Отягощенные злом. Нет пути назад - читать онлайн книгу. Автор: Александр Афанасьев cтр.№ 49

– Это проблема? – хладнокровно поинтересовался британский посланник.

Лицо ротмистра выражало одновременно и несогласие, и разочарование.

– Мы все ценим ваши советы, милорд, – сказал он, – однако то, что может быть допустимо на туманном Альбионе… в силу традиции, то недопустимо у нас. Если станет известно, что мы каким-либо образом имеем касательство к содомитам, от нас отвернутся и армия, и флот, и большая часть общества. Вы должны понимать, что на территории России такое не принято, более того, это неприемлемо, а мусульмане и вовсе считают содомию тяжелейшим преступлением. Так что о поддержке подобного рода не может быть и речи…

После выступления этого молодого капитан-лейтенанта застолье оказалось каким-то скомканным и быстро сошло на нет. Все собравшиеся… наверное, в будущем многие не раз вспомнят это застолье и сказанные здесь слова – но сейчас они относились к ним крайне негативно. Что же касается самого графа Сноудона, он не видел в этом провала, отнюдь нет. Сказанное слово рано или поздно приведет к действию, на каждый вопрос рано или поздно найдется ответ, ведь не бывает вопросов без ответов. Россия была сильна всем, кроме одного: в вопросах власти и манипулирования властью она была поразительно наивна и незрела. Мысли всех тех, кто тут собрался, не шли дальше гвардейского переворота с воззванием к войскам и к народу. При отсутствии реальной политической борьбы – откуда взяться подобному опыту, согласитесь. И именно эта ахиллесова пята должна была рано или поздно привести к крушению и монархии, и России. Потому что, если элита заражается вирусом политических игрищ и интриг, если они заменяют реальное дело и реальное служение… если они заменяют даже зарабатывание денег, обычное и ничем не постыдное занятие для любого, рано или поздно элита страны входит в смертельный клинч с двором [46] . И кто бы ни победил, такой, как раньше, страна уже не будет.

Граф Сноудон благоразумно отказался остаться на ночь, даже несмотря на настойчивые просьбы и уверения в том, что дорога по ночам опасна и душманов в округе полно. Он не хотел быть свидетелем чего-то такого, после чего он стал бы «опасным свидетелем», и не хотел бы, чтобы присутствовавшие здесь в припадке раскаяния просто убили его как свидетеля их слов за столом. Откланявшись, он немедленно выехал.

Какое-то время они ехали молча. Потом Кейн процедил сквозь зубы:

– Всего один достойный человек…

– Да уж. Впрочем, я уже говорил тебе, что в разведке нет недостойных, в разведке есть ненужные.

Кейна такие слова явно не устроили – он был мрачнее тучи и держал руль так, что тот в любую минуту мог разломиться.

– Уж не скучаешь ли ты по своему детству?.. – спросил граф.

– Да, черт возьми, скучаю, – вдруг сказал Кейн, – знаешь, когда я играл в переулках у Месы [47] , у нас была целая компания. Я, англичанин. Сын германского посла. Русские – и дворяне, и нет. Дети местных торговцев. Мы даже общались на смеси языков, никто из нас не знал толком язык другого. Но знаешь что, друг мой? Почему-то у всех нас понятия о том, что можно, что нельзя, что есть подлость, что есть предательство, были одинаковые. Моего лучшего друга тогда звали Мехмет, и он был сыном турецкого моряка, перешедшего на службу к русским, но клянусь, он был мне ближе, чем…

– Чем я, например?

– Я этого не говорил.

– Но подумал? – продолжал допытываться граф.

– Нет, черт возьми, не подумал. Предательству нет оправданий. Но знаешь что, это до чертиков мне надоело.

– Они наши враги, – сказал Сноудон, – это дезинформация. Среди них есть честные и отважные люди. Но есть и такие, и мы должны этим воспользоваться. Ты думаешь, у нас все чисты? И русские не пытаются этим воспользоваться, и может быть, прямо сейчас?!

– В последние несколько недель, когда я был в России, – продолжил Кейн будто не слыша, – мои русские друзья пошли со мной в поход. Мы уже знали, что через некоторое время моего отца отзывают обратно в Лондон и я должен буду покинуть Россию навсегда. Это были русские мальчишки, такие же как я. Я был англичанином, можно сказать, представителем Би-Пи [48] , на меня смотрели как на инструктора, и я не мог уронить честь старой доброй… А времена тогда были такие, что могла разразиться и ядерная война. Я должен был помнить о поражении, черт возьми. Об унижении нации, о Скапа-Флоу. Я должен был ненавидеть их, но вместо этого мы сидели у костра, сушили носки и жарили украденную с фермерского поля картошку, нанизанную на прутики…

Кейн помолчал и добавил:

– И русские и мы зовем своих матерей одинаково – «ма». Я помню об этом, друг. Не могу забыть. Я могу делать то, что я делаю, но не требуй от меня, чтобы мне это нравилось.

– Я тоже не в восторге, – холодно ответил граф Сноудон и добавил: – Я должен что-то знать, чего я не знаю? Что сегодня произошло?

Кейн помолчал. Потом сказал:

– Тот человек, который нас встречал. Который был за рулем. Я помню его. Пашка Каляев, из скаутов. Я помню его по скаутскому слету, отличный стрелок. Он с ними, и я не знаю, что произошло. Но меня это… мучает.

Граф Сноудон глянул в зеркало заднего вида и подобрался, как перед прыжком.

– Возможно, друг, тебе представится возможность узнать, что произошло. Прямо сейчас.

– Ты о чем… черт.

– Да, верно. Их машина едет за нами. Вопрос: зачем?

– Оторвемся? – сказать было проще, чем сделать, дорога была забита.

Вместо ответа граф достал соверен:

– Один поросенок пошел на базар, другой, плача, забился в амбар…

Здесь надо сказать несколько слов о том, почему эти люди, потомки древнейших родов, правящих родов, умыслили такое. Почему они умыслили такое, живя в Империи, которая признавала их права и преимущества, их особое происхождение, которая не пыталась их изгнать, лишить имущества, низложить. Что, например, могло не устраивать человека, который рано или поздно должен был унаследовать восемь роскошнейших дворцов, не считая других, более скромных жилищ, и состояние около десяти миллиардов рублей. Что нужно было всем этим людям, что их всех не устраивало в той жизни, которой они жили?