Заря приходит из небесных глубин - читать онлайн книгу. Автор: Морис Дрюон cтр.№ 56

Но в какой-то момент либо Кастор, либо Поллукс вновь побуждали ее спуститься, без малейшего затруднения, из эфира чувств к повседневным заботам. Ее не отталкивала никакая домашняя обязанность. Делая покупки, руководя прислугой, разбираясь со счетами и денежными затруднениями, она держала на себе весь родительский дом. «Хлопотливая пчелка», — умиленно говаривал ее отец, с совершенной естественностью эксплуатируя, как и вся семья, преданность дочери. Надо было протереть пыль перед приемом на их Хуторе? Она без колебаний бралась за тряпку. Запаздывали с доставкой обеда на дом? Она сама накрывала на стол. Надо было получить деньги по переводу или ожидаемому чеку? Она отправлялась куда следовало за рулем своего маленького авто. Мать просила надеть ей чулки. Не было в семье никого, вплоть до старой английской гувернантки мисс Льюис, кому она не расточала бы свои заботы, раз тридцать на дню поднимаясь по лестнице этого шаткого дворца. Ей и в голову не приходило отдохнуть от своих близких, даже на каникулах.

Я считал, что она попусту тратит молодость на повседневную суету, и вскоре мне захотелось вырвать ее из этой кабалы, которую она таковой не считала, хотя порой и задыхалась в ней. Долг можно воспринимать не только как принуждение, но и как привилегию.

У Грегов было традицией всей семьей совершать каждое лето большое путешествие. Сам поэт, живший совершенно безмятежно и счастливо в своем саду в Пасси или в своем саду в Томери, легко бы без него обошелся. Но для его жены, требовательной Арлетты, всегда влюбленной в дальние края и экзотику, было бы почти унижением не потоптать другой уголок планеты. Что не обходилось без некоторого истощения финансов племени. Так, в один год они побывали в Канаде, в другой — Нью-Йорке, откуда Фернан Грег привез длинные «Мечтания в Центральном парке», а Арлетта — «Нью-йоркское головокружение».

Летом 1938-го она остановила свой выбор на Антильских островах, решив совершить плавание на борту банановоза — грузопассажирского судна компании «Трансат».

В это же путешествие собралась и молодая чета Фор. Ни для кого не было секретом, о котором, правда, только шушукались, что у Франсуа Дидье Грега связь с красивой Люси.

Это была, как я уже говорил, очень красивая женщина с золотыми волосами четырнадцати карат, то есть медного оттенка, и отнюдь не настолько уверенная в себе, как казалось. Она пылко хотела быть любимой, причем исключительной любовью. Эдгар же, ее муж, молодой адвокат заурядной наружности, но завораживающей интеллектуальной ловкости, который специализировался тогда на нефтяных сделках, имел неудержимую склонность к случайным интрижкам. И вот из-за уязвленной гордости или чтобы утешиться, его жена упала в объятия красавца Дидье. Похоже, Эдгар не терзался ревностью. Он держался за свою жену, как и за свои шалости, но, обладая совершенно трезвым умом, знал, что в тройственном союзе самая невыигрышная роль достается обычно любовнику.

Наш с Женевьевой роман был в самом разгаре, мы даже помыслить не могли о разлуке и все лето провели бы в отчаянии, если бы не моя стипендия на путешествие, прилагавшаяся к премии Всеобщего конкурса. Поскольку я еще не воспользовался ею, она вполне могла быть превращена в плавание на антильском банановозе.

Таким образом, элегический поэт «Золота минут» и его супруга, влюбленная в далекие горизонты, собирались отправиться в тропики вместе со всеми своими чадами и их возлюбленными. Сегодня такое никого бы ничуть не удивило, настолько изменились нравы; но по тем временам это было неслыханно и становилось возможным только благодаря тайне и неусыпной бдительности. Приличия следовало неукоснительно соблюдать.

Наши матери во всем блеске проявили свою способность создавать драмы. Моя никогда не видела, чтобы я уезжал так далеко и так надолго; воображение рисовало ей опасности, которым я собирался себя подвергнуть, а собственническое чувство никак не могло свыкнуться с тем, что мне уже двадцать лет.

Что касается Арлетты Грег, то ее накануне отъезда обуял приступ тревоги. Из-за чего требовалось немедля все отменить, или же те, кто хочет, пусть отправятся без нее, поскольку она уверена, что умрет во время плавания. «Вы не привезете меня обратно. Бросите мое тело в море…»

Ее сын воздевал глаза к небу. Хлопотливая дочь заставляла принять что-нибудь успокоительное. «Всякий раз одно и то же, каждый год», — вздыхал поэт с покорным спокойствием.

В поезд до Гавра, где нас ждал корабль, мы посадили умирающую.

«Караиб» оказался белым судном водоизмещением шесть тысяч тонн и походил на большую яхту. Он располагал шестью пассажирскими каютами, и мы заняли их все. Пока туда перетаскивали наши чемоданы, а мы учились ориентироваться среди палуб и коридоров, он отчалил. Отплытие — всегда волнующий момент. Я не упустил ни одного из движений на борту и маневров судна. Все было для меня новым и чудесным.

Новое и чудесное — это глухое пыхтение машин в чреве корабля и легкая дрожь, которую они ему сообщали. Новое и чудесное — это биение винта, серебряная пенная струя, которую он оставлял за собой в сгущавшейся ночи. Новое и чудесное — эта мягкая, упругая килевая качка, вполне убеждавшая нас, что мы уже в другой стихии.

Все это может показаться немного смешным сегодня, когда малых ребятишек отправляют самолетом одних на другой край земли, всего лишь повесив им табличку на шею. Но тогда это еще было приключением — да! — отправиться в двадцать лет на острова.

Судно двигалось вдоль нормандских берегов, усыпанных в курортный сезон множеством огоньков. Я не противлюсь желанию воспроизвести сонет, датированный 13 августа 1938 года, который сочинял в ту ночь, опершись о планширь. В конце концов, он не хуже других.

В детстве, ребенком играя на пляжах,

Я смотрел иногда, спокойными летними вечерами,

На большие корабли, уходившие в дальнее плавание,

И надеялся, что однажды они унесут и меня.

Однако сегодня вечером я в свой черед покинул якорную стоянку;

Серый причал медленно отдалился от борта;

Гавань распахнулась к новым берегам,

И я — тот самый, кто об этом мечтал.

В мерцающей ночи, открытой всем грезам,

В то время как мы выходим на простор от этих дюн,

Где блуждало мое желание странствий,

Я различаю в себе самом окончание прошлого

На длинной золотой ленте, по которой движется волна,

И думаю о ребенке, что, должно быть, смотрит сейчас на меня.

На следующее утро та, что еще вчера агонизировала, встала первой, хотя это отнюдь не было в ее привычках, и, обмотав шею муслиновым шарфом, мерила палубу широкими твердыми шагами, смешивая с морским бризом дым своей крепкой сигареты.

Мы плыли тринадцать дней. Прошли мимо Азорских островов, странных альпийских вершин, внезапно возникших из океана, на которых спокойно паслись овцы.

По мере приближения к тропикам закаты становились все великолепнее. Широкие полотнища облаков переливались в своем берниниевском полете пурпурными и алыми оттенками. Казалось, развеваются плащи всех призванных Богом на небо епископов и кардиналов Мироздания.