Одно сплошное Карузо - читать онлайн книгу. Автор: Василий Аксенов cтр.№ 61

К удовольствию всей редакции, кабинет главного чаще всего пустовал. Полевой, один из основных советских «борцов за мир», постоянно кочевал, то и дело выходил на передовую идеологической борьбы – то на Елисейские Поля, то на Пикадилли. В его блистательном присутственном отсутствии или, наоборот, в отсутствующем присутствии удалось напечатать немало так называемых противоречивых произведений, иными словами, кое-что стоящее. Приезжая, он устраивал шумные скандалы – что-то вы тут, старики, распоясались вкрутую! – собирал редколлегию, разносил редакцию, но тут боевая труба Всемирного Совета Мира звала его в новые походы, и вещи, едва ли им не загубленные, появлялись на страницах журнала.

Именно таким образом мне удалось в те времена напечатать две самые свои «непроходимые» штуки – рассказ «Победа» и повесть «Затоваренная бочкотара». Несмотря на постоянное битье в комсомольских и других реакционных органах печати, увеличивался и авторитет молодых авторов «Юности». В середине шестидесятых годов редколлегия пошла на дерзейший шаг, включив в свой состав главу тогдашних бунтарей Евтушенко и меня.

Все это, разумеется, не могло произойти без одобрения или хотя бы уклончивого попустительства Старой площади, то есть отдела культуры ЦК, но дело в том, что в те времена и в этой почтенной организации не установилось еще свинцового единства мнений на литературный процесс. У «Юности», да и вообще у либеральной части советской интеллигенции, были если и не союзники, то доброжелатели среди иных в самом деле просвещенных партийцев.

Примером такого доброжелательства можно считать знаменитую статью тогдашнего редактора «Правды» «Партия и интеллигенция», в которой автор предостерегал от прежних вульгарных методов обращения с творческими людьми. В качестве иллюстрации таких вульгарных методов автор приводил анекдотическое письмо ялтинских таксистов писателю Аксенову. Письмо это было инспирировано газетой «Известия» как возмущенная реакция трудящихся на мой рассказ «Товарищ Красивый Фуражкин», напечатанный незадолго до этого в «Юности».

Популярность и влияние журнала становилась все выше. Читатели «Юности» превращались в своего рода многомиллионный клан. Проявились даже некоторые элементы коммерческого подхода. Эмблема журнала, рисунок литовского графика Стасиса Краускаускаса «Девушка с веточкой во рту», стала распространяться в виде почтовых открыток, этикеток для конфет и спичечных коробков, брелоков для ключей и так далее.

В вооруженных силах между тем по приказу идеологического динозавра Епишева журнал был самым решительным образом запрещен. Однажды, возвращаясь из-за границы, я оказался в одном вагоне с демобилизованными солдатами советской группы войск в Венгрии. Подвыпив, ребята рассказывали о разных своих художествах и вольностях, которые они, такие смельчаки, выкидывали по отношению к своему командованию.

Входит «помпа» (то есть помполит, политрук, комиссар), а я стою возле своей койки в тренировочном костюме, курю «Астор», а в руках у меня журнал «Юность»… Ты что, говорит помпа, читаешь, Семенов, тудыттвоюналево, разве не знаешь, что запрещено? – Нет, говорю, не знаю, товарищ старший лейтенант, покажите, где это написано. – Да я тебя на губу отправлю, Семенов! – Привет, а я уже в дембеле, уже «Юность» читаю и на все кладу.

Вот еще один сейчас вспомнился смешной поворот этой военно-литературной темы. Года два назад в Чикаго случилось мне быть в русском ресторане. Посетители меня узнали, потому что за день до этого я выступал там в русско-еврейском клубе. Подошел один крепыш лет тридцати пяти. А вы знаете, господин Аксенов, я в свое время из-за вашего рассказа в журнале «Юность» получил пять нарядов вне очереди. Как так? А вот так: служил я в танковых войсках, где – сказать не могу, сами понимаете, военная тайна. Проводит у нас «помпа» идеологическое собрание. Надо, говорит, товарищи солдаты, осудить рассказ этого Аксенова «Местный хулиган Абрамашвили». Вот ты, Гершкович, и начни. А чего же, говорю, его осуждать, рассказ хороший, говорю, жизненный. Ах так, говорит, Гершкович, пять нарядов, говорит, тебе вне очереди!

Много раз мне приходилось выезжать с бригадой журнала в различные города на встречи с читателями. Кстати говоря, встреча в Чикаго сильно напомнила мне эти прежние советские поездки. Энтузиазм публики повсюду был чрезвычайный, а однажды, кажется, в Ленинграде, студенты даже устроили редколлегии выволочку. Говоря о каких-то «проходных» сереньких стишках и рассказах, которые «Юность» время от времени (увы, слишком часто) печатала для отвода глаз, студенты кричали: как вы смеете печатаь такое говно в нашем журнале?!

Очередной, а впрочем, кажется, уже и последний кризис потряс журнал в первой половине 1969 года. Вдруг, нежданно-негаданно Евтушенко и меня исключили из редколлегии. В официальных письмах и его, и меня известили, что это произошло из-за того, что мы небрежно относились к нашим обязанностям. Большая ложь лучше всего себя чувствует на фундаменте из маленькой правды. Все, разумеется, понимали, что за этой акцией стоит что-то другое. Несколько лет спустя один из руководителей журнала признавался за рюмочкой:

– Мы старались вас отстоять, но те… – он красноречиво провел ладонью над своим плечом, как бы очерчивая невидимый погон, – они давили на нас со страшной силой.

Истина, впрочем, раскрылась задолго до этого признания.

Вместо нас в редколлегию были введены писатели Владимир Амлинский и Анатолий Кузнецов. Прошло несколько месяцев. Однажды летом я сидел в маленьком кафе в литовском местечке Нида. Вошел знакомый московский писатель. Слышали, сказал он, Анатолий Кузнецов попросил политического убежища в Лондоне. Он выступает сейчас по Би-би-си и говорит невероятные вещи.

Должен признаться, что первой реакцией моей на это сообщение был неудержимый хохот. Я воображал себе физиономии Полевого и других наших боссов и не мог удержаться от смеха. Засим – рывок к транзистору. Мой бывший приятель и в самом деле своими признаниями поражал даже тренированное воображение. Он сказал Анатолию Максимовичу Гольдбергу, что в начале этого года написал донос в КГБ на группу деятелей культуры, в том числе на Аксенова, Евтушенко, Гладилина и почему-то Аркадия Райкина и Олега Ефремова, якобы организовавших подпольную группу с целью демонтажа социализма. Сделал он это для того, чтобы заслужить доверие органов, чтобы его выпустили на Запад, то есть в конечном счете для того, чтобы сбежать и освободиться от угнетавшей его многолетней опеки этой организации.

Вот почему они нас выперли, а его ввели! Кузнецов говорил, что подбор имен этой «подпольной группы» специально был сделан им самым абсурдным образом, чтобы никто не пострадал, однако товарищам отнюдь не хотелось вникать в тонкости, они ухватились за донос, как за неожиданную бонанзу. Логика хаоса и абсурда направляла всю эту историю.

Настоящая история «Юности» – это, разумеется, история ее первых двенадцати или пятнадцати лет, когда она проходила период становления и перехода из одного кризиса в другой. С завершением кризисной поры она вступила, что называется, в «бальзаковский возраст», однако, в отличие от героинь неудержимого французского романиста, она не проявила склонности к романтическим приключениям, но лишь засохла у окошечка с пяльцами и с видом на магазин полуфабрикатов.