Царские забавы - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 45

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Царские забавы | Автор книги - Евгений Сухов

Cтраница 45
читать онлайн книги бесплатно

Государь внимательно наблюдал за сильными и умелыми руками мастера, а Гаврила уже позабыл о присутствии самодержца — гнул и вытягивал раскаленное податливое железо, а когда жар начинал ослабевать, он принимался люто бранить двух подмастерьев, которые тотчас начинали с силой раздвигать меха, нагнетая живительное дутье в полыхающий горн. Шипение рассерженного меха было для мастера таким же приятным звуком, каким для пономаря бывает звон колокола.

К приезду государя дворец был устроен. Дворяне отмыли от копоти стены и крыши, и золотые купола Грановитой палаты запылали дюжинами солнц. Дворец государя был небольшим островком среди всеобщей разрухи. Берегли дворовые люди царское добро, не растаскивали утварь, как бывало раньше. Да и кто осмелится — раздерут опришники царского обидчика, а кровавые куски разбросают по сожженной Москве.

Опришники, под стать государю, следовали уныло, не раскрывая рта. Кафтаны черны, на дорогом сукне нельзя было разглядеть следы сажи, и наряды больше напоминали траурные платья в дни великой скорби.

Распахнул государь черный наряд, а под ним платье золотое упрятано.

Чумазая челядь стелилась перед государем так, как будто возвращался он из дальнего похода, хотя не был он в Стольной всего неделю.

Зол был государь. Дурные вести всегда бежали быстрее государевых рысаков — на базарах толковали о том, что он едва ли не насмерть забил боярина Ромодановского тростью только за то, что тот посмел усомниться в правильности его решения вернуть татарам Астрахань.

Иван бил князя металлическим наконечником по спине и приговаривал:

— Будешь государя поучать?! Поделом тебе, старый пес! Будешь еще государя наставлять?!

Облачившись в домашнее, Иван Васильевич пожелал видеть Нагого Афанасия Федоровича.

Нагие были не слишком родовиты, если кто среди них и отличался, так это Федор Михайлович, который ходил некогда в любимцах у царя Василия Ивановича, а при малолетстве великого князя Ивана стоял от него по правую руку во время приема литовских послов. Даже царица Елена, известная своей строгостью, баловала батюшку милостями — повелела находиться окольничему Федору Нагому при послах в избе, — Федор Михайлович нутро имел крепкое, мог зараз перепить всех иноземных вельмож и своей способностью не пьянеть удивлял даже бояр, привыкших к застольям.

Афанасий Федорович уродился в отца. К хмельным напиткам привык уже с десяти лет, и друзья окольничего, заметив, как двенадцатилетний отрок попивает яровую брагу, не отставая от гостей, шутили:

— Федор Михайлович, видать, Афанасий у тебя послом будет, пьет винцо и не хмелеет!

Этим ценным качествам от всех прочих вельмож выделялись только послы, именно они могли выпить более всех крепкого вина, оставаясь при этом прозрачно трезвыми. Таков был и Афанасий Нагой, он не признавал слабых настоев, морщился от компотов и всему остальному предпочитал медовуху, настоянную на ядреном хмелю. А еще любил Афанасий пиво, да не какое-нибудь, а из царских запасов, приготовленное известными мастерицами. Мог его выпить зараз полведра. Утрется детина рукавом, икнет разок и готов допивать вторую половину. А послу без выпивки никак нельзя, хмель — он и хорош тем, что языки развязывает, а посол зевать не должен, все, что услышит, государю своему передать должен.

Афанасий Нагой был первый из послов, он умел напоить не только холодных литовцев, но даже казанцев, не привыкших к хмельному зелью. И, глядя на его радушную располагающую улыбку, не всякий решится отстранить от себя руку посла, держащую чашу, до верха наполненную белым вином. Но особенно крепость своего нутра ощущал Афанасий Нагой тогда, когда братину пускали по кругу за пиром, устроенным в честь иноземных гостей. Братина для такого случая была особенная, она больше походила на ведро, которое не удержать одной рукой, и для того, чтобы сделать даже единственный глоток, приходилось обнимать ее обеими руками.

Это занятие больше напоминало проверку на крепость.

Стол редел больше чем наполовину, когда братина заканчивала свой четвертый круг, а незадачливые трапезники за окончанием игрища могли наблюдать только из-под стола. После шестого круга на скамьях оставалось не более пяти человек, таких же твердолобых, как и сам Афанасий Нагой. Братина выпивалась, за ней немедленно наливалась следующая, и пили послы уже не по дюжине глотков, как было оговорено в начале застолья, а по целых две! Мужи подымались, произносили здравицу государю и всем присутствующим, а потом, налив безразмерные животы хмельным зельем, тяжко опускались на скамью. Порой казалось, что это застолье может длиться до бесконечности, слишком крепки были утробы гостей. Но после пятнадцатого круга чаша выпадала у одного из послов из рук и под веселый хохот Афанасия проливалась прямо на головы уснувших на полу вельмож. А еще через круг Нагой оставался за столом один, громким хохотом торжествуя заслуженную победу.

Только такому мужу царь Иван мог доверить самое сложное посольство, окольничий мог устроить заморским послам такой хлебосол, что на далекой родине они рассказывали сородичам о «хмельном рыцаре» как о русском феномене, встречающемся единожды в столетие.

Умеют пить русские мужики!

Каждый во дворце знал, что Афанасий Нагой не делал и шагу, не выпив ковш браги, но, несмотря на хмельное пристрастие, был он неиссякаемо крепок телом и разумен речами. Трудно было найти в застолье более речистого говоруна, чем окольничий Афанасий Нагой, и чем более он выпивал, тем речь его становилась приятней, а сам он приобретал ту разумность, какой не встретишь и у трезвого. Вот потому Иван Васильевич не осуждал своего холопа за слабость.

В этот раз Иван Васильевич пожелал видеть Афанасия Нагого немедля. Окольничий явился тотчас. По раскрасневшемуся лицу было видно, что Афанасий ради государева зова прервал хмельную трапезу, и сивушный дух разом заполнил простор царских покоев.

— Слушаю, государь-батюшка, — ударился в ноги царю Афанасий.

Поворотил государь нос, спасаясь от запаха смородиновой настойки, а потом спросил:

— Слыхал, что мне Девлет-Гирей отписал?

— Слыхал, царь, — опечалился окольничий. — Вся Москва только и толкует о государевой обиде.

— Вот что я хочу сказать тебе, Афанасий, послом в Крым к хану Девлет-Гирею поедешь.

— Как прикажешь, государь, дело это для меня привычное, — трезво посмотрел Афанасий на государя.

— Мурзу Таузака знаешь?

— Как не знать, Иван Васильевич, мы с ним большие приятели, — похвалялся Нагой, — когда в Бахчисарае бывать приходится, всегда у него во дворе останавливаюсь. Столько ведер медовухи с ним выпили, что и не сосчитать. А другого пития мурза не желает. А еще очень девок беленьких любит, таких, чтобы рыхлый зад был да с титьками большими. Ты уж, Иван Васильевич, извини, но принял я его по чести — уважение мурзе оказал и подобрал таких девок, каких Таузак желает. Не подумай чего, государь, для отечества старался, а не затем, чтобы крымским татарам угодить. Зато точно знаю, Иван Васильевич, что когда в Крым доведется езжать, то невниманием он меня не обидит: и молочной водкой угостит, и короткий путь к хану укажет, и девиц мне таких приведет, что мое грешное нутро заноет сладенько. Я-то в отличие от мурзы Таузака баб люблю чернявых и худеньких, вот они-то самые жаркие в любви. Так разгонят мою кровушку, что я с неделю молодым себя чувствую.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению