Такая большая любовь - читать онлайн книгу. Автор: Морис Дрюон cтр.№ 47

— Граждане! — воззвал он. — Отныне и навеки это имущество принадлежит Республике. И разграблять его — значит грабить Республику. Будьте бдительны! — После чего положил ключи от замка себе в карман в ожидании приказаний свыше.

Так что, кроме нескольких табакерок, утащенных со столиков, и вина, выпитого за победу над тиранией, все осталось в целости и сохранности.

Что же до исчезновения маркиза, то в деревне были уверены: ему помогли бежать. Из Комитета изгнали двух членов, заподозренных в связях с жирондистами, да отправили в Алансон местного кюре, застигнутого за проведением мессы в амбаре. Затем Филиппон выступил с громогласной речью, в которой беспощадно заклеймил аристократию и вынашиваемые ею контрреволюционные заговоры, а также объявил, что Лонжвиль, из бывших, примкнул к «Армии Принцев», после чего дело было закрыто.

Тем временем господин де Лонжвиль продолжал гнить в своей пещере. Он не носил больше парика с тех пор, как тот пророс шампиньонами. Впрочем, он и не налез бы больше ему на голову, так как волосы отросли.

Взяв потихоньку у отца прикарманенные им ключи, Маргарита как-то проникла в замок, чтобы принести господину де Лонжвилю то, что он просил: золото для бегства и маникюрные ножницы. Не справившись с секретным замком секретера, где лежало золото, — по крайней мере, так она сказала, — Маргарита принесла только ножницы. Долго смотрела она, как маркиз стрижет ногти и ровняет бороду, любуясь изяществом его движений. И вздыхала, а он не понимал почему.

Господин де Лонжвиль попросил ее принести ему еще чего-нибудь из одежды, ибо его шелковые панталоны порвались в первый же вечер во время их бегства, а халат, плохо приспособленный для спанья на ложе из папоротников, пришел в полную негодность. Но Маргарита не стала рыться в гардеробной замка, решив, что лучше будет господина де Лонжвиля переодеть, и принесла ему суконные штаны и бумазейную блузу, которые не надевал больше Филиппон.

Кроме этого, она снабжала маркиза свечами, а чтобы ему не было скучно, носила книжки и брошюры, которые брала из отцовского шкафа и потом ставила на место.

И господин де Лонжвиль получил возможность прочесть такие произведения, как «Устройство республиканской семьи», «Свобода негров» и «Великая встреча в башне Тампля безусого патриота Шарля Либра и раба Луи Вето».

И наконец в один прекрасный день, а именно в воскресенье она принесла в пещеру рапиру.

— Я ее случайно нашла в сундуке на чердаке. Возьмите, господин маркиз, оружие вам пригодится.

Господин де Лонжвиль был в восторге. Он тут же оторвал от бумазейной блузы Филиппона лоскут и принялся чистить клинок.

Тем временем в семье Филиппона удивлялись аппетиту, с которым Маргарита набрасывалась на ужин. Но девочка, в конце концов, росла, а растущий организм нуждается в усиленном питании. Гораздо большее удивление вызвала проявившаяся вдруг у Маргариты склонность к мечтательности. Сидя за столом, она нередко забывала про еду, а когда отец обращался к ней с вопросом, забывала ему ответить.

А однажды вдруг пропала корова. Целую ночь ее искали с фонарями. Нашли, но Маргарите пришлось сознаться, что она бросила стадо. Из чего отец заключил, что у нее завелся ухажер.

Через несколько дней после этого, когда Маргарита только-только принесла господину де Лонжвилю миску холодной похлебки, гнилые доски, закрывавшие вход в пещеру, разлетелись от удара сапогом и на пороге появился мэтр Филиппон в сопровождении двух батраков.

— Так я и знал! — вскричал он. — Так я и знал, что ты бегаешь к ухажеру! Но чтобы к такому! К цыгану, бродяге!

Но тут под всклокоченной бородой и отросшими волосами он узнал господина де Лонжвиля, который встречал его с рапирой в руке.

— Господи боже мой! — воскликнул Филиппон, позабыв, что с тех пор, как решил стать атеистом, запретил себе поминать Господа. — Господи боже мой! Так это вы, господин… — Он чуть было не сказал «господин маркиз», но вовремя спохватился. — Так это вы, господин бывший!

Папаша Филиппон был крайне озадачен. Там, наверху, его доклад о неудавшемся аресте приняли не лучшим образом. И вот теперь… его дочка, маркиз… Если б дело было без свидетелей, если б он не притащил с собой этих парней! Но разве в такие времена, когда кругом сплошные заговоры, человек его положения может ходить в одиночку?

Да уж, дело дрянь! Ну, доченька, ну удружила! Как тут выкрутиться? Никакой Дантон не поможет!

— Да ты ему еще и мои штаны отдала! То-то я обыскался их сегодня утром. Хотел надеть, чтобы корову подоить. — Взгляд его упал на валявшуюся на земле брошюру. — Теперь понятно, почему от моего шкафа разит навозом! Давайте, граждане, хватайте его! — добавил он, обращаясь к батракам.

— Благодарю тебя, Филиппон, — сказал господин де Лонжвиль. — Я еще в состоянии передвигаться самостоятельно.

Возвращение в деревню происходило в полном молчании: каждый был занят своими мыслями. Ноябрьский туман, цепляясь за яблони, устилал дно долины. Возглавлявший шествие Филиппон лишь наполовину выступал из этой ваты. Не доходя до дома сотню шагов, он вдруг воскликнул:

— Подумать только! Какой-то бывший испортил мне девку! Мне! Такое! Нет, у этих людей нет ничего святого! Они думают, что сейчас все еще средневековье!

— Филиппон, — отвечал господин де Лонжвиль, — твоя дочь спрятала меня и приносила мне пищу. Истинная правда. Потому что у этого ребенка доброе сердце. Но уверяю тебя…

Его перебила Маргарита.

— Батюшка, — сказала она, — я люблю его и всегда буду любить только его одного. — А затем шепнула господину де Лонжвилю на ухо: — Поймите, я говорю так для вашего спасения.

— Любишь или не любишь, все равно завтра я отправлю его в трибунал.

— Предупреждаю вас, если вы отправите его на смерть, я умру вместе с ним.

— Разве ты не республиканка?

— Республиканка, но я не хочу, чтобы он умирал!

Маргарита не плакала. Вытянувшись в струнку, высоко задрав голову с распущенными по спине волосами, она, казалось, была готова сразиться с целым светом. Ею было проявлено уже достаточно решимости, чтобы теперь можно было не сомневаться: она поступит именно так, как говорит. Она любила маркиза, в этом не было сомнения. И Филиппон испугался, что дочь и правда решится на крайние меры.

Он представил себе, как она сама идет и сдается в трибунал или бросается в колодец. Другой дочери у него не было. Этот народный трибун нежно любил свое дитя, а когда дети начинают действовать как взрослые, победа обычно остается за ними.

«Спрячу-ка я его сам на ночь-другую, а потом пусть убирается на все четыре стороны, — подумал он. — Но в деревне-то теперь все равно будут знать? И потом, она ведь уже обесчещена…»

Тем временем односельчане выходили из домов и шли им навстречу. И тут Филиппона осенило.

— Ладно, коли так, пусть женится на тебе, иначе ничего не выйдет, — сказал он. — Гражданин, готов ли ты взять в жены мою дочь?