Растревоженный эфир - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Шоу cтр.№ 47

Арчер прилагал все силы к тому, чтобы его лицо оставалось бесстрастным. Слушал внимательно, стараясь запомнить каждое слово. Подсознательно не позволял себе заранее прийти к какому-то мнению, не разрешал ни критиковать, ни жалеть Покорны.

— Причина всех моих несчастий — моя жена. Звучит это негалантно, такое не положено говорить композитору из романтичной Вены. Но я ее люблю, а потому могу говорить правду. Она сегодня на собрании, но скоро должна вернуться. Она заглянет в супницу и скажет, что я съел слишком много, и будет грозить, что перестанет приносить домой белый хлеб. Она всегда на собраниях. Она коммунистка. Очень влиятельная коммунистка. Это удивительно, как ее слушают. Поэтому они и взялись за меня. Иммиграционная служба. Потому что они везде видят фамилию моей жены. Меня депортируют, потому что я женился на американке, родившейся в Даверпорте, штат Айова. И любовь выходит мне боком. Когда в порту была забастовка, моя жена привела сюда парня с раскроенным черепом. Еще четверть дюйма — и его мозги вылезли бы наружу. Его разыскивала полиция, а он прятался у нас. Спал на нашей кровати, а мы — на полу. Ради своих идей она готова на все. Она может быть очень опасна, если дать ей волю. Ей нельзя позволять командовать. Если будет принято решение о моей депортации, она устроит на пристани демонстрацию. С плакатами, клеймящими поджигателей войны. Тогда меня точно вышлют.

— Послушайте, Манфред… — Арчера зачаровывали хитросплетения жизни, которые открывались ему, но он считал своим долгом прервать Покорны, может, даже остановить его. — Вам совсем не обязательно рассказывать мне о жене. Все это не имеет ни малейшего отношения ни к программе, ни к вам.

— Прошу меня извинить, мистер Арчер, — сухо ответил Покорны, — но тут вы совершенно не правы. Очень даже имеет. Она слишком хорошо известна. Она экстремистка. Она привлекает ко мне внимание. Мне этого внимания не пережить. В ФБР на мою жену имеется вот такое досье. — Пухлые ручки Покорны отмерили десять дюймов воздуха. — И что написано в этом досье? Миссис Манфред Покорны замужем за беженцем, который попал в страну по разрешению, выданному в 1940 году. Никогда не пытался получить гражданство. Сейчас работает на радио. Следующий шаг — мистер Хатт. Следующий — прощай, Америка. Я рассказываю вам все это о моей жене, потому что об этом и так всем известно. А если бы и не было известно, они могли бы спросить меня. Я слаб, труслив, боюсь тюрьмы. Спокойствие я обретаю, лишь когда сочиняю музыку. Даже когда я ем… вы заметили… во мне все бурлит.

— Однако, — Арчеру практически удалось подавить в себе неприязнь к Покорны, — вы так и не сказали мне, в чем могут обвинить вас.

— Нет, — Покорны вновь потянулся к винограду, — еще не сказал. В 1940 году, когда я подал заявление с просьбой разрешить мне въезд в Соединенные Штаты, я находился в Мексике. Жил на семь долларов в неделю. У меня была скрипка, очень хорошая скрипка, работы Гварнери, [39] и я ее продал. Мексиканцы уже собирались выставить нас из страны. Моя жена… моя первая жена, я женился на ней в Вене в двадцать первом году, вновь и вновь повторяла, что покончит с собой, если нас вышвырнут вон. Мы уже побывали во Франции, Марокко, Санто-Доминго. Несколько американских музыкантов… они играли мои произведения, до войны я получил некоторую известность… Они поручились за меня. В анкете, которую я заполнил в Иммиграционной службе, был пункт о членстве в коммунистической партии любой страны…

Покорны замялся. Арчер пристально смотрел на него. Покорны потел. Струйки пота стекали с толстых щек на шею.

— Что я мог написать? — задал Покорны риторический вопрос. — У меня оставалось семьдесят долларов. Я еврей. Мои отец и мать уже сгорели в нацистских печах… Сейчас это звучит обыденно. Естественно. Но когда вспоминаешь, как выглядела моя мать, когда стояла у плиты и готовила обед… В платье нз черного кружева. Когда вспоминаешь, как отец играл в симфоническом оркестре… Он играл на скрипке. Выдающихся музыкальных способностей у него, правда, не было, особенно если сравнивать с сыном…

Рот Покорны, набитый виноградом, искривился, и Арчер понял, что композитор вот-вот расплачется.

— Послушайте, не надо больше ничего говорить. Вы сегодня очень расстроены, ваша жена сказала, что у вас температура. Наверное, вам лучше лечь в постель. Может, разговор этот слишком для вас болезненный. Давайте поставим точку. Я приду еще раз, Манфред, когда вы поправитесь.

— А что бы вы написали в анкете? — Покорны его не слышал. — Америка рядом, по другую сторону границы. В двадцати милях. Все настроены по-доброму. Все сочувствуют. Все хотят помочь. Если ты пишешь «да»… — он пожал плечами, — ты исчезаешь. Ты с головой уходишь в трясину. Тебя забывают. Если ты пишешь «нет»… три маленькие буквочки… ты жив, ты музыкант, ты существуешь… «Да» или «нет». На бумаге все просто. А вот в жизни — нет. Иногда человеческую жизнь невозможно впихнуть в «да» или «нет». В Вене в двадцать втором году я вступил в Австрийскую коммунистическую партию. Вот. Теперь вы все знаете. Но «да» или «нет» ничего не говорят о том, как жили в Вене в двадцать втором году. Инфляция, забастовки, голод, речи, обещания… Как вместить все это в «да» или «нет»? И я вышел из партии два месяца спустя. Даже моей жене пришлось это признать, и я знаю, что все это она рассказала в Иммиграционной службе, потому что она обещала, что расскажет, когда я развелся с ней и женился на Диане…

Диана. Арчер почувствовал, как зачаровывает его это имя. Диана и Манфред Покорны. Имена слуг в музыкальной комедии. Просто невозможно представить трагический персонаж с таким именем. Диана Покорны с выговором уроженки Среднего Запада, комиссар портовых рабочих. Родители, думал Арчер, должны с большей ответственностью подходить к крещению ребенка, думать о том, какие обязательства накладывает на младенца данное ему имя.

— Она сумасшедшая, — продолжал Покорны. — Моя первая жена. Она постоянно приходит сюда и устраивает скандалы. Однажды принесла револьвер со спиленным бойком, но мы-то об этом не знали. Я плачу ей алименты, шестьдесят долларов в неделю, но она вечно больна и всегда пытается лечиться самыми дорогими лекарствами. Сейчас это кортизон. Она знает доктора, который готов взять ее в экспериментальную группу добровольцев, но курс лечения стоит триста долларов. И она уже шесть лет ходит к психоаналитику.

Арчер почувствовал, как его губы растягиваются в улыбке, и отвернулся, чтобы Покорны не увидел ее. Грех улыбаться, но сложности, которые навлек на себя Покорны выбором жен, поневоле вызывали смех. И при этом Арчер с неохотой признал, что агония, переживаемая Покорны, совершенно его не трогает. Может, подумал Арчер, если бы композитор расчесал волосы и перестал набивать рот виноградом… Если Покорны вызовут в Иммиграционную службу, решил Арчер, сначала я заставлю его пойти к парикмахеру и проверю, надел ли он чистое белье.

— Я вышел из партии, потому что там собрались идиоты, — говорил Покорны. В голосе его слышалась безмерная усталость. Он уперся локтями в стол, положил голову на руки. Лицо раскраснелось, словно температура поднялась еще выше. — Коммунисты. Они начали учить меня, какую я должен писать музыку, какую слушать, чему должен аплодировать, чему — нет. Политики, которые не понимали разницы между сонатой и сигналом горна. Я тогда писал оперу и вдруг выяснил, что у либреттиста десять тысяч соавторов. Они слушали оперу не ушами… они слушали ее полным собранием сочинений Ленина. И я решил, что если они с умным видом дают указания, ни шиша не понимая в той области, в которой я полагал себя специалистом, значит, скорее всего они так же компетентны и в других областях, о которых я ничего не знаю. Поэтому я ушел от них. Тогда это не имело никакого значения. Мне было двадцать три года… и наши пути больше не пересекались… Я говорил Диане, но переубедить ее практически невозможно. Она говорит, что я — не заслуживающий доверия интеллигент.