Ангелы не летают - читать онлайн книгу. Автор: Франц Кафка cтр.№ 23

Ведь к этой работе подошли отнюдь не легкомысленно. За пятьдесят лет до начала строительства по всему Китаю, который должен был быть охвачен стеной, строительное искусство, и в особенности ремесло каменщика, было объявлено высшей областью знания, и все прочее признавалось лишь постольку, поскольку имело какое-то отношение к строительству. Я еще очень хорошо помню, как мы, маленькие дети, едва научившиеся ходить, стояли в садике нашего учителя и должны были из маленьких камешков складывать некое подобие стены, как учитель, подхватив подол, налетал на эту стену, всю ее, естественно, опрокидывал и так упрекал нас за слабость нашей постройки, что мы с воем разбегались во все стороны и бежали к родителям. Крохотный эпизод, но показательный для духа времени.

Мне повезло: когда в двадцать лет я сдал высший экзамен в низшей школе, как раз началось строительство стены. Я говорю «повезло», потому что многие из тех, кто достиг высшей доступной им ступени образования раньше, годами не могли найти применения своим знаниям, без толку слонялись, вынашивая в головах планы великолепных построек, и в массовом порядке опускались. Однако те, которые в конце концов приходили на стройку начальниками строительных участков — пусть даже самого низшего ранга, — были действительно этого достойны. Встречались и такие каменщики, которые много размышляли об этом строительстве, которые не переставали о нем размышлять и с первого камня, опущенного ими в землю, уже нутром чувствовали искривление стены. Но такими каменщиками — естественно, помимо стремления произвести основательнейшую работу — двигало и нетерпеливое желание увидеть, как эта постройка возникнет наконец во всем своем совершенстве (поденщик такого нетерпения не испытывает, им движет только заработок). Высшие — и даже средние — руководители в достаточной мере видят многосторонний рост стены и благодаря этому тоже сохраняют твердость духа. Но о низших, стоящих в духовном плане намного выше их внешне незначительных задач, нужно было как-то иначе позаботиться. Их, к примеру, нельзя было заставлять в какой-нибудь необитаемой горной местности, за сотни миль от родины, месяцами, а тем более — годами водружать камень на камень; безысходность такой прилежной, но даже за долгую человеческую жизнь не достигающей никакой цели работы приводила их в отчаяние и, главное, увеличивала их бесполезность. Поэтому была выбрана система строительства по частям. Пятьсот метров могли быть выложены примерно за пять лет, после чего, правда, руководители, как правило, оказывались совершенно без сил и теряли всякую веру в себя, в строительство и в этот мир. И вот когда они еще испытывали подъем после праздника стыковки тысячи метров стены, их посылали в дальние дали, и по дороге они видели, что здесь и там высятся готовые части стены, проезжали через ставки высших начальников, которые одаривали их знаками отличия, слышали, как ликуют новые армии рабочих, стекавшихся из глубин страны, видели вырубленные леса, предназначенные для возведения лесов строительных, видели горы, разбитые на камни для стены, слышали в святых местах песнопения благочестивых, молившихся о завершении строительства. Все это умеряло их нетерпение. Спокойная жизнь родины, в объятиях которой они проводили некоторое время, укрепляла их, уважение, которым были окружены все строители, смиренное доверие, с которым выслушивались их рассказы, то, как простые мирные жители верили в будущее построение стены, — все это подтягивало их душевные струны. И тогда, как вечно надеющиеся дети, они прощались с родиной, потому что желание вновь участвовать в деле народа становилось непреодолимым. И они покидали свои дома раньше, чем требовалось, и половина деревни далеко уходила с ними, провожая их. А на всех дорогах — отряды, вымпелы, знамена; никогда раньше они не видели, как велика, богата, прекрасна и достойна любви их страна. Каждый крестьянин был братом, для которого строилась защитная стена и который всем, что он имел и чем он был, готов был благодарить за это всю свою жизнь. Единство! Единство! Грудь к груди, весь народ — в одной шеренге, кровь, уже не запертая в жалком круговороте тела, а сладостно струящаяся — и все-таки возвращающаяся через весь бесконечный Китай!

Таким образом, выбор системы строительства по частям становится понятен, но, по-видимому, для него все-таки были и иные причины. Нет, кстати, ничего удивительного в том, что я так долго задерживаюсь на этом вопросе, ведь это центральный вопрос всего строительства стены, каким бы малозначительным он ни казался на первый взгляд. И если я хочу передать и сделать понятными мысли и переживания этого времени, то сколько бы я ни углублялся в рассмотрение как раз данного вопроса, оно все еще не будет достаточно глубоким.

По-видимому, прежде всего следует все-таки отдать себе отчет в том, что осуществлявшиеся тогда работы мало в чем уступали строительству Вавилонской башни, в то время как в смысле богоугодности — во всяком случае, согласно человеческому расчету — представляли собой нечто прямо противоположное тому строительству. Я упоминаю об этом, поскольку во времена начала строительства один ученый написал книгу, в которой очень строго проводил это сопоставление. Он пытался в ней доказать, что строительство Вавилонской башни не достигло своей цели отнюдь не по тем причинам, которые всеми признаются, или что, по крайней мере, эти известные причины вовсе не из самых главных. Его доказательства состояли не только из сказаний и свидетельств, но он утверждал также, что самолично провел исследования на месте и обнаружил, что постройка рухнула — и должна была рухнуть — из-за слабости основания. Ну, в этом отношении наше время намного превосходит те, давно минувшие. У нас почти каждый образованный современник — профессиональный каменщик и в вопросах подведения оснований безупречен. Но ученый метил совсем не сюда; он утверждал, что только такая великая стена впервые за все время существования человечества создаст надежный фундамент для возведения новой вавилонской башни. То есть сначала — стена, а затем — башня. Эта книга ходила тогда по рукам, но признаюсь, что я и сегодня еще не вполне понимаю, как он представлял себе эту постройку башни. Чтобы стена, которая даже не замкнута в круг, а образует что-то вроде четверти или половины круга, послужила фундаментом для башни? Нет. Тут все-таки имелся в виду только какой-то духовный смысл. Но тогда при чем тут стена, ведь она-то представляла собой что-то реальное, результат труда и жизни сотен тысяч людей? И для чего тогда в этой работе изображались планы башни (правда, туманные) и давались предложения (и даже детально разработанные меры) по объединению усилий народа для новой объемной работы?

Тогда вообще было много путаницы в головах (эта книга — только один пример), и, может быть, именно потому, что пытались собрать как можно больше людей для достижения одной цели. Ведь человеческая натура в основе своей легкомысленна и, имея природу взлетающей пыли, не выносит никаких оков; если же люди заковывают себя в цепи сами, то вскоре начинают с безумной силой эти оковы трясти и разбрасывают на все стороны света и стены, и цепи, и самих себя.

Возможно, что даже и такие — направленные против строительства стены — соображения не остались неучтенными руководством при выборе схемы строительства по частям. Мы — я говорю здесь, очевидно, от имени многих — нашли себя, собственно, только в переосмысливании распоряжений высшего руководства и поняли, что без этого руководства ни нашей школьной учености, ни нашего человеческого рассудка не хватило бы для выполнения того маленького дела, которое составляло нашу часть внутри этого большого целого. В руководящем штабе — где он был к кто там сидел, этого не знал и не знает никто из тех, кого я спрашивал, — в этом штабе прокручивались, наверное, все человеческие мысли и желания, а по встречному кругу — все человеческие цели и средства. А сквозь окно на руки, чертившие планы руководства, падал отсвет божественных миров.