Стальной Лабиринт - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зорич cтр.№ 30

А еще в картине орудовал какой-то Цицерон, обрюзгший малый с жирными складками под бритой лысиной, обмотанный белой простыней. Этот Цицерон то обличал злодея Катилину в сенате, то растолковывал большегубым рабам, какой Катилина испорченный человек, то, в свою очередь, предавался порокам «до шестнадцати», а потом, лукаво прищурившись, созерцал закат с живописной италийской скалы (снятой, как водится, силами Ялтинской киностудии то ли в Крыму, то ли в Синопе)…

Растов никогда не любил античность.

Мифы и легенды Древней Греции, услада всякого благополучного детства, навевали на него оцепенение.

Он вообще не ценил древность — будь то Шумер или Империя инков. История заставляла его зевать, и итоговая тройка по этому предмету была скорее данью уважения учительницы Анны Макаровны к безукоризненному аскету Александру Павловичу Растову, даже внешне похожему на историческую личность…

В общем, Растов сам не заметил, как на двадцатой минуте «Катилины» заснул под напористый шум дождя, тарабанящего по крыше кинотеатра.

Заснул, преклонив мгновенно ослабевшую шею на плечо Нины, которая, напротив, казалась внимательной зрительницей и даже шикала на троицу студентов, которая вызывающе гремела пивными бутылками…

Константин проснулся, когда громко-громко заиграла исполненная роковых страстей классическая музыка и по экрану наконец поползли титры, стилизованные художниками под надписи на древнеримских надгробиях.

— Я что… долго проспал? — спросил Растов, заливаясь краской стыда (к счастью, невидимой в сумерках погруженного в сомнамбулическое бегство зала).

— Ну, как сказать «долго»… Собственно, весь фильм, — улыбнулась Нина, как-то очень по-матерински глядя на него. — Но заверяю тебя, что ты не храпел… Лежал тихо-тихо, как спящий красавец… Жаль, что нет такого балета, в компанию к «Спящей красавице». Я бы сходила.

— Подожди, а где, где я лежал?

— Ну где… У меня на коленях. — Растов заметил, Нина быстро спрятала смущение. — Я убрала вверх подлокотник и тебя аккуратненько так уложила.

— Боже мой, как стыдно, — простонал Растов. — Но ты понимаешь… Я даже не прикорнул сегодня ночью! И вчера тоже вышло поспать только несчастных три часа. Не знаю, какая муха наше доблестное командование укусила — решили, похоже, последние силы из нас выдавить: что ни день — какие-нибудь рекорды…

— Да ты не оправдывайся, Костя. Заснул — и на здоровье! Я все понимаю! И ведь тоже вижу, что вокруг происходит… Я же, между прочим, у вас работаю. В юротделе штаба дивизии.

Через десять минут они уже сидели в пустом кафе при кинотеатре. Выходить на улицу, где все так же грохотало, совсем не хотелось.

Растов, на лице которого еще не высохли капли воды, — он сходил умыться, еще не хватало на свидании закисших со сна глаз, — помешивал длинной ложкой свой кофе глясе (привычку к этому детскому, приторно-сладкому напитку он в себе зачем-то лелеял).

Нина потягивала через розовую соломинку коктейль «Мухомор» — в бокале ярко-алого томатного сока плавали, медленно растворяясь, белые шарики замороженной пятидесятиградусной водки. Потягивала аккуратно, чтобы не смазать помаду.

— Ну и как тебе в штабе работается, военюрист Белкина? — Растов подмигнул Нине, которая даже на его профанский взгляд казалась значительно более ухоженной, чем в прошлый раз, — прическа, маникюр, платье. — Все забываю тебя спросить.

— Как? Скучища запредельная.

— Правда, что ли?

— А зачем мне врать? С вопросами, которые я решаю, справилась бы и практикантка со второго курса! Вот взять хотя бы сегодняшний день… С утра оформляла страховку на рядового Каменкова. У него-то стандартный пакет есть. А он хотел нестандартный. Чтобы обязательно было среди оплачиваемых опасностей «прямое попадание метеорита». Он, дескать, прочитал, что здесь, на Грозном, часто падают на землю всякие посторонние космические тела… Я его спрашиваю так вот строго: «Рядовой, вы вообще просчитали вероятность такого события? Ведь вам за это придется платить из своего кармана, в стандартный пакет метеориты не входят!»

— А он?

— А он говорит: «Ничего не хочу считать, хочу страховку от метеорита, и все тут!» Или второй посетитель за сегодня, фамилия Плакса. Зовут Владимир. У него ипотека. Он развелся с женой, которая после курса лечения гормонами какого-то кожного заболевания осознала, что ей не нужен муж, потому что она по своему призванию — солосексуалка. Муж в шоке. Но суд решил: имеет право, солосексуалы — тоже люди. Теперь им надо делить квартиру, которая за эти два года на пятнадцать процентов подешевела. Соответственно, выплаты по ипотеке тоже надо как-то делить, устраивать свою жизнь по отдельности…

— Но это ведь имущественный вопрос? Про квартиру?

— Да, имущественный. Но еще и юридический… В общем, я должна дать товарищу Плаксе Вэ Вэ справку, а еще — бесплатную консультацию: что и кому из них двоих с его альтернативно-сексуальной женой полагается в соответствии с новейшими поправками к действующему законодательству… А еще на мне в штабе висит прием на работу гражданского персонала — кухня, склады, уборка. Объясняю каждому будущему оператору посудомоечной машины, который на полставки собирается трудиться, что звание полковника ему вряд ли присвоят. По крайней мере, в первый год работы…

Нинина манера говорить смешные вещи, не меняясь в лице, еще со времен их самого раннего (когда Кеша учился в старших классах) знакомства вызывала в Растове кипучее восхищение.

Он даже еле слышно хрюкнул от удовольствия — услышав про «звание полковника». Ведь сам он так, как Нина, не умел…

— Но когда ты училась на юрфаке, разве ожидала чего-то другого? — спросил Константин.

— Я, честно говоря, была такая легкомысленная и забалованная дура, что вообще всерьез не ожидала, что мне когда-нибудь по полученной специальности придется работать. Любила по полдня лежать в ванной с миндальной пеной, полировать пятку жужжалкой… А вечером чтобы в театр, на балет… Или в клуб какой-нибудь с друзьями закатиться. Танцы, пиво, разговоры с ментоловыми сигаретами, от волнения ломающимися в руках… Во время сессии у меня, конечно, начинались проблемы. Что получалось сдать нахрапом, методом лихорадочной предэкзаменационной зубрежки, я сдавала. А что не получалось… То перефутболивала на следующий семестр. Ну а когда что-то, как уголовный кодекс, перефутболить не получалось, я звонила папе… Тогда папа с багровой шеей очень сердитого мужчины клал в портфель дорогой коньяк и ехал ко мне в институт «решать вопросы»…

— Получается, ты жалеешь теперь, что была такая разгильдяйка? — удивился Растов.

— Ничего похожего на «жалею»! Даже того немногого, что в итоге знаю я, патентованная прогульщица, для здешних мест — предостаточно. Просто у меня такое чувство, что я поступила на юрфак не для себя самой, а чтобы мои родители были довольны, они ведь меня страшно прессовали… А вот чтобы быть довольной самой — для этого я не сделала, считай, ничего. И это ошеломляющий своей гнусностью парадокс!