Рыцарь нашего времени - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Веденская cтр.№ 33

— Я хочу ребенка, — сказала она.

— Что? — я поперхнулся и закашлялся. Ирина подошла ко мне и постучала мне по спине. Лицо ее оставалось спокойным, в то время как мне было ясно — она окончательно спятила.

— Я хочу ребенка. Я хочу его только для себя. Мне нужен ребенок, мой собственный. Я уже взрослый человек, возраст подходит. Я не хочу замуж, не хочу никаких обязательств, не хочу любить. То есть… я хочу любить этого ребенка, но на этом все. Ты тоже не хочешь никаких обязательств. Согласись мне помочь с ребенком — и я помогу тебе в суде.

— Это просто шантаж! — прохрипел я, по-прежнему задыхаясь.

— Мне больше никогда ничего от тебя не понадобится. К тому же ты всегда хотел со мной переспать! — заявила Ирина спокойным тоном. Я глубоко вздохнул, а потом пошел и налил себе еще виски — полный бокал. В чем, в чем, а в этом она была права. Я хотел с ней переспать с самого первого дня, как мы познакомились. Но мог ли я предположить, во что мне это обойдется? Никогда. Нет, только не это. Не такой ценой. Права была Оксана, эта Ирина — совершенно сумасшедшая девица. С этим не поспоришь!

Я — не герой нашего времени, вовсе не смелый человек, не сильная личность, не лидер и никого никогда не звал на баррикады. Меня вырастили три женщины, а единственный мужчина в доме — мой папа — подыгрывал им в этом, как мог. Я был младшеньким, так что мне практически никогда не приходилось принимать никаких решений, и надо сказать, я вполне привык к тому, что женщины не только старше, но и сильнее меня, решительнее и умнее. Так что меня вполне можно посчитать маменькиным сыночком, не способным ни к поступку, ни к ответственности за него. И все же, когда женщина предлагает тебе стать отцом своего ребенка, поневоле задумаешься. Даже моей безответственности и разгильдяйства было недостаточно, чтобы воспользоваться ситуацией и наплевать на последствия. Уж извините, речь идет не о чем-то там, речь идет о ребенке. О живом человеке. Даже я это понимал. Даже я, но не Ирина.

Когда я услышал, чего именно она от меня хочет, я решил, что она рехнулась. Что доктор был не прав, когда говорил, что ее мозг совсем не пострадал в результате аварии. Правда, и раньше Ирину никто бы не назвал совершенно нормальной. Она стояла посреди моей кухни, держала в руке бокал с красным вином напополам с водой и улыбалась.

— А что такого? — пожала плечами она.

— Что такого? Это же не котенок, нельзя вот так взять и завести ребенка!

— Это почему же? Огромное количество женщин именно так и поступают. И огромному количеству мужчин на это наплевать. Они делают свое дело и отваливают.

— Я так не могу! — возмутился я, выхватив у нее из рук бокал. — Ты, кажется, перепила. И потом, как ты собираешься растить ребенка? Ты только-только начала нормально ходить. Работы у тебя нет, денег тоже. Я не понимаю, почему я должен быть тут голосом разума? У тебя что, биологические часы сошли с ума?

— Все это — твои ужасные аргументы — это полная ерунда, — заявила она, налив себе воды из фильтра. — Я прекрасно смогу вырастить ребенка. У меня есть жилплощадь.

— Та, что ты снимала? Или ты имеешь в виду мою жилплощадь? — язвительно уточнил я, но лицо сумасшедшей Ирины оставалось невозмутимым.

— Та, где я прописана. В Таганроге. У нас там тепло и красиво, море рядом, ребенку будет там хорошо. Я неплохо зарабатываю своими сувенирами.

— Если тебе за три месяца заплатили сорок тысяч рублей, это еще не значит, что ты неплохо зарабатываешь! — возмутился я. — Ты живешь на мои деньги.

— Ну так я стану работать больше, — Ирина нахмурилась. Мы спорили до самой ночи, потом, на следующий день, мы снова принялись обсуждать все это. Кончилось, конечно, криками и истериками с обеих сторон. Ирина кричала, что я ее не понимаю, что ей нужно, чтобы у нее был кто-то, ради кого она могла бы жить.

— Не пугай меня своими суицидальными наклонностями. Я тебя сейчас в психушку оформлю!

— Да? И что ты им скажешь? — кричала она. — Что я хочу ребенка? Заберите ее, дяденька доктор, она ребенка хочет!

— Ты… ты разговариваешь во сне. Ты можешь сидеть и часами смотреть в окно, не двигаясь. Ты не ешь мяса. Как ты можешь считать, что совершенно нормальна?!

— С каких пор признаком нормальности стал каннибализм? Поедать себе подобных — отвратительно и мерзко.

— Все вы — хиппи — психи. Нет! Ни о каком ребенке не может быть и речи.

— В таком случае я всем скажу, что ты специально врезался в «Бентли». Скажу, что ты разрушил мою жизнь — и пусть тебя расстреляют! — Ирина стояла напротив меня, разъяренная, раскрасневшаяся, и глубоко дышала. Ее грудь вздымалась. На ней была всего лишь простая белая футболка с надписью «Дикая мята», она стояла босая и притопывала от злости длинными обнаженными ногами. Я не испытывал никакого желания всем этим обладать. То есть… испытывал, конечно. Но на войне как на войне. Не сейчас и не на таких условиях.

— Уж лучше пусть я пару лет в тюрьме отсижу, чем сделаю несчастным ребенка.

— С чего ты взял, что он будет несчастным? — окончательно распалилась она. — Почему это ты решил, что мой ребенок будет несчастным? Почему ты взял на себя право.

— Да потому что! — выкрикнул я. — Посмотри на себя. Глупенькая несчастная девочка, решившая убежать от всего мира, потому что ее бросил Петя. Если ты сама несчастна, как ты можешь сделать счастливым ребенка?

— Ты… ты… я ненавижу тебя! — прошептала Ира и убежала плакать к себе в комнату, к своей глине, краскам и тихой, однообразной и навязчивой эзотерической музыке. Я остался стоять, один, посреди собственного холла, и чувствовал себя почему-то последним мерзавцем. Но ведь я был прав. Я был совершенно прав, и даже больше — я чувствовал себя почти героем, почти рыцарем. Я не стану подыгрывать запутавшейся женщине, чтобы вытащить себя из тюрьмы. И пусть она сейчас этого не понимает, когда-нибудь все равно поймет. Пусть чуть-чуть подрастет, переживет потерю своего Петра, найдет какого-нибудь нормального мужика и родит ему хоть пятерых. Как там у них, у хиппи, принято. Нет, не могу я ввязаться в такое дело, взять на себя грех и оставить ребенка, одного. И так у нас в стране достаточно матерей-одиночек.

А что будет со мной — так ли это важно? Я. Я не пропаду. А если и пропаду — какая разница. Забавные мысли приходили мне в голову. После того, что со мной случилось, и, в особенности, после того, как меня без минуты промедления выкинули из «Стакана», меня почему-то уже мало что пугало. Я даже вдруг понял, что не страшусь и тюрьмы. То есть страшусь, конечно. Но если все взвесить и прикинуть.

Я взял телефон, набрал номер одного своего знакомого риэлтора, Кольки Скобкина. Николай тут же выразил свои соболезнования в связи с произошедшим. Я поморщился. Слишком публичным стало мое дело, и у каждого знакомого теперь имелась своя версия моей ситуации, каждый имел свою позицию. Кто-то сочувствовал мне и был на моей стороне, справедливо полагая, что такое может произойти с любым. Кто-то порицал пьянство за рулем и был, таким образом, заодно с Димулей, на стороне обличающего правосудия. Такие знакомые разговаривали со мной сухо, спрашивали, что именно мне нужно, говорили, что очень заняты. Когда я пытался донести до них, что в тот злополучный день был совершенно трезв, они сухо соглашались, и совершенно ясно было, что они мне не верят.