Князь оборотней - читать онлайн книгу. Автор: Кирилл Кащеев, Илона Волынская cтр.№ 69

По всему выходит — они и есть! Нижнемирские авахи! У кого еще проклятые глазищи будут светить Рыжим пламенем, кто еще станет бегать стаей, охотясь на… Мимо походной стоянки Огоньки проскочили, будто им и вовсе не интересно, и теперь бежали к тому самому месту, куда старший брат должен был вывести своих Биату. Навстречу медвежьему обозу!

Слухи ходили не только о чэк-наях, но и о черных шаманах, которые нынче толпами бродили по Сивиру. В черных шаманов старший брат Биату не верил, так и Рыжий огонь полагал сказками — а вот же он! Черный шаман мог вызвать авахи, но ведь Канда-то — белый! Не первый День Канду знают — точно белый! И отца его в стойбищах помнят… Или поблизости завелся другой шаман — черный? И ему тоже нужен обоз?

Старший брат Биату заскулил, как не полагается скулить медведю! Он должен знать: кто там, зачем и чем грозят ему! Только знать, держать нос по ветру — не по-медвежьи, а по-собачьи, только это могло защитить его, маленького и слабого, от Мапа, что не считают его медведем, и злых людей с копьями, что не держат его за человека! Поскуливая от ужаса, старший Биату затянул крепления лыж и, разок оглянувшись на палатки — спят! — побежал через темный Ночной лес. Все же он Мапа, хоть и перекидываться не умеет, — никакие авахи не почуют его в родном лесу!

Огоньки появились снова — теперь они бежали цепочкой — одна пара глаз за другой. Темные горбатые тени неслышно скользили между стволов. Биату остановился — за тварями на белом снегу оставалась четкая дорожка следов. Очень странных следов, похожих на мелкие собачьи, но когти больше смахивали на птичьи или даже беличьи — длинные и загнутые, с такими лазить хорошо. Следы незнакомые, но брат Биату все равно почувствовал облегчение — хоть не духи-юеры, те следов не оставляют вовсе!

Тени добрались до медвежьей тропы и закопошились там. Существа были не видны в темноте, лишь багровые отсветы их глаз парными светящимися точками вспыхивали на белом снегу. Стараясь не скрипнуть лыжами, брат Биату скользнул от одного соснового ствола к другому. Аккуратно, чтобы не стряхнуть снег с прячущей его ветки, выглянул. Четко, как храмовые стражники, тени располагались по обе стороны тропы, прятались под прикрытием ветвей и вовсе исчезали в густом подлеске. Послышался едва различимый скрежет когтей по коре, и парные багровые Огни поползли вверх по стволу. Биату шумно сглотнул — тварь лезла на дерево! Вторая тварюшка карабкалась на елку по другую сторону тропы. Да ведь они засаду устраивают!

Над головой у брата Биату послышался едва слышный скрежет, словно… словно коготь царапнул по коре. Внутренности обдало горячим варом. Медленно, с трудом поворачивая непослушную шею, Биату поднял голову.

Вцепившись когтями в ветку, тварь сидела у него над головой. Остромордая, с клочковатой шерстью, похожим на метелку хвостом, она смахивала и на здоровенную белку, и на мелкую псину. Тварь пялилась на него — и ее глаза казались двумя дырками, просверленными в длинной острой морде. Сквозь эти дырки наружу выплескивался бушующий под черепом нижнемирский Рыжий огонь. Биату стоял под этим жутким взглядом, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Существо повело носом — из ноздрей вырвались две крохотные струйки черного дыма. И ощерило зубы. Белая кость зубов была подсвечена изнутри, словно закатным солнцем. В пасти вместо языка билась тонкая струйка Рыжего пламени! Тварь сжалась на ветке и… прыгнула!

С глухим криком Биату скорчился под деревом, закрывая голову руками. Боль, нестерпимый Жар, Огненные зубы, вонзающиеся в его тело, и… все! Конец!

Ничего не произошло. Биату медленно убрал руки… Жуткая тварь сосредоточенно обнюхивала полы его парки. Он чувствовал ее горячее, просто обжигающее дыхание на своих коленях.

«Снизу жрать будет! Так ей, видать, сподручнее!» — в панике подумал он и зажмурился.

Жаркое дыхание исчезло. Биату открыл глаза. Мелко перебирая лапами, тварь мирно трусила прочь: хвост-метелка болтался между ног, острым носом она водила по снегу, будто выписывала неведомые узоры.

— Дяргуль! Красный волк! — прошептал Биату слово из совсем новой, недавно появившейся в тайге страшной сказки, в которую он тоже не верил!

Дяргуль глянул через плечо и то ли фыркнул, то ли чихнул, вроде как соглашаясь на знакомство. И одним прыжком исчез между деревьями.

Биату отер горячий пот со лба, облизнул пересохшие губы и задумчиво поглядел на полы своей парки. Даже поднял одну и понюхал. Чем она таким пахла, что дяргуль признал его за своего… Медведем?

Биату двинулся к тропе. Ему бы повернуться и бежать, но что-то тащило его вперед, как на привязи. В кустах мелькали сдвоенные Рыжие огоньки. Он видел тени, затаенное движение, но дяргули не обращали на него внимания, будто признавая его право находиться тут. И вдруг… Все Огоньки разом погасли, точно дяргули прикрыли глаза. Шуршание прекратилось — в наступившей тишине Биату услышал скрип полозьев. Он знал, кто идет по медвежьей тропе — чужие здесь не ходят. Чужие сидят в кустах и ждут. На краткий миг Биату ощутил безумное, нерассуждающее желание заорать, предупреждая тех, кто так беспечно движется по сотни раз хоженной тропе…

В ногу ему дохнуло жаром. Биату поглядел вниз. Дяргуль, тот же, а может, другой, терся у его колена. Уж неизвестно, как он сумел придать Огненным дыркам своих глаз многозначительность, но выражение их таким и было — многозначительным. Желание предупреждать родичей отмерло, не успев толком родиться. Да и с чего вдруг? Они бы небось о нем заботиться не стали!

Скрип полозьев стал отчетливее, к нему прибавилось похрустывание снега под тяжелыми лапами. В блекло-сиреневых отсветах снега стала видна небольшая вереница нарт — всего три. Не слышно было ни потявкиванья ездовых лаек, ни хриплого дыхания погонщиков. Опутанные постромками Мапа в медвежьем облике легко волокли груз. Вторая тройка, в человеческом облике, бежала рядом, поглядывая, чтобы не развалились уложенные горой и плотно увязанные товары.

Алые огоньки вспыхнули по обе стороны тропы разом. Дяргули кинулись. Тощие, как веревки, гибкие красные волки вылетали из придорожного подлеска и с ходу впивались медведям в лапы. Выскакивали из-за стволов. И сыпались сверху, из нависающих над тропой ветвей. Дяргуль скатился по гладкому боку медведя наземь и был раздавлен тяжелой лапой. Но другие двое уже вцепились медведю в холку — из их пастей ударило Пламя! Шерсть на медведе вспыхнула. От укусов дяргулей загорелись лапы, запылали уши. Второй медведь уже горел весь, от морды и до хвоста. Отчаянно ревя, он метался, колотя нартой по стволам сосен. Подскочил человек, рубанул по постромкам ножом — освобожденный от груза медведь слепо помчался по тропе, волоча за собой Пламя. Заходясь истошным, омерзительным тявканьем, дяргули бежали по бокам, то и дело прыгая и впиваясь в бока несчастного пылающими челюстями. Медведь упал, и шевелящаяся масса дяргулей накрыла его.

Новый дяргуль свалился на погонщика — прямо в капюшон малицы. Капюшон вспыхнул, Мапа сорвал малицу, отшвырнул вместе с вцепившимся в мех красным волком. Густо, как снег с ветвей, дяргули сыпанули на него сверху. Мгновение человек еще стоял, облепленный дяргулями, будто живой шубой, и рухнул навзничь, пылая, как костер. Его страшный, пронзительный крик заметался между сосен. Еще один медведь катался по снегу, пытаясь сбить Пламя со спины — красные волки прыгали ему на живот и вгрызались в грудь и брюхо. Бросившихся на помощь погонщиков встретила волна Огненных тварей — они прыгали, норовя дорваться до горла, накатывали, сминали жертву. Один человек упал сразу — он еще бился под навалившимися на него дяргулями, пытался принять медвежий облик, но уже горел, извиваясь в Пламени… Второй отмахивался ножом от напирающих со всех сторон Огненных пастей и пылающих глаз. Потом упал и он. Последний, еще живой медведь пылающим шаром ломился в подлесок, волоча за собой горящую нарту. Морда — отлично знакомая морда старого приятеля по детским играм! — окутанная Рыжим пламенем, на миг оказалась совсем рядом с укрывшимся за сосной братом Биату. Биату показалось, что медведь узнал его — в его до предела расширенных глазах мелькнула мольба, мука, даже надежда. Потом медведь просто рухнул в снег и выкатился из подлеска на тропу, застыв там мертвой горящей грудой.