недешев, и все латмериканские диктаторы, тираны и вожди вопили в один голос об отсутствии необходимых средств, энергетических мощностей и крупнокалиберных трансгрессорных станций. Но когда ООН, при поддержке Колумбии, Южмерики и России, предложила свою безвозмездную помощь, помощь эта была отвергнута. Из гордости, как утверждали местные официальные источники; из чувства самосохранения, как полагали в ЦРУ и в генеральном штабе Карательных Сил.

Если не считать отрадных исключений вроде Боливии, хунты в Латмерике держались у власти от трех до семи лет. Затем вспыхивала очередная “революсьон”, и бывший вождь или диктатор ударялся в бегство с целой сворой своих приспешников – разумеется, в том случае, коль голова еще держалась на плечах. Иногда он находил прибежище у соседей, иногда не находил, и тогда оставался еще лабиринт Сьерра Дьяблос, где у всякого предусмотрительного “отца народа” были заготовлены тайные укрытия, склады с припасами и пулеметами и все прочие средства восстановления справедливости. Там бывший властитель мог отсидеться, поднакопить силенок, наточить клыки и доказать наглому узурпатору, что порох в пороховницах еще не усох. А когда приходил миг торжества порядка и закона, в Сьерра Дьяблос бежал узурпатор – конечно, если скальп еще оставался при нем.

Вот почему Сьерра Дьяблос были так необходимы Латмерике. В определенном смысле они могли считаться национальной святыней, гарантией бурного и непрерывного революционного процесса, а значит, и прогресса – в том смысле, как его здесь понимали. Существовал, однако, неписаный закон, определенная традиция пользования всепланетным убежищем, которая весьма редко нарушалась в бурной политической жизни Латмерики. Так, наследственный президент Гватемалы, свергнутый с трона, мог бежать в свою часть Сьерра Дьяблос, скрываться среди гор и трясин у границ своей державы, грабить и вешать своих пеонов, коль возникала нужда в женщинах, рекрутах или мешках с маисом. Аналогичное правило соблюдали тираны Никарагуа и Сальвадора, президенты Коста-Рики и Гвианы, великий дон Панамский, премьеры Суринама и Белиза и даже диктатор Парагвая – где, если верить Уокеру, население было весьма темпераментным и обожало корриду по-парагвайски. Но в целом латмериканцы, народ горячий, однако не лишенный здравого смысла, считали так: коль ты партизанишь в изгнании, бей своих и не лезь к чужим.

Генерал Педро Сантанья, экс-правитель Гондураса, нарушил этот закон. Его “революционные отряды”, восемьсот стволов и столько же головорезов, курсировали вдоль рубежей Гватемалы, Сальвадора и Никарагуа, заглядывая временами в Панаму и навещая даже весьма отдаленный Эквадор. С одной стороны, это было неплохо: в каждой из этих держав имелась своя оппозиция в Сьерра Дьяблос, и люди Сантаньи, отлично вышколенные и вооруженные, сперва чистили перышки конкурентам. Но вслед за перьями летел пух, уже из местных крестьян, а это было чистым убытком. Поразительно, сколько пуха, могли нащипать восемьсот гондурасцев, таких же темпераментных, как парагвайцы! Там, где они проходили революционным маршем, не оставалось ни перьев, ни пуха, ни кур, ни девственниц. Собственно, не оставалось ничего – одни головешки да трупы со вспоротыми животами.

Их– то Ричард Саймон сейчас и лицезрел.

Перед ним лежала панамская деревушка, спаленная на треть; среди пожарищ и руин высились столбы числом не менее полутора сотен, а на них были развешаны голые мужчины. Вверх ногами, вниз головой. Их, видимо, пытали – одни лишились глаз и ногтей, кожа других почернела от расплавленной смолы, у третьих был содран скальп или надрезана мошонка, а на четвертых, пятых и шестых, располосованных мачете, смотреть было еще страшней.

Саймон, впрочем, смотрел. Недавно ему стукнуло двадцать один, а выглядел он еще моложе, но сейчас казался себе самому древним-предревним старцем. Губы его дрогнули, шепнув:

– Не милосердие, но справедливость…

Тетушка Флори, с ее мормонским максимализмом, сказала бы иначе: не мир, но меч. Ричард Саймон чувствовал, как трепещет в его руках незримый клинок возмездия.

Он смотрел.

Подвешенные на столбах мужчины были, видимо, главами семейств. С остальными не церемонились: бесполезных малолеток и стариков сожгли в домах или прикончили ударом мачете (чтоб не тратить боеприпасов), женщин изнасиловали, и трупы их валялись под столбами – там, где висели их братья, отцы и мужья. Смерть, царившая в этой деревне, была совсем иной, чем в тайятских лесах, – не честной, не благородной, не славной, а жуткой и мерзостной. Ибо то была смерть беспомощных. Оборотная сторона колумбийского Эдема!

Саймон двинулся вперед, переступая через раскинутые женские ноги и тела обезглавленных детишек. Его высокие новые башмаки на шнуровке чуть слышно поскрипывали. Комбинезон десантника Карательных Сил тоже был новым, слегка помятым, с сержантскими фасциями в петлицах; на груди висел автомат, компактная “сельва” с плоским штык-ножом. Больше никакого оружия у него не было, если не считать рук, ног и зубов. Он сам был оружием. Безжалостной десницей Закона, повелевавшего отстреливать бешеных зверей.

Деревушку делила мелкая река. За ней, в половине лиги, громоздился бурый вал Сьерра Дьяблос, где не проедешь ни на танке, ни на джипе, да и пешком не пройдешь – получишь пулю в лоб и упокоишься где-нибудь в трещине. Можно, правда, полетать над скалами на вертолете или в боевой капсуле, но тогда получишь не в лоб, а в брюхо, и не пулю, а гранату. Сьерра Дьяблос чужих не любит! Своих, впрочем, тоже: хоть не убивает, но и не кормит. Если б не было деревушек вроде этой панамской, свои бы сдохли с голоду…

Река пела, журчала по камням. Люди Сантаньи сожгли все на ее восточном берегу, но западная часть деревни уцелела. Там, как знал Саймон, располагались временный штаб гондурасцев, рота охраны и два отборных батальона – все восемьсот человек мятежного воинства. И там был Педро Сантанья, генерал и экс-президент, нарушивший правила игры.

Что, кстати, уже не являлось внутренним делом суверенного Гондураса. Согласно Конвенции Разъединения, ни одна страна не имела права вмешиваться в дела другой, в революции и гражданские войны, пока сей огненный вал не перехлестывал ее границ. А если перехлестывал, то приходили войска ООН, поскольку в той же Конвенции говорилось: “Рубежи меж государствами, установленные в настоящем документе, считаются окончательными, не подлежащими пересмотру и ревизии; их неизменность гарантируется всеми силами и средствами, как политическими и экономическими, так и военными, которыми располагает Организация Обособленных Наций”. Точка! Часть первая, статья вторая…